– Да, мам, – ответил он.

– Ну, хорошо.

Она ушла. А Митя не стал играть больше. Он упаковал синтезатор (название этой штуковины я узнал уже потом) в коробку и снова засунул в шкаф. На меня он не обращал сейчас ни малейшего внимания. Ну, ладно, может, не до того ему. Он ушел, а через минут сорок вернулся. Еще через пару минут я услышал крик его мамы и еще мужской голос. Наверно, это был его папа. Почему они кричат? Сложно было разобрать слова, только обрывки.

– Опять… я не могу… ты… к ней… – кричала мама Мити, – каждый раз… даже не скрываешь!

Слов папы я вообще не мог разобрать, одно только мычание.

– Только… пить… – продолжала мама, – свою… подстилку… не могу больше!

Ну и попал же я. Судя по тому, что я услышал, в семье у Мити не все здорово. Папа, похоже, всегда приходит так поздно. Но зачем так кричать из-за этого? Если бы только узнать подробнее, что у них там происходит.

Крик вдруг оборвался. Наступила такая тишина, которую стоит побаиваться. В такой тишине происходят обычно самые страшные вещи, пусть и беззвучные. Может, глазу это не заметно, но так даже хуже. Знаете, люди очень просты. Самые худшие события в их жизни происходят у них в головах.

Митя не дышал. Точнее я не слышал, как он дышал. Внизу хлопнула дверь. Это, наверно, кто-то вышел. Отец или мать? Лучше бы отец, потому что мне он не нравится. Слишком громкий, да и приходит поздно. Нужно больше времени проводить с семьей. А если приходишь так поздно, то уже и сил не будет поиграть с детьми, обнять жену и спокойно посмотреть со всеми телевизор или почитать книгу. А еще у него настроение плохое.

Мама у Мити вроде неплохая, только напуганная и торопливая. Это я по ее голосу понял и тому, как она говорит. Слова она старается как будто выстрелить, чтобы времени не терять. Я еще в магазине, когда стоял на полке, заметил, что люди, в общем-то, торопливы. Вечно спешат. Не могут и на секунду остановиться, чтобы распробовать момент. Люди забывают жить, когда спешат.

Как оказалось позже, ушел из дома отец, а мать пришла в комнату к Мите.

– Вы опять кричали, – едва ли не прошептал Митя.

– Не бойся, мы помиримся.

– Вы всегда миритесь, – ответил он, – чтобы потом снова поругаться.

– Нет, Митя, что ты! – наигранно удивилась мама. – В этот раз мы помиримся до конца, обещаю тебе.

– А папа ушел?

– Да, но он вернется, ты же знаешь.

– Он снова, – Митя оборвался.

– Да.

– Нужно, чтоб он перестал.

– Нужно.

И снова тишина. Мне уже начала не нравиться тишина. Лучше, когда в воздухе есть хоть какие-то звуки. Тишина слишком тяжелая, ее невозможно слушать. По крайней мере, не в такой обстановке и не при таких событиях.

Время неторопливо шло, я сидел в шкафу и, наверно, дрожал бы от холода и испуга, если бы мог, а Митя сидел в комнате. Не знаю, что он делал, но делал он это тихо. Воздух был пропитан томительным ожиданием, а я не люблю это. Продолжалось так до тех пор, пока домой не вернулся отец семейства.

Он сразу же направился к Мите, чтобы проявить свою отцовскую любовь. Во всяком случае, он так думал, решил я.

Войдя в комнату, увидев Митю, он сразу приступил к воспитанию.

– Митя, уроки делаешь?

– Привет, па, – отозвался он.

– Ну-ка, пока-жи… – спотыкаясь на каждом слоге, сказал отец.

Дышал он тяжело и громко, неровно и как-то злобно. Сразу понятно, что человек он не из приятных. И пока я думал об этом, моя голова вдруг качнулась вперед. Нос мой ткнулся в дверцу шкафа, но та осталась закрытой. Что это было? Наверно, я и так сидел под наклоном, а тут окончательно не удержался.

– Что это? – спросил отец.

– Ничего, – поспешно ответил Митя.

– В шкафу, там что-то стукнуло.

Я услышал шаги.

Дверца открылась, и я вывалился. Не успел даже разглядеть толком отца Мити. Увидел только его ноги и сапоги. Он пришел в комнату сына, даже не разувшись.

– Это еще что?

– Папа, – начал было Митя.

– Какого черта у тебя в шкафу это чучело делает?

– Папа, – только и смог выдавить из себя испуганный Митя.

Он явно не хотел, чтобы меня увидел его отец. Тот поднял меня с пола, и я увидел его лицо. Красное, гневное, почти что взрывающееся от злости. И это его отец? Ужас, не дай бог мне такого. Как же я сочувствую Мите.

– На кой черт тебе этот медведь? А? – проорал вдруг отец. – Ты девчонка или кто? А? Выбрось эту тряпку! Сейчас же!

Выбрось?! Нет! Митя, не делай этого! Мне еще рано в мусор! Я же только начал нормальную жизнь! Только не это. Не так рано. Пожалуйста.

И мои мольбы были услышаны.

В комнату вдруг вошла мама.

– Чего ты разорался? Митя его в школу купил, – вмешалась она.

Здорово она придумала, но зачем я в школе? Сейчас ведь отец спросит об этом.

– В школу? Зачем?

– Они отправят игрушки в детский дом, акция у них такая.

Отец немного успокоился. Меня не выбросят.

– Чтоб завтра его не было, понял?

– Да, пап, – тихо ответил Митя.

Я упал на пол и смотрел, как из комнаты выходит отец, а за ним и мать. Как же тяжело приходится Мите, думал я.

А на следующее утро меня и правда взяли с собой. Митя шел в школу пешком, в то время как многие дети ехали на автобусе или с родителями на машинах. В этот раз я уже не сидел в рюкзаке. Наверно, потому, что там попросту не хватало места. Утром Митя положил туда пару книжек, а меня даже не попытался. Тем лучше, мне нравится видеть улицу.

Пока мы шли, я все рассматривал дома, окна и деревья. Деревья мне понравились больше всех. Дома в этом городишке какие-то серые, совсем скучные, а окна у всех либо завешаны шторами так, что ничего через них не видно, либо без занавесок, но и так ничего интересного там нет. Скучно живут люди, очень скучно. А вот деревья – другое дело. Осенью они разбавляют своими красками весь этот унылый мирок. Тут тебе и ярко-рыжие клены, и еще зеленый дуб стоит, а на углу и вовсе ель. Краски, сплошные краски.

Мы пришли в школу, а там дети. Много детей. Столько детей даже у нас в магазине я не видел. И все разные. Совсем малыши бегают, дети постарше ходят, а иногда и вовсе взрослые дяди встречаются, они только сидят на скамейках. И все не обращают друг на друга внимания. Как будто рядом нет никого. Взрослые смотрят в экраны своих телефонов, улыбаются им. Только малыши еще могут общаться друг с другом.

Мы пришли в класс. Митя учился примерно в классе седьмом, может, и в шестом, я пока точно не знал. Когда он вошел в класс, то сразу направился к куче с игрушками. Да это можно назвать самой настоящей горой!

До того момента я еще не верил, что меня и правда куда-то отдадут. Думал, может, Митя меня отнесет в школу и вернет домой, а папе скажет, что уже игрушки не нужны. Не отдавай меня! Я не хочу! Тогда-то я первый раз и почувствовал страх. Хоть я и знал Митю всего-то сутки, но он мне понравился. А Митя как будто не думал, что я ужасно испугался. Я, может, и не умею показывать свои чувства, но это не значит, что у меня их нет. Даже больше скажу, у меня этих чувств больше, чем у тех, кто постоянно их показывает. Такие люди больше похожи на актеров с заученными ролями, а я так не умею. Я все переживаю глубоко и так, что этого никто не видит.

Вот Митя и не увидел, и не понял ничего, и положил меня в кучу.

Класс, в котором Митя учился, меня ничуть не удивил. Обычные ребята, которым пока ничегошеньки в жизни не важно и не нужно.

Больше всего мне понравился тихий парнишка в очках, что сидел на первой парте. Он чаще всех отвечал. Почему-то остальные не любили его и даже подсмеивались. Смеяться над кем-то, конечно, легче, чем попытаться самому чем-то выделиться.

Ребята, которые над ним смеялись, кстати, те еще подонки. Я их, конечно, лично не знал, но мне было достаточно пяти минут, чтоб раскусить их. Глупые дети, способные привлечь внимание только гадостями и своей непроходимой тупостью. Таких сейчас полно.