Письма Нарицкий вскрыл и прикрепил к каждому небольшую записку - о чем письмо. В газетах статьи о Дроздах и Королевстве Часов обвел красным карандашом, просто любопытные - синим. В журналах важные материалы отметил закладкой и приложил к каждому краткий пересказ.

Нарицкий был педант... Секретарствовать стал при родителях Анны, одновременно занимался безопасностью замка - в той мере, насколько это важно было для неприступной в принципе крепости.

- Спасибо, положите вот сюда. Есть что-нибудь важное?

- В газетах - ничего особенного. Два прошения на временный отдых, вот - одна их кухарок и помощник доктора. Конюх докладывает, что кони застоялись - надо бы их выпустить, дать поразмяться, а то на манеже да на манеже. Я передаю его слова, Ваше Величество. лунницы говорят, что осеннюю росу можно собирать еще только три недели, потом будет уже ни к чему не годная.

- Хорошо, спасибо.

Нарицкий закрыл за собой дверь. Что ж, тут было славно - у моря, в молчании, в отсутствии многолюдных толп - которые пусть за стенами, но и видны, и слышны... но - пора оставить это место. Нужно подумать о семейных делах и о делах своих замковых подданных (о живших в Королевстве Часов она и без того думала всегда и для них перемещение Дроздов было безразлично).

Обитатели замка - кроме лунниц - были связаны со своими сюзеренами обычным магическим контрактом, предполагавшим определенные взаимные обязательства. В прежних Дроздах жили три магические семьи, связанные с родом Виельгурских сродной магией и вассальными отношениями. Когда Тадеуш ушел из родительского дома, он отправился в Дрозды. Но отец потребовал или серьезно заняться делами поместья - выращивание ржи, гречихи и льна, покос, заботы по небольшой ткацкой мануфактуре, продажа полотна, зерна, прочего, произведенного в поместье. Или дело делай, или передай управление брату, заявил он.

- Замок - не отдам! - заявил Тадеуш. И - на изумление всему миру сделал то, что было до того дня возможно только теоретически. Перенес часть местности, отделенную стенами, за два дня хода от поместья. Перенес - как будто и не было ни замка, ни стен, под которыми с одной стороны был обрыв к реке, с другой - деревенька и поля. Крайние дома мирно примостились под замковыми стенами. Как удивились деревенские жители, когда утром повыходили из своих домов и, почесывая затылки, глянули за заборы и увидели, что их ворота теперь выходят прямо к обрыву...

Все жители предпочли остаться в поместье. Одни лунницы ушли с Тадеушем - легкий, равнодушный народец. Теперь их потомки жили в новых Дроздах, пряли свою серебристую пряжу, учили детей в школе при замке.

Анна полистала газеты, журналы. Отложила. Стоило бы еще раз пойти к Часам.

Она поднялась на седьмой, самый верхний этаж замка. Села за стол. В высоких шкафах вдоль стен были книги, тетради... записи не одного поколения правителей и правительниц Королевства Часов. На самом же столе, на гладкой, темной, полированной поверхности лежал лишь один предмет. Медные Часы размером с ладонь. Закрытые крышкой с завитками вензелей и гербом Виельгурских.

Анна нажала кнопку сбоку часов, крышка неспешно откинулась. Острые тонкие стрелки, часовая на девяти, минутная на двенадцати. Картинка на циферблате - тонкие линии коричнево-охрового или голубого цвета как будто обозначают горы, прожилки рек, моря, аккуратные буковки многочисленных названий теснятся по всей поверхности. Циферблат похож на карту мира... нет, почему "похож"? Это и есть карта маленького мира, скрытого под медной часовой крышкой.

Этот мир создал Тадеуш Виельгурский. Сам собрал часовой механизм, над скрытыми колесиками нарастил части будущей суши - движущиеся материки. Придумал океан, солнце, поднимающиеся утром из-за рамки циферблата и заходящее вечером обратно и небо с неподвижными созвездиями и луной, водоемы, горы, полезные ископаемые. О видимую еще из-под воды тонкую иголку одного из колесиков уколол палец и отдал Часам каплю крови - и мир задышал, засверкали невидимые днем звезды, покатилось по небосклону солнце, Часы ожили и стали жить как любое живое существо, независимо от создателя. Тадеуш наколдовал и разбросал по суше и под водой крохотные семена тысяч растений. Заселил мир всяческой живностью. И, разумеется, людьми, потому что мир, над которым Тадеуш раздумывал долгими часами, был затеян для них.

Анна наклонилась над Часами. Часы оставались, как всегда неподвижны, но для нее пространство менялось. Исчез циферблат со стрелками, нарисованные линии стали объемнее, океан дышал, поднимая волны подволяя им падать вниз. Анна смотрела сверху, оттуда, где звезды и облака. Потом дотронулась до одного из облаков, чуть-чуть, до краешка, и полетел снег - большие мягкие хлопья. Она улыбнулась и опустила взгляд ниже, к земле... еще ниже, на один из городов, на площадь перед университетом. Тем же, который разглядывала утром. Продавцы книг и хлеба, те, что торгуют на переносных лотках, принялись поправлять или устанавливать тенты. Дети смеялись и ловили снежинки на варежки. Какая-то лохматая собака открывала пасть и пыталась ухватывать хлопья, щелкала зубами. Снег летел и летел - на университетский шпиль и ограду, на брусчатку площади, на все улицы Старограда и переулки, к реке Бобровке...

Ирма сидела за столом у окна, подперев голову рукой. Раскрытая тетрадь, ручка, стопка учебников. Ирма глядела на мягкие хлопья снега, делать уроки не хотелось, даже казалось немного обидным перестать глядеть на снег, такой пушистый, так чудесно кружащий. Оседающий на ветках, на фонарях, на сломанной лодке, вмерзшей в речной лед.

- Мечтаешь?

Селина поставила перед сестрой чашку чая, облачко ароматного дыма поднималось над ней.

- Я сейчас, сейчас...

Ирма опустила взгляд в учебник, отыскивая потерянный абзац. О чем там шла речь, она, как выяснилось, вообще забыла.

Селина снова зашла, уже в пальто и шляпке.

- Ну как? - придерживая неширокие поля шляпки, повернулась вокруг себя.

- Да, - со знанием дела кивнула Ирма. - Стиль ретро... красиво.

Старшая сестра повесила сумочку на плечо и послала младшей воздушный поцелуй.

- Все, пока, я зайду в наш магазин, потом еще кое-куда. Если Ник вернется, скажи, чтобы ел суп.

- Хорошо.

- Лучше сама погрей ему... а пирог будет вечером.

- И тесто ты поставила уже? - оживилась Ирма.

- Да-да.

- А Ник к Августину ушел? Ну, тогда он придет неголодный.

- Может быть. Я убежала!

И Селина скользнула в приоткрытую дверь.

Ирма подошла к окошку и оперлась ладонями о холодный подоконник. По тротуару, затаптывая только выпавший снег, шли девушки с сумочками через плечо, многие с длинными волосами, рассыпавшимися по плечам из под вязаных шапочек, с зацепившимися за пряди пушистыми хлопьями. Молодые люди студенческого вида с рюкзачками на спине, пожилые домохозяйки, тянущие тележки на колесиках с покупками.

Ирма задернула прозрачный тюль и отправилась по пустой квартире. Зашла на кухню. Приложила руку к теплым печным кирпичам, постояла, греясь. Понюхала сладковато пахнущее тесто, медленно ползущее к краю кастрюли. Почесала за ухом спящего на батарее кота.

Вернулась в комнату, полистала толстую тетрадь с потрепанными углами. Картинки - карандашные, акварельные и вырезанные из журналов. "Секретики", завернутые в треугольником сложенную страницу - стих, признание, необычайно остроумная надпись "тут ничего нет".

Побрела в гостиную и открыла крышку пианино. Не садясь, наиграла одним пальцем короткую мелодию, потом другую... побежала в прихожую, стащила с верхней полки шкафа старый палантин Селины, который та иногда носила осенью и весной. Обернула его вокруг шеи, закинула конец через плечо, представляя, что это - изысканное боа. И снова заиграла, напевая на пол-октавы ниже, чем обычно, низким, интригующим, как ей казалось, голосом.

- Звезда нашего кабаре, Ирма Лодзак.