— Вот черт, — расстроился Дин вслух.
Он встал под воду, поскорее смывая с себя остатки мыла, торопливо ополоснул голову и собирался уже выключить воду, когда услышал что-то снова. Теперь ему показалось, что звук идет снизу, из сливного отверстия.
— Что за ерунда?
Дин встал на колени и медленно приблизился к стоку. Сомнений не было: отголоски песни доносились оттуда. Ласковые, обволакивающие звуки успокаивали и будили светлую печаль одновременно, мягко манили к себе… Дин выдохнул и потряс головой.
— Не может быть! Еще рано, до равноденствия почти неделя!
Что-то клацнуло под полом душевой, раздался короткий вскрик и стук, будто уронили сухую деревяшку, а потом все стихло. На Дина липкой волной навалился страх.
— Эйдан? — позвал он негромко.
Через пару секунд дверь ванной едва не снесло с петель.
— Что? Дин, что случилось? Ты такой бледный, будто призрака увидел!
Эйдан влетел к нему, сверкая черными глазами и хищно озираясь по сторонам.
— Не знаю… там пело, а потом щелкнуло, и кто-то кричал. И музыка пропала. А шкатулка… сломалась.
— Та-ак, — протянул Эйдан, хмурясь. — Где кричали?
— Там, — Дин указал вниз, и с удивлением понял, что его зубы стучат друг об друга.
Эйдан открыл дверцу в стенке поддона душевой кабинки и, пошарив немного, достал оттуда деревянного человечка. Зубастый рот фигурки — прежде открытый — был захлопнут и перепачкан чем-то светящимся, как перламутровое молоко.
— Кровь феи, — понюхав, сказал он. — Очень плохо, очень!
— Я думал, на равноденствие…
— Все думали. Но она не хочет получить тебя в услужение, Дин. Фея собирается взять тебя в мужья, — мрачно процедил Эйдан. — Иди сюда!
Он вытащил шокированного любовника из кабинки, наскоро обтер и доставил в спальню.
— Как это, Эйдан? У меня же есть ты… — выдавил Дин.
— Ну, ее это мало волнует. Похоже, я в любом случае не жилец, по ее мнению, так что меня можно сбросить со счетов. Полежи тихо, мне нужно позвонить ребятам…
Эйдан не договорил, его телефон зазвонил раньше. Он схватил трубку и сходу заговорил на своем языке, быстро и взволнованно. Судя по забористой ругани, слышимой из динамика, звонил Крэйг.
— Ну вот, они сами нас услышали, — пояснил Эйдан Дину, закончив пересказ и дав отбой. — Сейчас будут здесь.
— Слушай, ты думаешь, что это разумно — подставлять под удар всю семью сразу?
— Они все равно не станут стоять в сторонке, ты же знаешь.
— Не станут, — согласился Дин, с несчастным видом зарываясь в одеяло поглубже.
Шок отпускал, и он начал понимать, как близко был от того, чтобы сгинуть.
— Разреши мне открыть окно. Надо поговорить с нашими, а оставлять тебя одного я не хочу, — сказал Эйдан, спешно проверяющий всех оставшихся человечков.
— Я разрешаю тебе открыть окно, — привычно отозвался Дин, укрываясь до самого носа.
Эйдан высунулся наружу и стал о чем-то говорить с Люком, конскую морду которого Дин хорошо видел на тени в стекле.
В открытое окно врывался ветер с запахом моря, но в нем ощутимо различалось что-то еще, сладкое и нежное. От этого дивного запаха Дина мутило: он означал, что весенняя сестрица Летнего Короля никуда не ушла. Фея бродила неподалеку, вопрос был только в том, насколько близко.
Эйдан закрыл наконец окно и нырнул к Дину под одеяло.
— Ничего не бойся, мы будем тебя караулить так долго, как это будет нужно. Сейчас здесь остались Люк и Крэйг, днем их сменят девочки и дед. Он, кстати, страшно счастлив, что фигурка сработала. Это ему старик МакКой посоветовал, дед плавал за ними к какому-то мастеру в Гренландию.
— Ничего себе. Столько забот из-за одного меня! Эйдан, что, если кто-то пострадает? Не проще ли будет...
Дин не знал, как проще. Выйти к ней — и обречь Эйдана на скорую кошмарную смерть?
— Мы все придумаем, Дин. Не в первый раз у нас проблемы, решим как-нибудь.
— Хорошо бы.
— Спи. Давай, закрывай глазки, а то мне придется петь тебе колыбельную, а я пою просто ужасно!
Горячее плечо Эйдана лежало под головой Дина, его голос убаюкивал. Пережитый страх медленно отпускал, и вскоре на самом деле удалось задремать.
Во сне тоже было беспокойно. Дин бродил по цветочному полю с молодой травой, искал Эйдана, звал, но голос тонул в окружившем поле тумане. Ни птиц, ни ветра, ни шума моря — только поле среди молочной мути.
— Ты должен решить, чего хочешь на самом деле, О’Горман, — негромко произнес женский голос.
Дин обернулся и увидел позади себя незнакомку. Высокая женщина со светлыми волосами, ниспадавшими длинными волнами, стояла на границе тумана, и ближайшие цветы склонялись перед ней в поклонах.
— Но я знаю, чего хочу!
— Правда? И чего же?
— Я хочу остаться здесь с Эйданом, конечно!
— Но ты смертен, — улыбнулась женщина.
— Ничто не вечно, — пожал плечами Дин. — Может, нам повезет прожить подольше?
— Об этом я и говорю. Ты же Надзорный, твое слово дорого стоит. Ты должен решить, чего ты хочешь.
— То есть я могу приказать, и фея оставит меня в покое?
Женщина рассмеялась. Мелкий жемчуг на ее белоснежном платье переливался мягкими волнами розового и зеленого.
— Люди слишком прямолинейны, — произнесла она наконец. — Нет, ты не можешь приказать весне не приходить, а жизни — остановиться. Но ты можешь решать за себя и за того, чьи поводья держишь в руках. Решение ближе, чем тебе кажется, Дин.
— Ты говоришь загадками. Откуда мне знать, что ты друг и хочешь помочь?
— Я в долгу перед одним из тех, кто стал твоей семьей, но только тебе решать, верить мне или нет. Подумай об этом позже, а сейчас проснись, проснись, Дин! Тебе пора! Открой глаза, пока не стало слишком поздно!
Туман заволок все вокруг, Дина вышвыривало из собственного сна, как пробку из бутылки теплого шампанского. Он очнулся в собственной постели и какое-то время слушал только стук сердца.
Начинало светать. Серый сумрак рисовал причудливые тени на стенах, море внизу стонало и бесконечно бросалось на камни. Эйдан спал, стоя у кровати и развернувшись лицом к окну. Дин видел его профиль, остро очерченный рассветом, и невольно улыбнулся. Легкое движение на потолке привлекло внимание, и Дин едва не заорал, но голос отказался слушаться.
Темные волосы феи были похожи на лозы, цепляющиеся за выступы скал. Они проникали сквозь щели в досках потолка, пробивались через старую дранку и штукатурку, расширяя проход.
— Эй, надзорный, — шептал голос на чердаке. — Иди ко мне! Поднимись же, это совсем не сложно!
«Не хочу! Уходи!» — единственная мысль билась сейчас в голове обездвиженного от ужаса Дина.
— Ты хочешь, надзорный! Хочешь жить вечно. Ты боишься смерти, как и все люди. А я могу дать тебе то, о чем ты просишь, ведь в нашем мире нет боли, страданий и смертей! Никаких забот, только песни под небом и мир, цветущий под ногами.
— Я люблю Эйдана, — прошептал Дин, невероятным усилием приподнимаясь в кровати.
— Лошадку? Возьми с собой свою лошадку, ведь ты должен на чем-то ехать рядом со мной, — сияющий синий глаз показался в щели на потолке, и Дин поежился.
Почему-то фея в снах и во время шествия показалась ему другой, далекой и прекрасной, а эта была опасной, жуткой и чужой.
— Я не хочу уходить, — прошептал Дин.
— Их жизни за мою просьбу, — зашептал соблазнительно красный рот в потолочной щели. — По моему приказу лучники поразят в сердце тех, кто караулит твой дом снаружи. Потом они войдут в дом у маяка и прострелят грудь каждой из оставшихся лошадей. Я опою тебя отваром трав, ты будешь недвижимо сидеть на камне в прибое, пока я стану тебя целовать на глазах последнего из них, твоего вороного коня. И, когда кровавая пена из его тела омоет наши ноги, ты навеки станешь моим. Подумай, Дин. Подумай, что лучше. Я всегда добиваюсь своего — так, может, ты хочешь спасти своих друзей от ужасной гибели?
Дин зажмурился, увидев, как за красными губами мелькают сотни крохотных, похожих на иглы зубов. Эти феи были совсем не такими, как в детских книжках или фильмах. Они не добрые и не любят людей, они живут сами по себе, по своим законам и правилам. Такая легко убьет и Эйдана, и всех остальных коней с маяка.
