Настоящий труд, по завершении его в августе 1921 года, более четырех лет оставался в рукописи. За этот срок с нею ознакомились многие государственные деятели описанной эпохи, почтившие меня весьма лестными отзывами о моей работе. Среди таковых отзывов имеются письма некоторых непосредственных участников заседаний Совета министров июля – августа 1915 года, отмечающих полноту и доступную по человечеству объективность отражения происходившего на моих глазах и тогда же заносившегося на бумагу.

Совокупность высказанных по поводу «Тяжелых дней» мнений побуждает меня сделать свои записи общедоступными. Хочется верить, что труд этот послужит для современников поводом приняться за перо и сообщить как различные дополнения, поправки и объяснения записанных мною бесед в Совете министров, так и другие сведения, долженствующие способствовать всестороннему и беспристрастному выяснению истины.

Например, известно, что в течение переживавшегося правительством в августе 1915 года внутреннего кризиса происходили подготовительные к заседаниям Совета министров сговоры вне официальных присутствий на частных собраниях у отдельных министров, без участия И. Л. Горемыкина. Если бы ныне здравствующее участники этих собраний, пользуясь канвою моих записей, рассказали сокровенную сторону «Тяжелых дней», то получился бы тот исторический памятник, который облегчил бы будущему летописцу во всей исчерпывающей полноте разработать имевшую огромное значение в развитии дальнейших событий эпоху преддверья революции. С этой точки зрения предпринятым мною трудом заинтересовался покойный А. В. Кривошеин, с которым я еще осенью 1917 года беседовал о сохранившихся у меня записях. В ответ на мое письмо с предложением ознакомить его с «Тяжелыми днями», А. В. Кривошеин 5 сентября 1921 года написал мне из Висбадена: «Ваше намерение издать записи и осветить в них правительственную мысль в такую несравнимую по важности событий эпоху глубоко приветствую и придаю ей огромное значение не только для нас, современников, но и для истории, истории – особенно. Приветствую также ваше намерение познакомить меня с записями предварительно и общими нашими усилиями придать им возможную точность и ясность». К сожалению, намечавшаяся наша встреча в Париже не состоялась, ибо вскоре А. В. Кривошеин скончался.

В некоторых отзывах указывалось, между прочим, на желательность – для яркости и широты картины положения государственных дел летом 1915 года – предпослать «Тяжелым дням» особое введение с характеристикой той исключительной обстановки, в которой протекала правительственная деятельность после возникновения войны и в особенности со времени начала великого отступления нашей армии. Несомненно, что такое введение в значительной степени помогло бы правильному пониманию и беспристрастной оценке положения Совета министров в болезненные, бесконечно тревожные «Тяжелые дни». Однако для выполнения подобной работы еще не приспел срок, еще не накопились материалы.

Надо ждать, пока станут доступны архивы правительственных, законодательных и общественных учреждений, – пока не откроются партийные бумагохранилища, – пока не появятся в свет в достаточном для взаимной поверки количестве воспоминания, секретные документы, частная переписка современников, научная разработка газетной литературы и пр., словом – все те подлинные бытовые данные, без которых немыслимо раскрыть истинную подоплеку явлений и отношений, – сложность политических и иных влияний, – закулисные домогательства отдельных групп, – размах злостной провокации, – происки революционного подполья, – участие неприятельских денежных воспособлений в колебании основ государственного строя и т. д. А без такого материала всякие обобщающие исследования и повествования неизбежно сведутся либо к обвинительному акту, либо к апологетическому сказанию, либо к политическому памфлету

Но есть один вопрос, который нельзя обойти молчанием, ибо иначе остается непонятным сквозящее в беседах Совета министров во время «Тяжелых дней» чувство как бы бессилия бороться с надвигающейся со всех сторон разрухой. Вопрос этот – о взаимоотношениях военной и гражданской власти и пределы последней в обстановке войны. По этому поводу у меня сохранилась та справка, которая была представлена Совету министров, в исполнение постановления 16 июля 1915 года, управляющим делами Совета И. Н. Лодыженским. Воспроизвожу наиболее существенные части по сохраненному оттиску (№ 23).

«На основании высочайше утвержденного 16 июля 1914 года Положения о полевом управлении войск в военное время, – говорится в указанной справке, – территория, предназначенная для развертывания и действия вооруженных сил, а равно для расположения всех их тыловых учреждений, составляет театр военных действий (ст. 8). На этой территории высшая власть принадлежит Верховному главнокомандующему, который облекается чрезвычайными полномочиями, причем повеления его исполняются на театре военных действий всеми без изъятия правительственными местами и общественными управлениями, а равно должностными лицами всех ведомств и всем населением, как высочайшие повеления (ст. 17). За свои распоряжения и действия он ответствует только перед Его Величеством и никакое правительственное место, учреждение или лицо не дает ему предписаний и не может требовать от него отчетов (ст. 20), а равно не имеет права непосредственно с ним сноситься, кроме министров и главноуправляющих отдельными частями, и лиц, непосредственно подчиненных Верховному главнокомандующему».

«Почти столь же широкие полномочия и высокое положение предусмотрено и для главнокомандующего армиями фронта. В права его на пространстве подчиненной территории, между прочим, входит: устранение от должностей всех должностных лиц всех ведомств, состоящих на государственной, земской или городской службе, без различия их чина и звания. Ближайшим его помощником по административно-хозяйственной части является главный начальник снабжения армий фронта, к предметам ведения которого относятся общие указания по гражданскому управлению во всем районе данного фронта, причем ему подчинены главные начальники военных округов и военные генерал-губернаторы этого района. Последним подчиняются, по принадлежности, все местности и все гражданское управление в подлежащих районах театра военных действий».

«Наделяя Верховного главнокомандующего и различных военных начальников чрезвычайными полномочиями в области гражданского управления на театре военных действий, положение о полевом управлении войск совершенно не касается вопроса о взаимоотношениях между высшей военной и высшей правительственной властью. В этом узаконении не упомянуты ни Совет министров, ни председатель Совета, а также нет указаний о порядке разрешения на подчиненной Верховному главнокомандующему территории вопросов общегосударственного значения. Таким образом, территория эта как бы изъята из ведения общегосударственного управления и проводимые на ее пространстве мероприятия, затрагивающие интересы коренного мирного населения, обычной местной жизни, экономического быта и т. п., могут осуществляться вне ведома правительства властью подлежащих военных начальников. Последние не обязаны даже о сделанных распоряжениях по гражданской части доводить до сведения заинтересованных министров, которые, при таких условиях, во многих случаях узнают уже о свершившихся фактах и лишены возможности заблаговременно предпринять необходимые шаги для согласования таковых распоряжений с общим направлением правительственной политики и ближайшими задачами государственного управления. Между тем подчиненная военным властям площадь Империи, включенная в театр военных действий, весьма обширна и охватывает, помимо местностей со смешанным укладом, а также с нередко противоречивыми племенными стремлениями (Финляндия, Польша, Кавказ, Прибалтийский край, Архангельск, Владивосток и т. д.), самую столицу государства – Петроград».

«Возникавшие на такой почве недоразумения и, в некоторых отношениях, несогласованность действий по однородным вопросам в местностях, подведомственных различным властям, неоднократно вызывали необходимость личных поездок председателя Совета министров и отдельных главных начальников ведомств в Ставку