- Вы не зря провели в камере время. Какие глубокие мысли!

- Жизнь должна быть радостной, - успокаиваясь, продолжила Альдонса. - Полагаться нужно на рефлексы, они уберегут в случае опасности. Если они не смогут, то уже ничего не сможет.

- Да, Вы нам здорово продемонстрировали свои рефлексы, - с усмешкой вставил Диппель и указал в сторону двери. - Выскочили из камеры как креветка из кипятка.

Женщина криво усмехнулась и сказала:

- А теперь я спокойна, как креветка в холодной воде. Рефлексы оказались бессильны. Ну что ж, покорюсь судьбе, поджав лапки и свернувшись в колечко.

Диппель молча наблюдал за Лурасом. В таком задумчивом состоянии он его еще не видел. Это что-то значило.

- Мой приятель именно это и не любил, - сказал Лурас, глядя под ноги и покачивая дверь рукой, вызывая скрип. - Считал, что человек - это не креветка. Говорил, что человек способен осознать свою смертность и потому должен бороться за свою жизнь всегда, а не только в момент опасности, полагаясь на рефлексы.

Альдонса сказала, хмыкнув:

- Могу поспорить, что этот Ваш приятель надорвался. Это называется тщеславие и гордыня. Человек не должен браться за непосильные вещи. Борьба со смертью глупа.

- Смерть смерти рознь, - успел вставить Диппель, подмигнув Альдонсе.

- Да, я так ему и говорил, - тихо сказал Лурас. - Человек слаб, и не надо требовать от него непосильного. Так что Ваше мнение совпадает с моим. - И очнувшись, продолжил уже бодрым тоном: - Ну что же, донна Альдонса! Если Вы пообещаете не прыгать больше как креветка из кипятка, я пришлю к Вам женщин с теплой водой и свежим платьем. Нам с Вами еще предстоит небольшое путешествие.

Закрывая дверь камеры на ключ, Лурас думал, что надо возобновить тренировки, а то скоро его сможет побить даже обычная слабая женщина. Диппель сопел рядом, держа фонарь. Второй они оставили в камере Альдонсы, пусть посмотрит по сторонам.

- Что еще за друг у тебя? - спросил он.

- Пойдем-ка в пыточную, отмоем твою рожу, - сказал Лурас и двинулся по коридору. - По поводу этого знакомого я и хочу к тебе обратиться. Нужен врач.

- Врач не бог.

- Я понимаю. Альдонса при любом исходе твоя.

Фонарь в руке Диппеля освещал лишь небольшое пространство: частые каменные балки на потолке, каменные стены с дверями, пятак каменного пола под ногами. Их шаги поднимали эхо, которое улетало в темноту длинного коридора, возвращалось обратно уже притихшее, но приносило с собой металлический дребезг и звонкой тягучей оттяжкой неприятно щекотало в ушах.

- Моя... как же, - буркнул Диппель. - Куда ты ее увозишь?

- В Коллонж. Хочешь, вместе поедем. Сегодня вечером.

Совет назначен Лурасом через два дня, но никто не запрещает прибыть в Коллонж раньше. К тому же интересно, примет ли приглашение Диппель, или у него в городе важные дела. И ведь не торопится Диппель принимать приглашение, думает о чем-то. Лурас остановился у одной из камер с открытой настежь дверью.

- Пришли. Пыточная.

Они вошли. Тусклый свет озарил простор пыточной камеры. В стене напротив входа кольца с кандалами. Справа верстак снабженный петлями и зажимами. Рядом стол с оборудованием: молотки, тиски, щипцы... всё острое, шипастое, опасное. Зеркало в полный рост в деревянной раме и на колесиках. С потолка свисают веревки для дыбы. У другой стены ширится мощный письменный стол. Полы чисто вымыты, но запах в камере такой, какой бывает перед рассветом от базарной деревянной колоды для мяса -- несвежий.

Лурас сел за письменный стол и показал на угол, где стояла бочка:

- Вода чистая.

Диппель не спешил мыться. Он обошел камеру, с интересом оглядывая убранство. Задержался у стола с пыточным оборудованием. Наконец подошел, взял чистую тряпку, намочил и принялся энергично оттирать засохшую кровь с лица. На лбу вместо недавней раны оказалась молодая красноватая кожа. Да, очень быстро регенерируют ткани у нестов.

- Зачем тебе нужно везти Альдонсу в Коллонж? - спросил он.

- Там ее сын, устрою им очную ставку.

- Кто сын?

- Блён. Знаешь такого? - вкрадчиво спросил Лурас.

- Как Блён? Этот сосунок ее сын?! - воскликнул Диппель, прекращая на миг процедуру очищения.

- Близко подобрались они к нам, Диппель. Ты ведь его в дом пускал. Радушный хозяин. Видишь теперь, что не шутки это всё? Они рядом, а мы про них почти ничего не знаем.

Выдирая из бороды засохшие хрупкие комочки спекшейся крови, Диппель бросил острый взгляд на Лураса. Конечно, неприятно осознавать, что ходил по краю, подставляя спину врагу.

- Если он нест, то никакие очные ставки тебе не помогут. Глупая затея, - сказал он.

- Возможно. Но мне кажется, что у испанских нестов немного другое отношение к узам крови. Есть сведения, что испанская структура состоит из Альдонсы Лоренцо и что-то около десятка ее детей. Разумеется мальчиков. Я подозреваю, что в их структуре сохранились семейные и общинные ценности: мама любит своих детей, а дети любят маму. Это дало бы нам рычаг воздействия. Страшно представить, на что может пойти любящий сын, если маму немножко помучить у него на глазах. Вот и проверим.

Диппель посмотрел недоверчиво и хмыкнул.

- Ну если сильно любят друг друга, то в их компании могут оказаться и девочки...

Он имел в виду тот факт, что если один из родителей - нест, а другой - обычный, короткоживущий, то у них рождаются только мальчики. И мальчики эти всегда несты. По этой причине, кстати, практически не осталось нестов-женщин. Чтобы родилась девочка-нест, оба родителя должны быть нестами.

- Вот именно, Диппель! - ответил Лурас. - Ни об одной другой женщине в испанских землях нам не известно. Скорее всего, их нет. А это значит одно из двух: или их убивают или же они не рождаются. И проще предположить культурный запрет на кровосмешение и семейную любовь, которая, между прочим, вообще свойственна испанцам, чем предполагать ничем не обоснованный культ женского инфантицида. Это любовь, Диппель. Та самая. Чистая и светлая.

- Альдонса произвела на меня впечатление сильной и здравомыслящей женщины. Не похожа на наивную слабую дуру. Не сломаешь. Её можно только накачать сывороткой правды.

- У тебя есть с собой? - спросил Лурас.

- А у тебя?

- Ну вот. Ни у тебя ни у меня нет. Придется ждать Анклитцена. А пока поиграем в психолога. Во-первых, она быстро превратилась в покорную, как только узнала, что умрет не сегодня. Значит надеется. Значит, есть они, на кого можно надеяться. Во-вторых, когда я сказал, что её роль будет без слов, зрачки у нее расширились, хотя я светил прямо ей в глаза. А это эмоция, Диппель. Она испугалась, что кто-то может сделать что-то не так. Это догадки, но я хочу проверить. Одно тут нежелательно, она из-за любви к детям может лишить себя жизни. Про сыворотку правды она, скорее всего, слыхала.

Диппель уже привел себя в относительный порядок. Они вышли из камеры и пошли по коридору к выходу из подвалов.

- Да уж, нежелательно, - задумчиво сказал Диппель. - Ладно, я с тобой поеду. Давай, показывай своего пациента, а то мне еще надо кое-что успеть до вечера.

- Так он тоже в Коллонже.

- В Коллонже?! Ты о сыне что ли хлопочешь?

- Да при чем тут сын?! Моего сына вчера твой казнил. Злыдень. Изрубил в капусту. Весь в папашу!

- Так тебе! - мрачно ухмыльнулся Диппель.

- Ну ничего-ничего, я твоего Нуарчика завтра казню, - весело отозвался Лурас и расхохотался. - Отомщу, ха-ха-ха! за сына!

- Что-то я не понял, там хоть кто-нибудь умер в твоем Коллонже?

- Блён с Нуаром в башне ночевали, до них отрава не дотянулась, - отсмеявшись ответил Лурас. - Живьем их взяли. Ты чего такой серьезный? Тебе Нуар нужен?!

- Да на кой он мне, бестолочь эта?! Испанцы меня расстроили, кончилось спокойное время.

Они вышли из подвалов и распрощались до вечера. Диппель пошел по своим неясным делам в город, а Лурас собрался отобедать. Перед тем, как удалиться, Лурас отдал распоряжение относительно пленницы, а также приказал схватить графиню, с которой он завтракал, и доставить ее сюда.