Мешанина в голове. Я не верил, что я здесь и одновременно ощущал каждой клеткой, что я именно в Мостках, что в эту секунду я живу и должен как-нибудь отсюда выбраться. Из трясины. Жаль, что она слишком сильно засасывала…
– Ау! Что завис?
Рина вышла с душа с белым полотенцем на голове и в пижаме, плюхнулась на кровать. Я подумал, что она тут же отключилась.
– Тебе завтра на работу… охренеть, – пробурчала она, лежа на левой щеке.
– Да. На работу. Надеюсь, меня вытурят оттуда в первый же день и мы вернемся в Винницу. А все, что здесь увидели, забудем страшным сном. И поучительным, – сказал я.
– Позвоним нашим? Хотя, они, наверное, уже спят.
– Почти десять. Скорей всего, бабушка укладывает Яру. А дедушка спит. Давай завтра.
– А на сколько тебе завтра? – спросила Рина и развалилась звездой почти на всю кровать.
– На пол девятого уже быть в части. Я скажу, что нам нужно поискать жилье в городе и уйду раньше.
С улицы донесся приглушенный стеклопакетом крик. С наступлением ночи, видно, из высотных конур вылезали они – погонные вампиры, жажда спирта которым затмила разум. На глазные зубы они насаживали по бутылке вина или чего покрепче, и откупоривали так, чтобы ни одна капля мимо рта не пролилась. Вскоре я узнал, что мои предположения оказались не бредовой фантазией.
– Я спать. Ты тоже ложись. – Рина зевнула, залезла под одеяло и повернулась ко мне спиной.
– Спокойной ночи.
Я щелкнул выключателем пыльной лампы. Летней ночью редко когда на улице царит темень. Однако в комнате стало непривычно темно и, как я себя не убеждал, что не смогу сомкнуть глаз, в следующую минуту провалился в сонное небытие, откуда меня вытащил только утренний будильник.
***
Пешком к части я добрался за пятнадцать минут. Дорога казалась бесконечной асфальтированной тропой, ведущей к чему–то нехорошему. Даже за километры от воинской части я ощущал, что идти нужно строго в противоположном направлении – подальше, а еще лучше сесть на маршрутку вместе с женой и умчать во Львов, а оттуда – в Винницу, перекрестившись напоследок, проезжая часовню возле самого КПП. «Верующий» – подумают люди в салоне. «Упаси Господи переступить порог КПП» – открестился бы я.
С камуфляжным рюкзаком на плечах, тупенькой ухмылкой и растопыренными глазами летучей мыши я остановился у входа. Дверь жалобно пискнула и меня пропустили в тонкую кишку пропускного пункта, выходящая в желудок части – места, где все варились в собственной кислоте.
– Кто тако-о-ой? – затянул браваду полноватый усатый прапорщик, поскрипывая за стеклянной перегородкой стулом. От него с обеих сторон сидело два серых зайца-погранца: солдат и солдат. Оба лысые, недоуменные, будто только что родились и беспомощно тычутся в разжиревшее тело военной части в поисках наиболее злачного соска.
– Я только прибыл на службу, – сказал и обрадовался, что не дал от нервов петуха. Все-таки первый рабочий день.
– Не зна-а-аем, не зна-а-аем, – задумался усатый. – А в какое подразделение и на какую должность?
– Преподаватель-кинолог.
Зайцы вернулись с нирваны и стали меня рассматривать.
– О-о-о-о, – кивнул прапорщик, и тут я представил, как он сейчас лихо закрутит усы, достанет таблетки для улучшения пищеварения, помашет на меня грозно пальцем и вскрикнет на все КПП «ааай маладееец». – Первый день, да? А фамилия имя ваши как?
– Лейтенант Домс.
– Как фамилия? – изогнул брови прапорщик. Зайцы тоже.
– Домс.
– Роберт?
Я сначала не понял, а потом, улыбнувшись, уточнил:
– Нет. Кирилл Андреевич.
– Оооо, фамилия прямо как пиво. – Он хлопнул себя по животу и басисто засмеялся. Стеклянная перегородка предупреждающе задребезжала. – Ладно, проходи.
Пискнул зеленым турникет. Я поблагодарил прапорщика за не очень жесткий допрос и спустился по ступенькам вниз. В закрывающиеся двери услышал тихий как Дон голос одного из зайцев:
– Хреновое пиво, если честно.
Погода была солнечная, я бы даже сказал прекрасная, но только не в том месте, где я сейчас находился. Атмосфера – затишье перед бурей.
Первым, кто встретил меня в части был литый памятник: бравый солдат с ппш в руках и овчаркой у ноги. Разве мог я тогда подумать, что этот пес мог без проблем заменить на службе часть обучаемых здесь собак? По крайней мере, выдержки ему было не занимать.
Очень хотелось позвонить жене и услышать ее голос, убедится, что это не конец света, не тупик в Богом забытой глуши, что я здесь не один. Совсем не один.
Я достал телефон, поменял сим карту и включил.
"Сим-карту не обнаружено".
Не понял. Повторил процедуру раз пять. То же самое. Телефон от психованного полета об асфальт спасло только то, что неподалеку стояла смирно женщина в форме. Она разглядывала свой погон, будто на нем должна была нарисоваться еще одна полоска от одного лишь упорного взгляда.
– Добрый день. Скажите пожалуйста, у вас есть возможность позвонить на «киевстар»? Мой телефон не видит сим-карту.
– Есть, – глухо ответила женщина и передала мне старенькую кнопочную «нокию».
Быстро набрав номер, я вслушивался в гудки жадно, как никогда, и плевать на то, что держать телефон возле уха во время гудков очень вредно.
– Алло?
– Солнышко, это я. У меня проблемы с телефоном. Не могу ни с кем связаться.
– А с чьего номера звонишь?
– Женщину попросил. Она неподалеку стоит – здание охраняет.
– Ясненько, – услышал я бодрый голос. Родной.
– Как ты себя чувствуешь? Чем занималась?
– Музыку слушала. Познакомилась с уборщицей. Она сказала, что может помочь с поиском жилья. Приятная такая женщина. Разрешила переночевать у нее, пока не найдем, – сказала на одном дыхании Рина. Я знал – она улыбается.
– Значит, сегодня до двух мы с отеля съедем. Надеюсь, здесь есть хоть что-то стоящее.
– Судя по воде, здесь вряд ли знают, что такое цивилизация.
– Печально, – согласился я, разглядывая громадную доску почета перед штабом. Гордость части: все сморщенные и серьезно-напыщенные. Как картошки. Картошки в мундире.
– А ты как? – спросила Рина и отгрызла чуть ли не половину хрустящего яблока за раз.
– Был в кадрах. Моего личного дела еще нет. Когда будет – не знаю. С отпуском тоже вопрос решается: то ли на две недели, то ли на десять дней дают. Как всегда, в общем, – у военных все через жопу.
– Ага, как и у нас.
– Как и у нас.
Метрах в тридцати кто-то махнул рукой в мою сторону: силуэт в камуфляже, с черной выделяющейся полоской посреди лица. На голове у силуэта красовалась зеленая шапочка, похожая на те, что носят сгорбленные бабушки, которые передвигаются мелкими шаркающими шажочками, держа обеими руками потрёпанную сумочку. Берет, кажется. Но я называл это головным пельменем.
– Вас зовут, наверное, – подсказала женщина, кивнув головой в сторону продолговатого нелепого здания кремового цвета.
– Тебя куда-то зовут? – спросила Рина.
– Да. Не знаю кто, но мне это не нравится. Ладно, Золотце, давай я тебя чуть попозже наберу.
– Я куплю тебе телефон.
– Вместе купим. Целую тебя.
– И я тебя. Пока.
Я шагал брусчаткой, положенной в стиле пьяного мастера. Справа от меня, из-под кустистых бровей сверлил взглядом отечественный мыслитель и поэт номер один. Губы трубочкой, усы подковой. Важный. Вечный.
Я уже мог различить детали машущего силуэта. Берет приглажен на левую сторону так, словно подполковника – судя по двум звездам на погоне на груди – каждый день гладили по голове за отменно организованную работу. Кожа его была сморщенной и обезвоженной. Мутные глаза утопали в глазницах от хронического недосыпа, а тонкая линия, которую я заметил издалека, оказалась аккуратно подстриженным кустиком усов.
– Лейтенант Домс? – уточнил подполковник.
– Да.
– Пойдемте со мной.
Прежде, чем пригласить меня в кабинет, он пошевелил губами в разные стороны и нахмурился.