На какое-то мгновение, на удар сердца, два, вечность повисла пронзительная тишина. Словно каждый пытался взвесить свою жизнь и смерть.

Ройчи положил руку на плечо агробарца.

— Всё зависит от масштаба. В рамках тысячелетий наши жизни действительно микроскопически малы. Но здесь и сейчас — это величайшая ценность. И вот благодаря таким, как ты, у королевства Агробар есть надежда на будущее, — невольный пафос слов смягчила улыбка, скользнувшая на губы, потом лицо наёмника преобразилось в жёсткую, даже какую-то хищную маску. — А дойти — мы дойдём. Не переживай. С пропуском ли, благословением судьбы или без, но мы сделаем это. Даже если все драконы Веринии расправят крылья на нашем пути, мы спасём Руфию!

Была в словах наёмника такая уверенность, что Мириул невольно проникся и буквально почувствовал, как с его сердца упал камень неверия и безысходности.

Отступление.

Каэлен флегматично перемешал варево в котелке. Длительное время путешествуя с человеком, а потом и гномом, он поневоле научился готовить. И хотя предпочтения в еде у него остались те же, эльфийские, но и походную бурду, которую его попутчики по недоразумению называли пищей, уже потреблял без тех брезгливых гримас, которые частенько нарушали идиллию чистого, не морщинистого лица высокорождённого.

Настроение его, нужно смотреть правде в глаза, было далеко от радужного — гном, дракон этакий, ещё вчера, предполагая такое состояние дел в их небольшой группке, слинял к каким-то «дружественным сородичам». Конечно же, пить пиво! «Лёгкая непринуждённая беседа», в которой он якобы нуждался — эльф фыркнул про себя — самый незамысловатый повод набраться в который раз. Иногда ему казалось, что потребление пива для Ностромо — это и цель, и смысл жизни. Как так может быть?! Он же «светлый», не «тёмный» и даже не человек, а ведёт себя… как подгорный. Порой даже думалось, что его товарищ и с троллем легко сядет за стол и впишется в спор, кто больше выпьет. Был бы качественный пенный напиток. И главное — количество.

А Ройчи… Друг погрузился в такую дремучую меланхолию — следствие выполнения их последнего контракта, что вытащить его из этого состояния было невозможно. По крайней мере, пока.

Гибель ни в чём не повинных людей — такое тоже случается в их деятельности, что уж тут говорить. А мужчина, пусть и представляющийся этаким железным, невозмутимым, циничным существом, всегда плохо переносил события, влекущие за собой неожиданные смерти. Каэлен относил подобную рефлексию с высоты опыта своего народа к несовершенству молодой расы — человечества, ярким и лучшим представителем которой и был его товарищ.

Вынужденная остановка на этой ничейной земле, при том, что она граничила с Высоким Лесом, который ему непременно нужно было посетить, была обоснована простым физическим и моральным отдыхом. Эльф предпочёл бы пройти ещё сколько-то (день-два), и нормально расслабиться хоть в том же лесу (категорически против чего был Ностромо — совершенно без объяснения причин, лишь упрямо и воинственно топорща бороду), либо чуть дальше, в королевстве Эрион — люди, конечно, известное зло, но наличие хоть каких-то дорог с посёлками и постоялыми дворами — достаточная дань цивилизации, чтобы наконец-то выбраться из этих отвратительных болот и чахлого, уродливого недолеса, представляющих эту местность. Каэлен в силу своего рождения хоть и был сторонником «природы», но кочевая жизнь и не единожды испробованные блага в виде крыши над головой, чистой постели и готовой пищи, стали его больше привлекать, нежели земля и небо — в лучшем случае безветренное и звёздное. Хорошо рассуждать его братьям высокорождённым и этак свысока попрекать его образом жизни, сидя на заднице в комфортном и полностью защищённом Лесу!

В чахлом перелеске раздался весьма характерный треск, и Каэлен насторожился. Они сейчас находились в местности, где процветала полная анархия, а ближайшее пространство контролировали в лучшем случае лидеры больших ватаг и отрядов. Такая себе вольная вольница с изобилием свободных наёмников и прочего сброда — обнищавших дворян, беглых крестьян и преступников. Причём, львиная доля этих разумных были представителями именно «тёмных» рас. И пусть они, стараясь оградить Ройчи от ненужных раздражителей, отыскали место поглуше, вокруг постоянно ощущались разные передвижения и слышались голоса — недалеко всё вовремя кто-то бродил или находился. А соседство в таком месте, как говорится, чревато.

Когда на их полянку вывалилось мелкое существо с несуразно торчащими ушами, Каэлен совсем не удивился. И пока не напрягся — от одного гоблина, а это был именно представитель этого вредного племени — он неприятностей не ожидал. Но когда «тёмный», бросив короткий недобрый взгляд на эльфа, обернулся назад, что-то визгливо прокричал, и на поляну, раздвигая корявые стволы, а в кустах делая целую просеку, неторопливо вышел великан, Каэлен невольно подобрался. Неприятности — вещь такая, что появляются неожиданно и частенько на ровном месте.

Эльф с удивлением рассматривал эту странную парочку. Лучи поднимающегося солнца едва пробивались сквозь листву слева, формируя причудливую палитру теней, и он с трудом в великане опознал самого настоящего тролля. Руки буквально зачесались схватить лук, и решить их встречу до того, как будет поздно — он слишком хорошо знал этих больших «тёмных», их крутой нрав, твердокаменное упрямство и ярость, в которую они легко приходили, чтобы надеяться на мирное разрешение будущего общения.

Но, как ни странно, главным в этой парочке был именно гоблин, по-хозяйски прошедший на средину поляны и оценивающим взглядом осматривающий всё вокруг. Тролль в это время просто застыл безмолвной глыбой, глупо и — странное выражение, но самое подходящее случаю — по-деревенски хлопая глазами.

— Малыш, — проскрипел гоблин, — а тут ничего так, надуй и разорви меня дракон. И еда уже поспевает, — он выразительно шевельнул ноздрями, подошёл к кипящему котелку. — Ум — м - м, чую, похлёбка почти готова, — непроизвольно облизнулся, уши как-то нетерпеливо затрепетали, будто паруса, виденные когда-то Каэленом на Срединном море. — Порция, к сожалению, маленькая, но нам, думаю, хватит, — он вызывающе посмотрел в глаза ошеломлённо наблюдающему за происходящим эльфу.

Каэлен был действительно, мягко говоря, шокирован, гм, поведением пришлых. Такого беспардонного нахальства, циничной уверенности в том, что всё будет по их, наглое игнорирование хозяев, он за свою богатую на дороги и события жизнь ещё не наблюдал. Он, высокорождённый, к которому даже враги относились с должным вниманием, потерял дар речи. Если бы в нём было больше человеческого и, соответственно, присутствовало чувство юмора в более широких объёмах, он наверняка воспринял ситуацию с иронией, а то и засмеялся, что непременно бы сделал Ройчи, не будь он не в духе. Да, нечто подобное смеху шевельнулось внутри Каэлена, но накопившаяся злость таки взяла верх, и он, прервав зарождающееся движение губ, холодно поинтересовался у стоящего напротив недоразумения:

— По какому праву ты, «тёмный», ведёшь себя по-хамски?

Ни испуга, ни каких иных чувств, нарушающих его внутреннее состояние, как мужчины и воина, он не испытывал. Но только медленно и неотвратимо поднимающаяся волна бешенства. Впрочем, от злости он тоже испытывал дискомфорт. Это наконец-то сработала та человеческая частичка в нём, ибо настоящий высокорождённый никогда не поддаётся эмоциям, он всегда ровен, хладнокровен и… высокомерен. Настоящий лесной эльф уже давно бы заколол или нашпиговал стрелами наглецов и продолжил любоваться бабочками и ловить в ладони ветер. Но Каэлен… не хотел убивать этих глупых «тёмных». Вот не хотел — и всё. Как-то наказать, заставить ползать на брюхе, просить прощение — пожалуйста, но лишать жизни… Это было бы неправильно — так он чувствовал. Не важно, было ли это влиянием Ройчи, никогда не любившего «лишней крови», или следствием его некоего природного миролюбия.