Родительская комната. Золотые занавески, темно-бордовые обои, шелковый бежевый ковер - это днем. Сейчас девушку встретил мрак, обстановка воссоздавалась разве что по памяти, и сейчас она уверенно сделала шаг, костыли вперед, вся тяжесть тела на них, еще шаг, еще костыли... Там, возле окна, родительская кровать. Она не знала, был ли папа на работе или дома - знала только, что пока она отсутствовала, он толком не работал - переживал сам, да еще и маму приходилось поддерживать. Теперь наверстывал упущенное и работал чуть ли не сутками. Мама лежала на боку, на самом краю кровати. Лия на секунду остановилась. Сюда лунный свет не проникал, путаясь в плотных занавесках, но глаза Лии, привыкшее к темноте, видели неспокойное, такое любимое лицо. Вот между бровей складочка, лучики возле глаз, носогубные складки пролегли слишком глубоко, будто мама даже сейчас, во сне, плакала. Закусив от жалости губу (во всем случившемся девушка винила только себя), Лия тронула маму за плечо.
Мать проснулась мгновенно, резко села на кровати и уставилась на дочь, явно не сразу узнавая. Столько времени, столько страха, столько боли, и до сих пор по ночам кошмары снятся...
- Мамуль, я... Мне очень нужно знать, - Лия сглотнула, зажмурилась и выпалила на одном дыхании: - Мамуль, сколько дней меня не было?
Тишина была в прямом смысле слова звенящей. У девушки звенело в ушах так, что собственного дыханья она не слышала.
Наталья Викторовна встала, надела халат, засунула ноги в тапочки. Разговор, которого женщина так боялась, должен состояться. Невозможно представить, каким же ударом это будет для дочери.
- Пойдем на кухню. Не будем папу будить.
Значит, дома...
Они дошли молча, Лия села за стол, мама включила электрический чайник и уперлась руками в столешницу.
- Доченька, ты только не переживай, не нервничай, и, сколько бы плохого не приключилось, ты помни - мы с папой всегда тебя поддержим, никогда не осудим, мы будем всегда с тобой, понимаешь, котенок? - И обернулась, чтобы встретиться с понимающими глазами дочери. Они молчали до тех пор, пока чайник не закипел. Так же молча, мама разлила чай по кружкам, села напротив.
- Ты... Тебя не было восемь месяцев и три с половиной недели. На четвертый день четвертой недели тебя нашли возле речки, за городом.
Лия окаменела, смотрела круглыми глазами на мать и не верила. В последний день, что она запомнила, было зелено, хоть и холодно, а сейчас... ничего не изменилось. Разве что чуть теплее. Она думала, что день-два - максимум, которые выпали из её памяти. А теперь? Как принять эту правду? Где она была? Что же случилось? Восемь месяцев... Восемь! Да за это время могло случиться все, что угодно. Про маньяков, террористов и сексуальные рабства уже, не стесняясь, говорили по телевизору. Но если так, то почему её отпустили?! Значит, не рабство? Но все равно, либо где-то её держали, либо... Мысли путались, думать было откровенно говоря, страшно.
- Мам... А я... Ну, когда меня нашли... Я... - Взгляд непроизвольно метнулся вниз.
Наталья Викторовна горько усмехнулась, и плечи Лии поникли, она все поняла.
- Я не хотела, чтобы ты знала, надеялась, что ты узнаешь как можно позже. Как бы это ни было жестоко, но хорошо, что ты ничего не помнишь. Раз память оградила тебя от этих воспоминаний, значит, они не нужны тебе.
Тишина нарушалась лишь звяканьем чайной ложки о стенки кружки и тиканьем настенных часов. Лия безучастно размешивала чай, смотря в пространство перед собой. Вопросов было слишком много, но каждый ответ отдавался в ней болью и... пустотой. Восемь месяцев, подумать только! Восемь месяцев...
- Мам, а как вы... поняли? Экспертиза?
Наталья покачала головой, медленно, подбирая слова. Дочь сильная, она выдержит, вот только... за что? За что всё это её светлой, безобидной доченьке, которая за свою жизнь никого не обидела, даже мысленно?
- Когда тебя нашли, - еще одна изматывающая пауза, - когда нашли... ты была в... той же ночнушке, только разорванной и... окровавленной в местах, не допускающих других мыслей. И да, экспертизу делали.
Лия, окончательно раздавленная, уронила руки на стол. Поток мыслей остановился. Боль... Где-то глубоко внутри крутила боль. Как и всякая наивная, верящая во все хорошее девочка, Лия больше всего мечтала о любви. Ну и о замужестве, разумеется. А самым идеальным, самым желанным мечтанием было то, где первый сексуальный опыт приобретается в первую брачную ночь. Да, сейчас это не модно, наверное, так уже и не делает никто, все стремятся попробовать друг друга до свадьбы, но она так надеялась, мечтала, что станет тем самым редким, приятным исключением! В её только исполнившиеся семнадцать лет (разницу в восемь, а теперь уже в девять месяцев Лия все никак не могла учесть) она ни разу не то, что не целовалась ни с кем, ей даже в тайне никто из мальчиков не нравился! Она частенько перед сном мечтала, что вот она увидит Его, это будет раз и навсегда! Он увидит её, уведет, и больше никуда никогда не отпустит! Это будет самая красивая сказка...
Сердце неприятно кольнуло, рука непроизвольно дернулась к груди, но повторных неприятных ощущений не было.
Послышался шорох и теплая мамина рука легла Лие на плечи.
- Девочка моя, не расстраивайся, все закончилось. Ты вернулась к нам, домой, а мы с папой сделаем все от нас зависящее, чтобы с тобой больше ничего не случилось. Ты веришь мне, доченька?
Лия всхлипнула, стесняясь поднять глаза. Противная помесь стыда, обиды и... злости, пожалуй. Как с ней могли так поступить? И кто?! Впервые пришла мысль, как, наверное, хорошо, что от памяти почти ничего не осталось. Но эта мысль промелькнула и исчезла, а Лия испугалась своей злости. Такого никогда раньше не было!
Лия хлебнула слегка остывший чай, но все равно обожглась и подавилась.
- Мам, мне просто так страшно!
Ощущение теплоты родных объятий исчезли вместе с рукой на плече: мама поднялась, подошла к шкафчикам, что-то достала, налила воды в чашку... Разглядеть, что именно мама делает, Лие помешали слезы, незаметно для нее самой набежавшие на глаза. А когда перед лицом появилась кружка, девушка вздрогнула от неожиданности.
- Дочь, пей. Это тебе поможет.
Лия осторожно понюхала. Запах был резкий, неприятный, да еще и спиртом отдавал.
- Что это?
- Гремучая смесь, как я её называю. Пустырник, боярышник, корвалол, пион, валериана. Я только этим и спасалась когда тебя... - Голос мамы прервался, послышался всхлип, а Лия одним махом опрокинула в себя содержимое. Вздрогнула, выдохнула, и по телу волной прошло тепло, а через короткое время и покой.
Со стыдом Лия подумала, что её матери, должно быть, сейчас намного хуже, чем ей. Ведь она, Лия, пусть и пропала, но сейчас чувствует себя вполне сносно, нога - дело поправимое, заживет. Памяти, слава Богу, нет, так что можно мучиться стыдом о пережитом, сожалением, и еще черт знает чем, а вот мама-то не страдала провалами в памяти! И это она уже практически похоронила собственную дочь! Благо, закончилось все хорошо. Хочется верить, что все закончилось.
- Мам, - девушка подсела ближе к матери, нервно теребя ткань, робко улыбнулась. - Мам, посмотри на меня. Все будет хорошо, слышишь? Я дома, и больше никуда не исчезну. Обещаю не выходить из дому без предупреждения, а с учебы всегда отзваниваться. Не переживай, пожалуйста, а то я сейчас сама разревусь, Все теперь будет хорошо, слышишь? - и таки вытерла украдкой скатившуюся слезинку. Наталья Викторовна вздохнула и потянулась к дочери. Так они и дели на кухне, обнявшись, и были близки, как никогда ранее.
- Кстати, дочь, - первой нарушила тишину мама, и тон её теперь был деловой и собранный. - Что с ЕГЭ делать будем? Три недели до первого экзамена. Ты всегда училась хорошо, так что, я думаю, если нанять репетитора, то сможешь сдать в этом году со своими одноклассниками. А если не хочешь... или с памятью проблемы окажутся более серьезными... Можно остаться на второй год, у тебя уважительная причина, тебя осуждать никто не будет, зато подготовишься без проблем. Как думаешь?
