По дороге я забежал к Сирене, быстренько покормил ее, как рассказывал Игорь, погладил немного и все. Щелкнул колодкой – поддалась она по приходе со второго раза, правда, не без помощи камня, – воды в отдельную миску не наливал. Пусть так денек побудет. И поест, и попьет одновременно.

Сирена проводила меня безумным мотанием по сараю, который трясся так, что будь неподалеку какая-то бабка – с охами свалилась бы на пол или убежала бы в дом прятаться под стол, рассказывая потом на лавочке подругам о жутком землетрясении, минимум баллов в шесть.

"Как там наша Яра?" – всплыло вдруг у меня в голове. Скучает ли, услышала ли бабушка наши просьбы или пропустила, как всегда, мимо ушей, разрешая нашей дочери бегать в тесную, забитую хламом и тряпьем комнатку, в которой милая тётя (когда она уже свалит оттуда) включает дебильные познавательные программы на ютубе, где разве что презерватив надевать на банан не учат? Она, Яра, ведь совсем маленькая. Почти четыре года, но все равно маленькая наивная девочка, любящая своих родных. А сейчас ей даже со сверстниками толком не поиграешь. Достигнув того возраста, когда они могут ходить, бегать и сознательно играться с другими, не отнимая игрушки и не сидя в песочнице с крокодильими слезами, потому что чей-то ребенок бьет его лопаткой по голове уже десять минут подряд, начинают проясняться некоторые детали их маленького, но вполне сформированного общества. Эти детали бросаются в глаза только взрослым и то, если они наблюдают, а не подают пример отпрыскам, безостановочно водя пальцами по экрану. Например, в детские игры старшим лучше не влезать. Вообще. Иначе подобные прогулки напоминают "время для отдыха на свежем воздухе", как это принято делать в тюрьме. Надзиратели контролируют каждый шаг своего пухлого любимчика, и не дай Бог кто-то косо взглянет в его сторону – разъяренный родитель мчится к трехлетнему обидчику как бык на тряпку, перебирая в голове всевозможные болевые захваты и приемы. Потом детей обзывают дикими и необузданными, пока с ноздрей вырываются яростно струи пара, как в мультиках показывают; своих детей они, естественно, контролируют после таких инцидентов еще больше и впредь играются лишь с теми, кого, судя по поведению, дома пичкают барбитуратами, а вместо леденцов угощают «димедролом». Недоуменный ребенок учится у родителей, что так положено. Это же взрослые, им наверняка видней! А я что? Я, вон, пойду песок поем.

Поэтому, правило номер один я усвоил навсегда: дети должны играться сами, и вмешиваться нужно лишь в крайних случаях, когда дело доходит как минимум до лопаткоприкладства. И достаточно переключить их внимание на что-нибудь другое – тогда проблемы, в основном, решаются без потерь. Ибо объяснять ребенку, что так делать плохо, бесполезно. То же самое, что заядлому курильщику о вреде сигарет рассказывать.

Погрузившись в чертоги разума, я вылез оттуда лишь возле части. Вернее, меня вытащил настойчивый автомобильный визг колес и слишком быстро приближающийся капот серого седана. Я даже не успел сообразить, что происходит, но в голове из подсознания вылетела единственная фраза: мистер Мерседес. Наверное, у машины хорошие тормоза, иначе я бы рассматривал сейчас мир расплющенными глазами.

Дверца со стороны водителя резко открылась. Выбежала женщина в сером спортивном костюме "Адидас".

"Оригинальный, наверное" – подумал я.

– Боже мой, с вами все в порядке?! – женщина трогала меня со всех сторон; убедилась, что кости на месте, не валяются позади меня в нескольких метрах, а перед ней лишь телесная оболочка, не успевшая упасть. Повернулась к Мерседесу, бегло осмотрела капот. Ни царапины. Да и смог бы я как-то повредить такую машину?

– Все ок, – все, что я смог выдавить из себя, хотя в голове будто рой мыслей разворошили. Хорошо, что за рулем женщина, не то я бы сейчас лежал на асфальте, осыпаемый градом проклятий, нехило пополнивших бы мой словарный запас, и щедрыми оплеухами от какого-нибудь бизнесмена, отличающегося от борова разве что жесткостью щетины.

– Там светофор мигал.. желтым… Я… Я думала, что успею…

"Все так думают… Только успеть мог бы я".

Женщина кудахтала возле меня, как самая заботливая наседка в курятнике. Достала зачем–то пачку «Принглс», наполовину пустую, и предложила мне, заявив, что ее они успокаивают. Я бы не удивился, если она в тот момент пыталась достать очередной чипс и проскочить проклятый вечно мигающий желтый. С чем они там? С барбекю?..

– Я пойду, – отморожено сказал я и пошел, не посмотрев на другую полосу. Благо, там не оказалось еще одного серого Мерседеса.

– Вы сможете…

– Смогу. Спасибо.

Женщина стояла у обочины с широко распахнутыми карими глазами. Волосы цвета вороного крыла были прямыми и достигали ровных, в каком–то смысле даже прямоугольных, плеч. Может, она занимается плаванием, учитывая финансовые возможности ее мужа. И машина, скорей всего, принадлежала мужу, потому что такие дамы предпочитают что-нибудь поярче. Хотя, это всего лишь мое мнение, составленное благодаря фильмам и общественным предрассудкам. И то, не до размышлений мне было. Я просто пересек КПП через ворота – дежурный, наверное, следил за происходящим, и решил не останавливать плывущее напрямик к воротам тело – услышал, как что-то громко щелкнуло позади, но внимания обращать не стал. Бездумно поплелся к отделу переподготовки, где на первом этаже в кабинете с мониторами коротали сутки двое бравых военных: дежурный и его верный помощник. На страже целой части. Бок о бок. Как царь Леонид и Агис. Как Бэтмен и Робин.

"Как Биба и Боба" – удачней подсказал мозг.

– Кирилл! Ты на часы смотрел?! Где тебя носит?!

"Другого приветствия я и не ожидал".

И голос довольно знакомый был. Громкий, звонкий, уверенный…

– Игорь? Ты что, дежурный сегодня?

– А ты что – пил?

Неплохое предположение. Ко мне оно особенно относится.

– Ты про глаза? Меня автомобиль чуть не сбил. Мерседес.

Я не знал, как на это отреагирует Игорь. В глубине души – разбалованный все теми же фильмами и толерантным европейским обществом – я надеялся на мягкость сердца человека с фамилией Алмазный. Сейчас он посочувствует и отправит меня домой с тяжелой моральной травмой, а в понедельник решит вопрос с отпуском, чтобы реабилитация прошла максимально эффективно. Ведь я смотрю за его собакой, а он должен быть в командировке.

Что-то, видно, не сошлось.

Игорь кивнул в сторону плаца.

– Там люди стоят. Ждут нас. Беги быстрей первым, построй их на плацу в две шеренги. Знаешь, что такое шеренга?

– Две линии.

– Во. Красавец. Беги давай. Я следом пойду.

– А что говорить-то? – я заступал впервые, и времени на подготовку у меня было ровно ноль целых ноль десятых. Как и желания.

– Ставай, равняйсь, смирно, напра-во, на плац шагом марш, – тараторил Игорь, сбавляя темп. – Запомнил?

– Кажется, да.

Вроде несложная комбинация команд. В третьем "Мортал комбате" фаталити были посложней.

Повторив сказанное Игорем в правильном порядке, винтик военной части пришел в действие. Дежурные разных отделов, патрульные и дневальные скрипнули суставами, поправили зеленые пельмени и отправились, стаптывая подошву берц, на плац. Остановились также по команде. Развернулись ко мне лицом. Застыли.

Довелось как-то раз пробежать мимо построения в один из дней: помощник дежурного фразу тогда выкрикнул специфическую, но кто его знает, нужна ли она была сейчас. Что ж, можно и повыпендриваться разок:

– Дежурным по части заступает капитан Алмазный. Равнение налево!

Отрекомендоваться Игорю так и не успел – он махнул рукой "отставить", прошел мимо меня и вытянулся струной прямо по центру шеренг.

– Здравствуйте, товарищи пограничники!

– Здравия желаем, товарищ капитан! – вразнобой прогремел необузданный хор.

– Плохо, ребята, плохо. Еще раз!..

Пяти минут хватило капитану Алмазному, чтобы народ осип, но поздоровался синхронно. Мне из-за его проделок пришлось хорошенько поднапрячь слух, записывая фамилию, звание и куда заступает каждый из присутствующих, так как охрипшие голоса напоминали скрипучие больничные койки либо ветерок в кукурузном поле; последнее больше наблюдалось у женщин.