— Легче?

— Да, спасибо, — кивнул Дин, тут же вспоминая: Адам весь вчера светился и был похож на сказочного принца. — Слушай, я вспомнил, ты вчера…

— О боже, сколько уже времени! — вскричал Адам внезапно. — Дин, мне пора, я сильно опаздываю! Загляну вечером, ниоткуда не падай больше, пожалуйста!

Дверь закрылась, оставляя Дина в компании шкварчащих кусочков куриного филе и развала в спальне. День обещал быть насыщенным.

====== Глава 8 ======

Раз уж день с утра не задался, Дин решил не испытывать судьбу и посвятить его домашним делам. Он нажарил себе курицы, сварил спагетти на вечер. После пришлось сходить в подвал и заняться отоплением, потому что дом снова начал остывать. Снаружи поднялся сильный ветер, он гнал над морем низкие свинцовые тучи. От вчерашней хорошей погоды не осталось и следа, будто весь праздник Дину приснился.

Он вернулся наверх и встал на пороге спальни. Надо было как-то привести все в порядок. Тяжело вздохнув, Дин принялся собирать грязное белье, стараясь не задумываться о происхождении засохших пятен на простынях, чтобы не сойти с ума. Задача не сходилась, ответ разваливался на глазах, превращаясь в абсурд. Как можно поверить в откровенный бред? Принять невозможное, существовавшее только в далеком детстве, на грани сказок и волшебных сновидений? Но, если подумать, то много происходит такого, что сложно объяснить. Эйдан, преодолевший почти двести метров за секунду. Эйдан, исчезнувший с фотографии. Эйдан, приходивший во сне и оставивший следы на его теле. Дин снова вздохнул и посмотрел на себя в зеркало. К старым царапинам и синякам добавились свежие, а на предплечье синела явная пятерня. Натянув толстовку, Дин пошел отправлять в стирку первую партию белья. Только бы стиральная машинка не подвела, она здесь старенькая!

Он немного подкрепился и поставил сливать фото с камеры на ноутбук. Эх, монитор бы побольше, здесь приходится увеличивать! Папки с прежними работами были рассортированы и аккуратным рядком лежали в директории «Ирландия». Дин включил музыку и надел наушники: так ему всегда удавалось лучше концентрироваться. Поддавшись внезапному порыву, он открыл папку с фото, сделанными еще на родине. Дом снаружи, дом внутри, Бретт. Смеется, что-то говорит, ставит Дину «рожки». Это снимала его подружка, рыжая девица... Нет, не вспомнить имени. Залив Окленда, сосед, с которым часто бегали вместе в парке — Джаред Тернер. Тернер, мать его. Дин прикрыл глаза, вспоминая свой город, запах ветра там, ощущение от дивана в гостиной. Кажется, что это было уже так давно, годы назад. А ведь не прошло еще и месяца… Наверное, дело в том, что здесь все так однообразно и серо, время тянется куда дольше привычного. Хотя вчерашний день серым никак не назовешь.

Дин оторвался от фото, собираясь сделать себе кофе и заняться работой вплотную, поднял глаза — и подпрыгнул на диване, роняя наушники. Стеклянное оконце двери было загорожено чем-то большим и черным. Оно шевелилось и шумно дышало. Дин икнул. В оконце показался глаз, потом большая голова дернулась, стал виден край свинцового неба и чуткие, легкие уши над гладкой гривой. Лошадь! Дин выдохнул облегченно и тут же подскочил, хватая камеру. Стоило заснять животное, все любят лошадей почти так же, как котиков! Отсоединив шнур от ноутбука, Дин на ходу переключал настройки для дневной съемки со слабым светом, но когда он снова посмотрел в дверное окошко, коня там уже не увидел.

— Нет-нет-нет! — пробормотал он. — Лошадка, не поступай так со мной!

Накинув куртку, Дин высунул нос за дверь. Похолодало, дул пронизывающий ветер. Серая трава плотно прилегала к земле, под обрывом ворчало море. Конь стоял в стороне, неподалеку от скал. Дин не заметил на нем отметок собственника, как и деталей упряжи или хотя бы веревки. Создавалось впечатление, что конь просто так шел мимо по своим делам и решил заглянуть в гости. Может, это та самая животина, что оставляет следы в доме и у двери?

— Эй, не бойся меня, лошадка, — ласково заговорил Дин, всегда разумно опасавшийся больших зверей. — Я тебя не обижу! Просто хочу сфотографировать. Ты такая красивая... ой, прости, такой красивый! Ты мальчик, я вижу!

Конь вскинул голову и нервно заржал. Кому бы он ни принадлежал, выглядел он очень ухоженным. Блестящая черная шерсть лежала волосок к волоску, длинная грива плавными волнами спадала на шею. Дин невольно вспомнил лошадь из своего сна. Та была похожа на этого коня, тоже очень красивая, но глаза у нее горели пламенем, а у этого обычные, карие. Конь нервно дышал, дергал головой, переступал длинными ногами. Он, похоже, чувствовал себя неуютно под взглядом Дина и, когда тот навел на него объектив камеры, совсем потерял присутствие духа. Конь фыркнул, встал на дыбы, разбежался и сиганул с обрыва вниз прежде, чем Дин успел закричать.

— Твою ж мать...

Дин побледнел и едва не выронил камеру. Он подбежал к обрыву, ожидая увидеть там покалеченное или уже мертвое животное, но прибрежные камни были пусты. Ни тела, ни кровавой пены в прибое — вообще ничего.

Беззвучно матерясь, Дин возвращался домой. Он был зол на себя и на окружающий мир, дразнивший его и сводивший с ума. Хватит уже страдать ерундой и бегать за лошадьми, тут работы целая гора! Пусть местные волшебные сказки справляются как-нибудь без него.

Дома было зябко. Удивившись, Дин посмотрел на комнатный термометр, опасаясь, что может сбоить отопление, но тот показывал нормальную температуру. Горячий кофе не спасал, и теплый плед тоже — судя по всему, начался жар. Молодец, Дин, побил все рекорды — сперва сомнительная ночь, потом похмелье, теперь озноб! Нечего было бегать в распахнутой куртке за психованными конями. Кое-как удалось укутаться в пледы и вновь погрузиться в спокойный мир фотографии. К большому удивлению Дина, даже вечерние фото с праздника большей частью удались. Но лучше всего получились кадры с самодеятельным оркестром и Уилс. Особенно с Уилс. Дин фотографировал людей лет с пятнадцати и вынужден был признать, что никогда прежде ничего подобного не наблюдал. Уилс двигалась, пока он снимал, часть кадров должна была выйти плохо — размыто и не в фокусе. Однако на каждом фото Уилс получилась отлично. Вот она оборачивается, удивленный взгляд в объективе мгновенно сменяется уверенным, чуть озорным. Улыбка краем рта — не натянутая, а скорее сдержанная. Кажется, Уилс хотела улыбнуться сильнее, но не стала при постороннем. Дин увеличивал ее фото и рассматривал детали, но не мог понять, когда она двигается. Каждый кадр был статичен, будто девушка позировала ему. Все с этой семейкой не так! На одном из снимков попалась часть лица Крэйга, и Дин понял, что пора переключиться на что-то другое. Наверняка причина была в искажении у края объектива, или в дрогнувшей руке, или в какой-нибудь разнице температур. Не бывает у людей таких перламутровых глаз и горизонтальных зрачков. Все объясняется очень просто, когда знаешь, как именно.

Почти весь день Дин убил на обработку фото, стойко не обращая внимания ни на какие странности. Танцующие фермеры, дети, лавки, оркестр местных жителей. Светлячки в конце сентября — мало ли, откуда они. Дин и Адам лихо отплясывают в хороводе. Неужели Тыковка сняла? Какая разница, зато смешной кадр вышел, есть что послать Бретту. Скорее всего, кто-то из местных пошутил, например, дядюшка или Миранда… хотя они тоже есть на фото, не вариант.

Каждый раз Дин одергивал себя, чтобы не задумываться о вещах, которые он не может объяснить, но они так и лезли на глаза, будто издеваясь. Вконец озверев от странностей, он все же смог отобрать серию снимков для отправки в издательство, после чего почувствовал себя немножко героем.

Вечерело. На улице начался дождь, темнеть из-за этого стало гораздо раньше, чем положено. Дин стоял у окна с глубокой тарелкой в руках и задумчиво клевал вилкой остатки спагетти. Скоро придет зима, станет совсем темно и холодно. Сможет ли он прожить здесь, остаться до весны, или еще на год, или… Дин постарался представить себя старым — и не смог. Никто не знает, какой будет его старость и с кем он ее встретит.