После гимна мужской голос размеренно объявляет номера дистриктов и имена умерших. Парень из первого, оба трибута из пятого, Мокей из седьмого и двое из девятого. Шестеро погибло в первый день игр, значительно меньше, чем обычно. Осталось восемнадцать.
Всполошив всю арену, гимн замолкает, и после наступает мертвая тишина. Бен вновь дает мне возможность поспать, оперируя тем, что прошло буквально полчаса с тех пор, как я уснула. В следующий раз просыпаюсь от того, что меня кто-то толкает. Очень холодно и желание закрыть глаза становится в разы сильнее. Бен стоит рядом.
- Вставай, нужно спуститься вниз, - шепчет он, озираясь назад.
Словно сама себе не хозяйка с трудом поднимаюсь на ноги и волочусь следом. Зуб на зуб не заходит, стало неимоверно холодно. Бен тоже дрожит, в тишине ночи я, кажется, слышу стук его челюстей, по крайней мере надеюсь, что это он издает звук. Мы проходим еще около полутора километров, пока не достигаем теперь уже ветвистого хвойного леса. Тут можно и огонь развести.
- Нужно сбросить несколько веток на землю, чтобы было не так холодно, - эти слова даются Бенджамину с трудом, оно и понятно.
Мы попали в какую-то суровую зиму, ночью становится еще холоднее, чем днем. Одежда уже не спасает. А нам ведь еще предстоит несколько дней находиться здесь. Впервые распорядители хорошо продумали площадку для игр, половина трибутов умрут от холода. Другая половина от обезвоживания и голода, а тех, кто останется, добьют другие трибуты. Пока мы бродили по лесу, я не увидела ни одного съестного растения так же как и животных. Вспоминаю, как Уилл возмущался по поводу пустыни, интересно, что он скажет сейчас?
Мы скидали ветки у ствола огромного дерева, если бы не находились в низине, то с него можно было бы осмотреть всю арену, или хотя бы какую-то ее часть. Все лучше, чем ничего. На земле снега почти нет, но все еще невероятно холодно. Пальцы немеют, поэтому приходится дышать на них. Теперь моя очередь дежурить. Бен усаживается на ветки, предварительно отдав мне нож. О чем он интересно думает? Самый легкий вариант это перерезать ему глотку во сне и убежать. У него скорее всего тоже были подобные мысли, но я еще жива. Сегодня ночью обойдемся без кровопролития.
Сидеть невозможно, неимоверно хочется спать, поэтому брожу кругами, бегаю на месте, чтобы хоть как-то взбодриться. Тишина в купе с морозом, от которого чувствительность пальцев уменьшилась до нуля, напрягает. Я потеряла счет времени, начало светать, а это значило лишь одно - пора выдвигаться в сторону рога. Двоякая ситуация, если хочешь жить, то нужно к рогу, если хочешь умереть, то тоже нужно идти к рогу изобилия.
Пытаюсь растрясти Бена, но он не откликается. Сию секунду во мне вспыхивает паника. Он же не мог умереть во сне? Трясу сильнее, чуть ли не стукая парня головой о ствол дерева. По лицу течет что-то горячее, порезы на лице начинают щипать, капли слез звонко падают и ударяются о куртку Бена. Только этого мне не хватало, воды и так нет пока. В какой момент я стала бить его по щекам с неконтролируемой силой, не знаю, но он очнулся. Бен открыл глаза, с трудом соображая, что происходит. Кидаюсь его обнимать.
- Ты меня так напугал!
Я часто думаю о том, что из нас всех выживет только один человек. Один, кто вернется домой, и это должна быть я. Но почему-то сейчас, когда был великолепный шанс стать на шаг ближе к победе, я самолично упустила его. Я испугалась за жизнь того, кого знаю три-четыре дня. Смогу ли я вообще кого-нибудь убить? Теперь сильно сомневаюсь.
- Я тут подумал, - он говорит приподнявшись с моей помощью, - что спать на холоде не лучшая идея.
Очевидные вещи говорить в его стиле, превращать ужасные события в шутку или доходить до самоиронии, тоже одна из лучших черт характера Бена. Но это не выглядело в данный момент остроумно. Я помогла парню подняться на ноги.
Дрожь только усиливалась, нужно было развести костер хотя бы ненадолго, чтобы погреться, но каждый раз, когда я порывалась заняться этим, Бен заставлял идти дальше вглубь елового леса. Первоначальный план по добыче котелка для воды пришлось отложить на какое-то время, мы слишком замерзли, чтобы вернуться к рогу. Если в таком состоянии нас настигнут другие трибуты, отбиться мы не сумеем. К тому же на двоих у нас только армейский нож, заточенный кусок палки и проволока. С таким арсеналом будет сложно.
Уже сутки без еды и воды, да и несколько часов не было слышно выстрелов пушек. Бен ковыляет впереди меня на пару шагов, сил почти нет. Губы высохли и потрескались, уверена, что они сейчас синего цвета. Чем дальше мы уходим в лес, тем больше я думаю о том, что арена должна скоро закончиться.
- Давай разведем огонь! Я не могу идти дальше. - Пришлось остановиться.
Если по огню нас вычислят, то пускай придут. Либо это будут такие же замерзшие люди, которые предпочтут с нами посидеть у дружеского костра, либо нас убьют, третьего не дано.
Бен не успел ответить, он просто упал носом в снег. Поборов потуги своего организма упасть точно так же как и он, я насколько быстро могла подошла к нему и попыталась перевернуть. Пушка еще не стреляла, значит пока бедняга жив. Его тело перестало дрожать, зрачки расширились, а взгляд стал стеклянным. По моему телу пробежался холодок ужаса, Бен выглядел мертвым, дыхание было тяжело услышать, а почувствовать вообще нереально.
- Держись, я разведу костер, и мы тебя согреем, Бен. Хорошо? - с трудом прислонив его к стволу дерева, я даже немного разогрелась.
Понадобилось достаточно много времени, чтобы добыть ветки для розжига, однако проблемой стали далеко не они. Трением я добыла только пару мозолей, которые начали тут же саднить. Бен сидел неподвижно, он словно замер. Я боюсь поворачиваться и смотреть на него, каждый раз, когда украдкой замечаю его лицо, сердце болезненно сжимается. Он выглядит слишком мертвым, а это всего второй день игр.
- Еще немного, давай, ну же! - Такого упорства во мне не было никогда.
Желание спасти чью-то жизнь кроме своей творит великие вещи. Я терла одну крепкую ветку о кусок коры до тех пор пока не запахло паленым. Руки разогрелись из-за интенсивной работы, конечно не настолько сильно, чтобы чувствительность пальцев могла вернуться, но все же. Даже боль от мозолей перестала быть такой навязчивой из-за маленькой радости, что мы сможем отогреть конечности. Боюсь, что пальцы на ногах я уже не верну к жизни, лишь бы Бен продержался еще чуть-чуть.
Наклоняюсь ниже, упираясь ладонями в тонкий ковер из снега. Ладони щипят, но это уже лучше, чем ничего не чувствовать. Приходится раздувать искорки, которые добыла, чтобы они превратились в огонь. Еловые ветки очень плохо поддаются розжигу, но замечательно горят. Подкидываю сухие иголки, чтобы хоть как-то поддержать то, что добыла. Идет дым. Плевать! Сейчас главное отогреться. Жизненно важные уроки отца вспомнились именно тогда, когда это было необходимо.
Каждый год на Рождество папа притаскивал живую ель, дом заполнялся прекрасным запахом, а когда с нижних веток опадали сухие иголки, он рубил дерево и заправлял им нашу маленькую печку. Всегда было слышно потрескивание, но становилось неимоверно тепло. Папа говорил, что ели дают много жара, а сосны - меньше, но оба вида дров сгорают очень быстро. Нам невероятно повезло, что здесь именно еловый лес.
Я почти развела огонь, как чувствую, что кто-то берет меня за капюшон куртки и отшвыривает в сторону. Приземляюсь на землю, больно ударяясь о выступающий корень. Это Бен. Он зачем-то снимает куртку и говорит что-то невнятное. Выглядит как бешеный и ведет себя так же. Одиннадцатый идет на меня быстрым шагом, не знаю откуда в нем столько энергии появилось вдруг. Этого следовало ожидать, все изначально было спланировано. Бен крупнее и, надо полагать, лучше переносит холод. Он просто ждал подходящего момента, чтобы убить меня.
Пытаясь в кармане нащупать рукоять ножа (как хорошо, что додумалась оставить его при себе), пячусь назад до тех пор, пока не упираюсь спиной в дерево. Дальше некуда отступать, еще секунда и кто-то из нас будет мертв. Выставляю нож острием перед собой на вытянутых руках, вцепившись в рукоять обеими руками. В ушах пульсирует, я не могу ничего услышать кроме ускоренного тудум-тудум. Еще секунда, Бенджамин пытается разорвать на себе нательное белье с яростным криком. Еще одна секунда, он падает на меня. Едва успеваю вскрикнуть, как звучит выстрел пушки. Бен упал точно горлом на выставленный нож.