Швейцар поклонился, открывая дверь, произнес заклинание перемешения, и лифт, сверкающий зеркалами, поднял их на третий этаж.

Прохладный воздух, мягкие ковры, свет из невидимых глазам источников.

Им принесли кофе, сливки и блюдо крохотных печений. Госпожа Ганчева, хозяйка маленького, очень дорогого, закрытого для большинства дома мод, сама вышла к ним. Десяток моделей было предложено - и продемонстрировано девушками-манекенщицами. Анна выбрала два новых платья - к ним тут же принесли на выбор целую гору сумочек, поясов, туфель, каких-то бесчисленных мелочей.

Тетя тоже кое-что себе присмотрела.

- Госпожа Анна, позвольте поблагодарить. Вы мне прислали тогда журнал мод, конечно, все устарело, если смотреть по-нашему, но некоторые идеи меня вдохновили!

Госпожа Ганчева кивнула куда-то за ширмы, вышла модель в длинном платье.

- Узнаете, не правда ли? Этот ведь их нынешний стиль, Королевстве Часов. Юбки каскадом, тут - пелеринка...

Анна, из любезности отправившая Ганчевой журнал мод, ничего не узнавала, потому что отсылал, естественно, Нарицкий, а она не полюбопытствовала пролистать.

- Да, сделано чудесно. Но это уже давно не их нынешний стиль. Лет тридцать как - по нашим меркам.

- Тридцать! Не понимаю я этого, Ваше Величество, а присылали месяцев восемь назад.

Анна чуть улыбнулась и встала. Ганчева снова сделала некий еле уловимый жест, три ее помощницы быстро упаковали отобранные вещи, а прочее так же молниеносно унесли - Анна и не заметила, как.

"Удобно и, самое главное, недолго", - подумала Анна, пока ожидавший их в приемной охранник расплачивался. Две девушки несли за ними покупки.

Парикмахер, на котором настояла тетя Беата (Анна, поглядев на себя в новых нарядах, подумала, что ей итак хорошо) приехал в Дрозды. Поразмыслив, мастер Радомил не стал менять стрижку, только слегка подровнял Анне ее волосы, чтобы только чуть задевали плечи, и челку.

- И вот, сударыня, позвольте предложить две чародейные вещицы, новинка, да... Скоро, не сомневаюсь, будут весьма и весьма популярны.

Протянул ей заколку в форме черно-перламутровой плоской раковины. Приложил к пряди слева, и заколка мягко подняла прядь и закрепила на затылке. Асимметричная прическа удивительно к темным прямым волосам Анны. Вторая заколка была в виде серебряной стрелы. Тетя Беата довольно покивала - ей понравилось, как выглядела племянница.

День прошел в суетных разговорах, обед и вечерний чай в положенное время. Наконец наступил вечер, время отдыха и задушевных разговоров. Тетя Беата отправилась к себе, а Бенедикт и Анна поднялись в ее небольшую гостиную на седьмом этаже башни.

Анна, устав от шума за окнами замка (ночная жизнь большого города, особенно в центре - всегда шумна и суетна), перенесла замок в тихое местечко. Поле, заросшее высокой, спутанной травой с пышными полуосыпавшимися метелками, песчаный берег реки.

Анна села на диван, Бенедикт опустился в кресло напротив, явно намереваясь поговорить о чем-то. Одна из лунниц принесла поднос - вино, два высоких бокала, сыр на тарелочке. Поставила на столик и скользнула в дверь, словно облако, на мгновение прошедшее мимо луны.

Вино было отличным. Анна молчала, ожидая, что Бенедикт начнет разговор первым. Пила небольшими глоточками терпкий, кружащий голову напиток, слушала умиротворяющий стрекотанье цикад в сухой траве и мерный шум волн. Благословенное время. Тишина закатного часа, вино, отдых от всех дневных дел. Анна чувствовала, что ей так спокойно, так хорошо... Если бы Бенедикт погостил подольше. Они каждый день утром занимались бы делами Королевства Часов, обсуждали бы, советовались о разных делах. А вечерами отдыхали бы, как сейчас.

Бенедикт думал о чем-то, не начиная разговор. Наконец взглянул на Анну:

- О многом хотелось спросить. С чего начать - не знаю.

- Начни с чего-нибудь, - предложила Анна.

- Хорошо... У тебя есть любимчики? Твоя мать вечно выбирала себе семью или несколько, какого-то особенного человека...

- Есть те, которые интересуют больше - но любимчиками я их не назову. Все одинаковы, обо всех надо заботиться. Да и как выделишь из миллионов?.. То есть, на самом деле... Да, бывает кто-то интереснее прочих. Но я стараюсь никем не заниматься больше, чем остальным.

- Интереснее прочих... В чем именно?

- Например, месяц или два назад я заглянула в один дом. Это было в Шкадарене, есть там небольшое местечко, Старгород. Я там часто беру книги, вот и сегодня взяла тебе оттуда. Милое местечко - университет, которому уже четыреста лет, монастырь. И вот я глянула случайно в одно окно. Увидела девушку, та хлопотала на кухне и вдруг, кое-как вытерев испачканные тестом руки, достала из кармана фартука листок и маленький карандаш. Отодвинула деревянную доску с пирожками, пристроила листок на краю стола. Это был такой чудесный порыв вдохновения. С того дня я ее полюбила... У меня копии ее рукописей. Она пишет сказки. Вообще чудесная семья, у нее брат учится в университете, я его недавно видела на экзамене. Еще помню маленькую и очень музыкальную девочку... хотя сейчас она, наверно, уже не маленькая. Но любимчиками их не назову и не выделю их из многих других - в том смысле, что не буду заботиться о них как-то особенно. Так же, как о всех.

Бенедикт улыбнулся понимающе.

- Принципиальная! А помнишь ту девушку, Агату Крешевич? Мы год назад переносили на твой семиструнник ее песни. Помнишь, как про нее говорили? В музыке - как рыба в воде, среди людей - как рыба на песке.

- Да, помню, конечно. Я ее слушаю иногда.

Анна достала с полки томик в плотной обложке, раскрыла и показала фотографию: памятник из белого мрамора - высокая женщина в свободном платье, напоминающем одеяния древних, с короткой стрижкой, она положила руку на гриф поставленной на землю гитары.

- Да, похожа... - тихо сказал Бенедикт. - Прекрасная музыка, чудесный голос. Она еще выступает?

- Умерла лет десять назад по их счету из-за эпидемии.

Они помолчали, неспешно отпивая из бокалов вино, глоток за глотком, глядя на гаснущий свет и тонкий до прозрачности месяц на еще не потемневшем небе.

- Тадеуш предполагал - если не дать миру магию, станет быстрее развиваться техника, наука и искусство. Насчет науки - и изобретений, соответственно, никто не спорил. Если же говорить об искусстве - это было неочевидно. Но он снова угадал.

Бенедикт улыбнулся, он не был пьян, да Анна никогда и не помнила его пьяным, но видно было, что он расслабился, готов прикрыть глаза и просто слушать. Как в компании лучших друзей.

- Часть творческих сил, которая в нашем мире уходит на магию, у них реализоваться не может. И, значит, должен быть другой выход силам, - сказала Анна.

- Да. И вот еще - для самого Тадеуша поиск самого себя, познание - это была цель... одна из целей его жизни. Тадеуш считал, что самым важным для них должны быть две вещи. Познание и изменение мира. В любом случае, он их творец - значит, и они таковы же. Каждый по-своему. Поэтому у них - по сравнению с нами - просто расцвет всяческих искусств, философии.

- В их философии трудно разобраться, столько направлений, школ.

- Уникальность мира и любого определенного человека доказывает, что существует творец. Тот, кто задумывает, кто делает нечто единичное, особенное, отличное от прочего. Если же нет представления о творящей личности, тогда появляются всякие философские монстры, - Бенедикт мимолетно улыбнулся. - Они видят Вселенную как бесконечность, где элементы вечность за вечностью хаотично складываются в бесчисленные ряды миров, которые так же вечно будут повторяться, вечно, как волны прибоя, возвращаясь и уходя.

- Но человек не может не сознавать себя и свой мир продуманным и неслучайным.

- И, долго размышляя над этим и над самими собой, не выведут ли они, в конце концов, Тадеуша на чистую воду? - улыбнулся ей Бенедикт. Анна покачала головой, тоже улыбаясь.