Переходим теперь к указанию важнейших данных, которые можно извлечь из выставленных нами четырех групп.

Первая группа. Позднейшие свидетельства летописей и актов дают нам возможность проверить показание Нестора о том, что меря жила у ростовского озера Неро и Клещина озера и, кроме того, убеждают нас, что меря распространялась своими поселениями дальше, чем предполагал Нестор.

Переяславский уезд еще в XVI в. назывался Мерским станом²⁵. У рязанских пределов летописи указывают речку Мерску, на которой стоял с «воями» князь Изяслав Владимирович в 1209 г., при нападении на Ростовско-Суздальскую область рязанских князей²⁶. В обеих духовных грамотах Московского Великого князя Ивана Калиты XIV в. упоминается село Усть-Мерское, лежавшее около Коломны²⁷. В XIII в. Галич-Костромской назывался, в отличие от

южного Галича, Меръским. Так называет его летописец под 1238 г. Описывая татарский погром, он говорит, что татары «попленина все по Волге и до Галича Мерьского»²⁸. Из жития св. Исаии, епископа Ростовского XI в., мы видим, что у туземцев Ростовской области были идолы²⁹. Камень Велеса, которому поклонялись в Ростове в «Чудском конце», тоже около XI в. был разрушен св. Авраамием Ростовским³⁰. Священное значение камней у мери подтверждается известием жития св. Иринарха Ростовского, который уже в XVII в. сверг в реку Трубеж камень, лежавший около Переяславля и, по понятию жителей этого города, имевший целебную силу против разных болезней³¹. Припомним здесь, что камням вообще приписывалось священное значение на всем финском северо-востоке³². Летописные свидетельства говорят нам также о волхвах, появлявшихся в Ростовской области, в которых можно видеть следы жрецов у мери. Особенно любопытно в этом отношении известие Нестора под 1072 г.³³.

Вторая группа. Главная особенность теперешнего населения губерний Ярославской, Костромской и Владимирской заключается в особом свойстве говора. Это свойство характеризуется полногласием и некоторыми чуждыми словами, находящимися до сих пор в употреблении. Филологи признают этот говор за отдельную ветвь великорусского наречия, называя ее суздальской, а И. П. Сахаров, известный знаток русской народной жизни, кроме того, находит в суздальской ветви еще пять оттенков: суздальский, ярославский, костромской, галицкий и муромский³⁴.

Мы не считаем себя вправе входить в филологические рассуждения о характере этой ветви великорусского наречия со всеми ее оттенками, и по некомпетентности нашей в этом деле, и по не разработанности самого предмета. Но считаем возможным заметить здесь, что, по нашему мнению, нет никакого сомнения в том, что в оттенках говора великоруссов вышеназванных губерний роль мери далеко немаловажна и что при тщательном изучении наших областных наречий представится со временем возможность, быть может, вполне восстановить забытый, но не пропавший язык мери³⁵. Остатки этого языка, кроме того, могут находиться в местных названиях урочищ и поселений губерний Ярославской, Костромской и Владимирской, которые, звуча дико для русского уха, являются нам совершенно непонятными словами³⁶.

Еще более непонятного встречаем мы в отдельных, специальных говорах Ярославской, Владимирской и Костромской губерний, в так называемых тайных языках. Откуда, например, взялся язык офеней, этих пресловутых ходебщиков – продавцов Владимирской губернии, известных по всей России? Офени сами себя называют мясыками и производят и это название, и свой язык от мясыков, народа, когда-то, по их мнению, кочевавшего по Волге. Язык офеней, основанный на аналогии, подобии и иносказательном значении слов, представляется на первый взгляд просто тарабарщиной, случайным извращением и перевиранием русских слов. Но нельзя поручиться, что в состав, если не в основу, этого языка не легли бы слова забытого языка мери³⁷. В Угличском уезде Ярославской губернии существуют мелкие скупщики холста, ниток и других льняных изделий на сельских базарах, называемые маяками, которые тоже употребляют между собою условный, тайный язык; язык этот, впрочем, состоит, преимущественно из слов, означающих денежный счет³⁸. Подобный же, странно звучащий, денежный счет существует в г. Нерехте Костромской губернии³⁹. В Нерехте же есть особый тайный язык, называемый елтонским, тоже принадлежащий местным торговцам. (От слова: елтыш – «безмен» на этом языке; знающий язык безменников). О. Диев приводит любопытные образчики этого языка, объясняющие некоторые названия мест Костромской губернии, совершенно необъяснимые из языка русского. Так, например, костр, кострыга значит на елтонском языке город; мае, по-мордовски – красивый; отсюда Кострома, – красивый город. Киншит по-елтонски – приставать, спокойно стоять; откуда Кинешма, в соединении с мордовским мас, означает красивую пристань. Елтонские слова: гал – многолюдно, лох – соседний, олонно – давно, шунге – песенник, по мнению о. Диева, дали названия: Галичу, Луху (город и река Костромской губ.), Олонецу и селу около Костромы, Шунге⁴⁰. В Галиче существует тоже тайный язык елманский, который П. П. Свиньин считает за остаток языка мери⁴¹.

Переходя к племенному характеру населения, мы позволим себе указать, в виде примера, на два особенных типа населения Ярославской губернии, являющих в себе очень много загадочного: пошехонцев и сицкарей.

О Пошехонье, означавшем прежде целую страну по Шексне, называвшейся, по местному говору, Шехонью, ничего не пишут летописцы, зато много рассказывают сказки. Никакой грамотей не сумеет объяснить, откуда взялись пошехонцы: вывелись ли они в туземном лесу, прибыли ли из за моря, сами ли бивали других, или были биты другими в старые времена; зато и безграмотные знают, как пошехонцы «в трех соснах заблудились», как «искали комара за семь верст, а комар сидел у них на носу», как они «лазили на сосну Москву смотреть», как «ходили покупать Ивана Великого» и т. п. Обычаи и нравы пошехонцев во многом различны от окрестной массы великорусского населения⁴². Сицкари, живя в местности, лесистой и болотистой по р. Сити, в Моложском уезде, отличаются от остального окрестного населения, и лицом, и фигурой, и одеждой, и говором, и обычаями. Неуклюжий, небольшого роста, с выдавшимися скулами, одутловатым лицом и редкой, клочковатой бороденкой, сицкарь отличается домоседством, прилежанием и честностью. Окрестные жители говорят про человека неловкого в обращении, не умеющего щеголевато одеваться: «экой ты сицкарь», или «кокора сицкая». Откуда взялись пошехонцы и сицкари? Положительных ответов на это мы не имеем⁴³.

Различие в складе религиозного воззрения у великоруссов и южноруссов, преобладание в первом воззрении внешности, обряда и практичности над внутренним содержанием, догмой и большее развитие поэтической стороны религии во втором давно обращают на себя внимание исследователей нашего быта, нашей истории. Многие из исследователей пришли к заключению, что причину этого различия следует искать в неизбежном присутствии чудского, финского элемента в великорусской народности. Эту мысль высказывал еще в 30-х годах Снегирев⁴⁴, а в последнее время гораздо лучше определение выражена она господином Мельниковым, как мы увидим ниже.

Вследствие чего, в самом деле, произошли эти особенности сравнительно с югом России, которые мы видим в некоторых праздниках Костромской и Ярославской губерний; например в празднике коляды и таусеня[4], в празднике Семика[5], в который сжигается кукла Костромы?.. Откуда это чествование камней, неизвестное на юге и бывшее сильно распространенным на финском северо-востоке и долго сохранявшееся в вышеназванных губерниях? Наконец, происхождение самого Велеса, «скотьяго бога», не разъяснено должным образом, и многие желают в нем видеть бога мери⁴⁵. В свадебных и похоронных обрядах Ярославской, Костромской и Владимирской губерний наверное найдется также много отличии от южнорусских⁴⁶.