- Нет, - выдавила Марина. - Я думала, дядя с ним поговорил... раньше, чем со мной, и он...
- Ты чё? Считала, он специально тогда спрятался? Ну ты, Михеева, даёшь! Он даже слышал плохо на одно ухо, долго ещё.
- Теперь... я понимаю.
- Ну и слава богу, - Надя зевнула. - Главное сейчас заснуть, а не начать опять про вас думать.
- Прости...
- Найди силы, поговори с ним. Я знаю, что он не хочет, но хоть по телефону! Хоть письмо напиши! Нельзя же так! С грузом на душе!
- Я подумаю...
Глава 4
Мергелевск, сентябрь 2017 года
Марина была вынуждена признать, что Борис ей нравится. Всё же, он был первым мужчиной за многие годы, вызвавшим у неё хоть какие-то эмоции. Ей нравились его руки, глаза и загорелая шея в вырезе легкого пуловера. Ей нравилось, как он подтрунивал над Игнатом и легко принимал поражение, когда подросток 'перетявкивал' его в споре. Ей не нравилось, как Борис смотрит, с задумчивой, понимающей усмешкой, словно жалея её. Она не понимала его взглядов. Он уже столько раз уверял, что не имеет на неё никаких видов, а потом опять начинал... смотреть. Иногда ей становилось так неловко в его присутствии, что она старалась держаться поближе к Игнату.
К счастью, утром, когда подросток ушёл в университет, Танников с Кардашевым уехали в город. Художник собирался навестить своего знакомого юриста, чтобы проконсультироваться с ним по поводу иска к 'Желтушке'. Борису не удалось его отговорить. Марина тоже считала, что нет никакого смысла судиться с изданием, зарабатывающим на скандальных новостях - не они первые, кого застигают врасплох нанятые таблоидом папарацци. Наверняка юристы 'Желтушки' собаку съели на защите от возмущенных 'клиентов'.
День прошёл как-то... странно. В голову лез вчерашний поздний разговор с Надей. Сердце прыгало в груди, словно пыталось сорваться с невидимых нитей. Марина старалась ни о чём не думать. Она без особого энтузиазма полистала приложение с рецептами, ничего не придумала на ужин и поднялась в 'малую гостиную'. Закрыла глаза, наугад ткнула пальцем в ряд пластинок и вытянула винил с саундтреком к 'Истории Любви'. Ей всегда было тяжело смотреть этот фильм, и если он шёл по какому-нибудь из каналов, она переключала. Но музыка не вызывала никаких плохих ассоциаций, это была просто... хорошая музыка. В комнате было немного пыльно, Георгий Терентьевич не позволял домработнице тут прибираться, Марья Захаровна была немного неуклюжей, и жертвами уборки уже пали несколько глиняных статуэток в нишах.
Пританцовывая под звуки музыки, Марина прошлась по гостиной с метёлкой. Потом открыла окно, чтобы проветрить, выглянула и застыла. Игла сорвалась с последних канавок грампластинки. У ворот была припаркована чёрная машина. У калитки, стоял высокий мужчина в лёгком плаще. Несмотря на расстояние и годы, Марина сразу его узнала. Мужчина осмотрел калитку, не найдя домофона, толкнул её и зашёл во двор. Марина отпрянула от окна. Первым её порывом было спрятаться, пересидеть и не открывать. А утром уехать. Но это ничего бы не решило. Ужас номер два в списке наихудших страхов явился к ней сам. Значит, пришло время и от него избавиться. В дверь позвонили. Марина вздохнула, выключила проигрыватель и решительно направилась к выходу из комнаты.
... Андрей Эльмирович погрузнел, постарел, но по-прежнему оставался красивым, представительным мужчиной с хорошими манерами. Искренним, честным на вид - от этого говорить с ним было ещё тяжелее. Марина никогда бы не подумала, что он читает 'Желтушку'. Но газета была у него в руках.
- Ну что же ты? - спросил Муратов с ласковым упрёком. - Мы же договаривались.
- Я решила... пересмотреть некоторые пункты нашего договора, - сказала Марина, стараясь, чтобы голос её звучал спокойно, холодно: ей не восемнадцать лет, чтобы эксплуатировать её повышенную... обязательность. - Телефон мне пришлось сменить. В Мергелевске я почти не бываю. Вам не о чем волноваться.
Муратов дружелюбно кивнул:
- Вроде как да. Но сменился телефон у твоей мамы, сменился у тебя. А мы договаривались раз в полгода созваниваться. Я же волнуюсь. Хорошо, что статья на глаза попалась! Как здоровье мамы?
- Всё отлично, - выдавила Марина.
- Вот и замечательно! Передай ей, чтобы не уставала, в нашем возрасте это опасно. Особенно после такого заболевания.
Самое неприятное, казалось, что Андрей Эльмирович говорит это от чистого сердца. Маму Марины он вообще полностью расположил к себе в их единственную встречу десять лет назад, Ольга Сергеевна каждый раз обстоятельно рассказывала ему по телефону о своём самочувствии (а в последние годы ещё и о муже и пасынке) и благодарила за подаренную возможность жить дальше.
- Да, хорошо, что... газета, - сказала Марина. - Я всё равно хотела с вами поговорить. Я хочу вам деньги отдать... часть. За операцию, лечение...
Андрей Эльмирович причмокнул, покачал головой:
- Опять двадцать пять. Сколько раз уже на эту тему говорили! Обидеть хочешь?
- Нет, не хочу. Но обязанной быть тоже не могу. Это никоим образом не отменяет наш договор. Можете не волноваться.
- Не волноваться? - гость с сокрушённым видом пожал плечами. - Я разве поверю в эту историю с... - он кивнул на газету с фотографиями Марины и Кардашева на первой странице.
- Понимаете... - Марина почувствовала, что стушевалась, и разозлилась на себя саму. - Это никак не связано с... вашим племянником. Я...
- Девочка, - мягко сказал Муратов, наклоняясь к ней через журнальный столик. - Ты тогда понять этого не могла в силу возраста и неопытности. А сейчас я вижу перед собой человека, увидевшего, какая она, настоящая жизнь... Скажу напрямик. Тебе нельзя быть с Ренатом. И дело не в нём. Хотя мне больше всего дорог мой племянник, я и о тебе беспокоюсь. Тебе вот кажется, я подлец?
- Нет! - возмущенно воскликнула Марина. - Я никогда так не говорила!
- Зато думала. Я ведь мог бы и маме твоей помочь, и вам не мешать. Так ты думала. И Ренат думал, оскорблял меня, простить долго не мог... Много огня плохо. Пока молодые, пока постель, шуры-муры - всё хорошо. Но неправильно, к разрушению ведёт обоих. Мужчина и женщина должны быть супругами, раз любят, не любовниками. А вы одного поля ягоды, слишком красивые, слишком талантливые. Не уступили бы, сожгли бы друг друга в прах. Вы тогда думали, вы страдаете? Нет, вы бы ПОТОМ только узнали, что такое страдать. Мудрые говорят: пока молод, не думаешь о старости, но надо думать. Страсть быстро проходит, тело хрупко, ветхо. Мужчина в сорок-пятьдесят лет всегда обращается к корням, вере, смотрит вокруг: кто его жена, кто дети? Я много лет ждал, когда Ренат поймёт. Супруга ему нужна, чтобы не шла против, не тянула на себя одеяло. Он через неё проявиться должен, жена в тени - муж в славе, а у тебя свой путь, это же сразу видно было. И Ренат начал потихоньку понимать, принимать судьбу... вот, жениться хочет. Если ты помешать этому хочешь, вернуть его...
- Я не хочу мешать Ренату! - раздражённо выкрикнула Марина. - Я сто раз уже...
- Очень на это надеюсь. Один раз оказались вы рядом, и сколько всего нехорошего произошло! И Ренат чуть не погиб, и мама твоя заболела, и тебе самой из-за него сколько раз несладко было.
- Всё-то вы знаете, - процедила Марина сквозь зубы.
- А как же? Ренат - сокровище в нашей с супругой жизни! Талант, каких мало! Он далеко пойдёт, я всегда рядом с ним, как незримая стена.
- Вот и не волнуйтесь! Живите спокойно! Я верну вам деньги! И уеду! Скоро!
- Если ты Ренату добра желаешь, уезжай! Эх, хотел бы сказать, что уверен в нём на все сто... но я не уверен. Пока ты тут, покоя ему не будет... Деньги? Оставь себе. Скажу больше: готов опять помочь. Ты ещё молодая, время есть для брака, карьеры, знаю, училась за границей. Похвально! Продолжай!
