Чудское племя, представители которого в настоящее время разбросаны по широкому пространству от Балтийского моря до Енисея и от Северной Двины до Оки и Суры, распадается на две главные ветви: западную и восточную, различные по внешнему виду, нравам и обычаям, но сходные по языку. Трудно уловить общие черты у теперешнего жителя Финляндии и Эстонии с полудиким черемисом и совершенно диким вогулом, но эти общие черты, доказывающие общее происхождение чудских народцев, определены учеными финнологами из анализа языка, древнейшего и надежнейшего показателя народности. К западной ветви причисляют обыкновенно финнов в собственном смысле, т. е. финлядцев и финские племена теперешних губерний: Эстляндской, Петербургской и частей Олонецкой и Тверской. Восточная ветвь заключает в себе народцы, живущие по Волге и Каме и за Уралом, по притокам Оби. Кастрен, один из ревностнейших и точнейших финнологов, подразделяет восточных финнов на группы: волжскую, камскую и уральскую. К первой он относит обширное, почти уже совсем обрусевшее племя мордвы и черемис; ко второй – зырян, пермяков и вотяков, к третьей – вогулов и так называемых уральских остяков3, С. В. Ешевский в статье своей «Русская колонизация Северо-Восточного края» считает это подразделение далеко не точным. Он видит в нем только попытку «систематизировать, наметить, хотя внешним, поверхностным образом, раздельные линии между племенами, родственными по языку и происхождению, как-нибудь сгруппировать многочисленные ветви, идущие, очевидно, от одного корня, но разошедшиеся уже весьма далеко друг от друга, принадлежащие к одной семье, но во многом уже различные»4. Сами финны не называют себя этим именем. Они зовут себя суомалайнен, т. е. житель болотной, низменной местности. «Финн» есть перевод этого названия и объясняется из старонемецкого слова: Fonn – «болото»; под этим именем знали финнов их германские соседи. Славяне называют финнов чудью, т. е. народом чужим, не своим. В самоназвании отдельных финских, или чудских, народцев ученые также видят везде присутствие корня, означающего болото, воду, влажное место (суо, ва, вад, вена на западных финских наречиях, и нер, нюр – на наречиях восточных). В звуках мор, мар, мер, мур, слышных во многих самоназваниях восточных чудских народцев, ученые желают видеть значение человека, выводя это значение из черемисского мара – человек. Так объясняют они происхождение названий: мордвы, муромы, мари (так зовут себя черемисы), морт-коми (самоназвание зырян), удморт (самоназвание вотяков)5.
Долго пытались ученые антропологи уяснить происхождение финнов, на основании строя их черепа, долго не соглашались они между собой, к которой расе отнести финнов, к кавказской или монгольской, – пока на помощь к естествознанию не пришла сравнительная филология. На основании этой науки Кастрен признает особую группу племен, называемую им алтайской, к которой относит: тунгузов, монголов, турок, самоедов, енисейских остяков и финнов. Финны, живя с этими соплеменными им народами на горах Алтайских, двинулись в Европу, по предположению многих ученых, через Уральские горы, почему их долгое время называли уральским племенем. О распространении чудского, финского племени тоже не согласны между собою ученые. Иные распространяют его по всей Европе, видя следы его и в Британии, и в Испании; другие же ограничивают его пределами северо-востока Европы6.
Историческая роль финнов понимается учеными также весьма различно. Иные считают эту роль очень ничтожной, другие, напротив, приписывают финнам слишком большое участие в исторической судьбе новейших европейских народностей. А. Л. Шлецер, в своей «Allgemeine Nordische Geschichte», первый высказал мысль о ничтожности исторической роли финнов. «Ни один из народов этого обширного племени, – говорит он, – кроме мадьяров, не играл видной роли в истории, ни один из них не достиг продолжительного самостоятельного существования, ни один не заявил себя завоевателем соседних народов, но, совершенно напротив, все они стали добычей своих сильных соседей. Поэтому, – заключает Шлецер, – история финнов читается в летописях их победителей»7. Но если история финнов и читается в летописях их победителей, то историческая роль их далеко не ничтожна и не бесследно прошли они по исторической арене. На северо-востоке Европы существовала когда-то теперь забытая цивилизация, следы которой доходят до нас через неясные сказания скандинавских саг о богатом и цветущем государстве Биармии. Мюллер, известный историк и этнограф финского племени, считает финнов за пробудителей того движения, изменившего все условия европейской цивилизации, которое известно в истории под именем великого переселения народов8. Кастрен полагает, что финны появились в Европе до эпохи великого переселения народов, хотя и говорит, что точное определение времени, когда финны, отделившись от родственных им племен в Нагорной Азии, утвердились в Европе – очень трудно9.
Все первоначальные сведения о финнах, о северо-востоке Европы, где застает их история – покрыты непроницаемым мраком.
Для представителей древнего мира, греков и римлян, северо-восток Европы был «украйной мира, страной, которую покинули люди и боги». Эта «украйна» являлась в их сказаниях сказочной, баснословной страной, обширным полем для разных вымыслов и фантастических рассказов. За Понтом Эвксинским с колониями по его северному берегу, за землей скифов обитали какие-то неведомые народы: исседоны, одноглазые аримаспы, грифы, стерегущие золото и блаженные гипербореи, жившие у хребта Рифейского (Уральских гор). Такова первоначальная этнография полуночных стран у Аристея. Не больше света находим мы и в свидетельстве Геродота о народах, живших на севере от скифов. Его невры, обращавшиеся в волков, андрофаги, меланхлены, фиссагеты – все это какие-то мифические расы, лишенные естественных этнографических признаков.
В таком же неясном, неопределенном виде перешли сведения о северо-востоке Европы от греков к римлянам. Страбон прямо отказывается передавать точные сведения об этих странах, потому что «по Танаису», говорит он, «мало что можно узнать по причине холода и бедности страны. Туземцы, народы кочевые, питающиеся молоком и мясом, могут сносить неприязненный климат, но иностранцы не в состоянии. Притом туземцы, – прибавляет Страбон, – не общительны, свирепы и дики и не пускают в себе иностранцев». Каталог народов, живущих между Доном и Волгой, представленный Плинием, до такой степени неясен, что Шафарик, приводя его, не решается сделать из него никаких выводов10. У Тацита впервые несколько проясняется этот мрак. Он первый приводит германское название чуди – финнов (Fenni) и сообщает некоторые сведения о наружности и быте этого племени. По его словам, финны – народ чрезвычайно дикий и очень бедный; степень его культуры весьма низка: это примитивный быт номадо-звероловный11. Птолемей упоминает весьма смутно о финнах, и из его свидетельства нельзя прийти ни к каким положительным выводам12.
Затем, до VI в. по Р. X. в письменных источниках нет сведений о финнах. Готский писатель VI в. Иорнанд, оставивший нам в своем сочинении «De Getarum sive Gothorum origine» хронику событий Остготского государства, одного из самых могущественнейших государств, основанных «новыми народами», первый из средневековых историков упоминает о финнах. Остготское государство Германриха в IV в. по Р. X. занимало обширное пространство древних Скифии и Сарматии, теперешней России. В числе народов, обитавших на этом пространстве в IV в. и подвластных Германриху, Иорнанд называет: весь, мерю, мордву, черемису и пермяков13. Таким образом, выступают перед вами впервые специальные названия народцев чудского, или финнского племени. Из западных летописцев, кроме Иорнанда, упоминает о мере Адам Бременский; о мордве говорит византийский император Константин Багрянородный14.