- Надя! А ты вот совсем не изменилась! Я это название недавно еле по этикетке выучила, а ты на раз определила!

- Михеева, это моя жизнь. Мужики уходят, одежда остаётся. Была у меня одна претендентка в подружки. Как нового мужика заведёт, за его счёт меняет весь гардероб. Мужика через месяц - вон, шмотки носит до новой коллекции. А что? Зато ни то, ни другое не успевает надоесть... Михеева, я так рада, что ты вернулась! Честно! К чёрту мужиков! Давай по бокальчику! Здесь хороший 'Траминер '. Я знаю, что ты не любитель, но за встречу...! Рассказывай же! Забыла совсем:Тёма заедет, хочет поздороваться!

- Портос! - Марина расплылась в улыбке. - Я только теперь поняла, по кому больше всего скучала. По тебе и Артёму! За нас! И к чёрту всех, кто нас не сто́ит!

... Надя вздохнула и встала с подоконника. Ей нелегко дался тот разговор с Мариной. Зато стало легче. К тому же, Вадим уехал на несколько недель. Это дало ей время успокоиться, обдумать всё ещё раз и прийти к выводу, что решение было правильным. Будет больно. Но ей и так всё время больно.

Она посмотрела на себя в зеркало, усмехнулась. Есть пока и в её колчане купидоновы стрелы. И ещё. За десять лет рядом с желанным мужчиной, умеющим читать в глазах людей все 'бегущие строки' и 'сноски', она научилась быть честной и искренней. Отвоевала немного хорошего к себе отношения у любимого, пусть недостаточно, но и изменилась сама. Это тоже зачтётся. Марина тому доказательство: не прогнулась, не сдалась, осталась прежней... искренне любимой и ценимой. А Наде просто не повезло. Не повезло в любви, повезёт в чём-то другом.

Режиссёр и композитор смотрели репетицию, горячо обсуждая только им понятные нюансы. Надя уже собиралась потихоньку уходить, когда в зал вошёл Вадим. Сразу направился к ней:

- Надя, мы поговорим?

- Я устала, Вадим. Иду домой. Кстати, это Климентий Савчук. Муратов говорил, что он приезжает?

- Да, был разговор, - Ярник с недовольством посмотрел в сторону активно обсуждающих номер хореографа, режиссёра и композитора.

Надя представила Вадима питерскому гостю. Ярник позвонил Ренату, и Колесова с изумлением уловила в их разговоре знакомые нотки. Они помирились? Не цедят сквозь зубы, не тянут голосами, от которых у окружающих сохнет в горле? Она искусала губы, прислушиваясь к репликам Ярника. Вадим назвал Муратова по имени, даже один раз Мурашкой. Нет! Только не это! Опять надежда, неминуемое разочарование! Марина уехала к маме. Оставила Наде сообщение, что приедет и всё расскажет. Что всё?

- Надя.

- Что ещё, Вадь?

- Давай поговорим.

- Ну что ты заладил? Марина что-то сказала обо мне? Она пошутила. Она теперь много шутит.

- Нам нужно поговорить.

- Ты не отстанешь ведь, нет? - Колесова вздохнула. - Давай встретимся где-нибудь в городе. Только не сегодня. Завтра или послезавтра.

- Я согласен.

Надя направилась к выходу, уложив эскизы в тубу и попрощавшись.

- Надежда Александровна! Ренат Тимурович обещал прислать за мной шофёра. У меня примерно час. Не откажите туристу. У вас неподалёку есть какое-то замечательное кафе, с напитками, я в инстаграме видел. Очень вас прошу.

Савчук даже руки сложил молитвенно. Колесова колебалась. Её немного познабливало. Казалось, она сейчас выйдет не в бабье лето, что балует нынче отдыхающих, а в промозглую осень, какой ей и полагается быть по календарю.

- Я не женат, - сказал Клим, глядя ей в лицо. - Не успел, всё творил как-то, творил... с подругами вот тоже, не везло. Если вы, конечно...

- Я одна, - сказала Надя, не затрудняясь делать вид, что огорошена или смущена откровенностью мужчины, с которым знакома чуть больше часа. В конце концов, она тоже уже давно умеет читать по глазам, особенно мужским. - Ладно. Можно успеть попробовать несколько сортов пуэра и овсяного печенья. Но вас ведь этим не удивишь, верно? Сейчас в каждом городе местечки на любой вкус и цвет. В Питере, наверное, особенно.

Савчук засмеялся:

- Мы, питерцы, любим чай и хорошую компанию. Говорят, хюгге придумали у нас, одним морозным летом. Просто мы поленились патент оформить - слишком хлопотно и от чтения отрывает. Вы улыбаетесь? Я рад, что смог вас насмешить. Позвольте вашу куртку.

Мимо прошёл толстенький Вадик за руку с хореографом:

- До свидания!

- Удачи! Ты теперь - 'лицо', помнишь?

Вадик гордо кивнул.

... Вечером, обедая с гостем из северной столицы в уютном ресторанчике на набережной, Ренат старательно поддерживал беседу. В конце концов, даже увлекся и отвлёкся от мыслей, комом роящихся в голове. На подоконнике лежало несколько журналов, среди них последний выпуск 'Кофе'. Муратову хотелось плюнуть на собеседника, открыть страницу номер девятнадцать и читать... опять. Улучив момент, он запихнул журнал за кадку с цветком. Стало немного легче.

Они говорили о мюзиклах, в том числе, о недавнем провале пафосного проекта 'Лето нашей зимы', к которому Савчук написал музыку. Муратов подозревал, что именно из-за этого провала композитор согласился сотрудничать с провинциальным театром. Хотя Савчук был не виноват - мюзикл провалился из-за амбиций молодой режиссёрши, до этого ставившей скандальные фильмы о молодёжных проблемах, проект просто не собрал зал: секс, наркотики и истерия зрителю приелись. Музыка Савчука была хороша, в сети уже ходили треки из 'Лета...', пользующиеся большей популярностью, чем сам спектакль.

- Ренат, -сказал вдруг Климентий. - У меня к вам просьба. Найдите мне квартиру примерно на месяц, здесь, в Мергелевске. Есть желание работать над проектом, так сказать, вживую.

- Простите, Клим, но наш бюджет... - смущенно признался Ренат.

- Всё за мой счёт. Хочу совместить работу с отдыхом. Я так давно не был у южного моря. Отдохну, проветрю мозги, может, что-нибудь напишу. И конечно, буду активно сотрудничать. А вдруг полюблю Мергелевск и никуда не захочу уезжать!

Муратов не стал скрывать, что рад. Савчук за один только вечер успел подкинуть несколько интересных идей. Ренат знал цену опыту, к тому же, с Климом было легко общаться. Был он на взгляд Муратова немного медлительным, но своё дело знал.

***

Если бы мои внуки выяснили, чем занимается их бабушка, они бы... меня поняли. А если бы об этом узнал мой муж, он бы даже объяснений не потребовал - привык.

Я каталась на троллейбусах, по разным маршрутам. Садилась на конечной и ехала через весь город. Путь вокруг бухты прекрасен, но осенью я люблю маршрут номер двенадцать - он проходит через парк, вьётся вдоль моря, (недолго, но в самой красивой части набережной), правда, потом углубляется в печальные джунгли новостроек.

Троллейбусы - это терапия. Они уверены в себе и искристы, они знают, куда им идти, жужжат, укачивают и успокаивают, они создают движение, иллюзию перемены мест, а мне всегда хорошо думается в поездках. Я устала. От работы и переживаний. Не знаю даже, чего было больше. Работа над пьесой закончена: текстовые партитуры отданы на милость режиссёра и композитора. Я могу спокойно вернуться к преподаванию в колледже, готовиться к курсу лекций, что предстоит читать в ноябре, но меня тошнит при одной только мысли о культурологии. Хочу дождаться пенсии и, как сейчас выражаются в пабликах, с хохотом умчаться в закат.

После Дня Города отношения с Муратовым стали натянутыми. Раньше я общалась с ним в духе доброй тётушки, имеющей моральное право изредка пожурить хулиганистого племянника. После ссоры Вадима и Рената я поняла, что 'племяш' сам неплохо умеет 'журить'. Конечно, всё это показное, но исповедь Муратова была лишь дальним рокотом приближающейся грозы, которая разразилась следом.

Нужно вернуть дневник Марине. Думаю об этом с ужасом, как-то и в голову не приходило, что объявится его владелица. Мне не скрыть, что я его читала, но и притворяться больше не хочу и не могу. Как и предполагалось, из моей задумки получилась драма. Однако сюжет вышел за рамки воспоминаний рыжеволосой 'Пьеретты'. Оставив финал открытым, я дописала последнюю главу, в которой главный герой отрекается от своей долгой и мучительной любви, но никогда не предоставлю эту историю на суд читателя, пусть даже в ней больше вымысла, чем реальных событий.