- С чего бы это?
- Сами как думаете?
"Отвечает вопросом на вопрос! Кажется, у них это называется уклонением. Клиент дозревает!".
- Ну..., я не психолог, - вслух отвечал инспектор, - но, думаю, что это говорит об интеллектуальном росте населения. Ведь все левши, как я слышал, люди весьма одаренные. - Ковальский с улыбкой посмотрел на Нортона. - Вот и вы, доктор, я смотрю, тоже левша. - И он кивнул на руку, в которой Нортон держал свой бокал.
- Я вообще-то разносторонний, - засмеялся тот, машинально забирая бокал другой рукой.
- И бутылочку в левой руке держите, когда наливаете виски!
- Хорошо. Допустим, я тоже левша. И что из этого следует?
- Ничего, кроме того, что все это дело - какая-то необыкновенная феерия совпадений! Я уже начал к этому привыкать. Вот и ваш рисунок, он тоже странным образом вплелся в это дело дважды.
- Что ж, это как раз таки можно легко объяснить. Эти люди ходили в мой дом довольно часто, картина висит у входа, поэтому рисунок мог просто врезаться им в память. Ну, а что побудило их воспроизвести его перед смертью... Человеческая психика, это паутина смыслов, сами понимаете.
"Да уж, док, похоже, ты сам уже запутался в этой паутине!", - удовлетворенно подумал Ковальский, но решил, все же, пока не давить на собеседника, а немного сместить акцент.
- Послушайте, доктор. А может, кто-то пытается вас подставить?
- Не представляю, кто бы это мог быть!
- А бывшие пациенты? Может, кто-то был чем-то недоволен?
- Нет, это вряд ли.
- А этот, который подарил вам рисунок - он страдал чем-то серьезным?
- Поверьте, чтобы решиться на такое, нужно быть, ну очень сумасшедшим. Я, к счастью, с такими не работаю. У меня не психиатрическая клиника для тяжелых заболеваний.
- И все же... Вас не затруднит дать мне адрес этого пациента?
- Что ж, извольте. Только старый архив у меня не здесь, а в кладовке. Если вы не против, я вас покину на некоторое время. - Нортон поставил бокал на столик и поднялся с кресла.
- Без проблем, доктор. Я подожду, - разрешил инспектор
Когда доктор вышел, инспектор тоже поставил свой бокал, поднялся и стал не спеша прохаживаться по кабинету, осматриваясь. Ничего необычного: помимо двух кресел и столика, где они сидели - стеллажи с книгами, большой стол у окна с креслом (на столе чисто, никаких бумаг и папок), две кушетки у стены ("Что ж это он, двоих пациентов за раз принимает?"), на стене дипломы в рамочках, а также две фотографий самого Нортона с какими-то людьми...
"Ладно, и что дальше? Принесет он мне адрес, но ясно же, что это тупиковый след. И доктор, наверное, уже понял, что это лишь повод, чтобы задержаться у него. Вот если бы провести у него обыск, то мы, возможно, что-нибудь тут...".
Внезапно у Ковальского закружилась голова, и это было явно не от виски. Он присел на кушетку. В глазах потемнело. Он прилег - стало только хуже.
"Что, черт возьми, происходит? Наверное, он что-то подмешал мне в виски, говнюк! Как глупо вышло...". Потом он услышал голос доктора, прямо над собой:
- Что с вами, господин инспектор? Решили отдохнуть?
- Черт бы вас побрал, док! Что... вы подсыпали мне в бокал? Я ничего не вижу!
- Я подсыпал? Какой вы мнительный, однако! - Голос доктора звучал насмешливо. - Ну-ка, попробуйте поднять руку, Гарри!
Ковальский попытался - не получилось.
- А теперь пошевелите ногой! - вновь скомандовал доктор.
И вновь - ничего!
- Вижу, инспектор, вы в затруднительном положении.
- Что все-о-о это зна-ачи-ит?
- О, уже начались проблемы с речью? О,кей, значит у нас есть десять минут, пока ваше тело полностью не уйдет испод вашего контроля.
- Ву-у-уду..., - с трудом выдавил из себя Ковальский.
- Вуду? - Нортон рассмеялся. - Чушь какая! Вы взрослый человек, и верите в эти сказки?
Нет, инспектор, это не колдовство, а всего лишь наука. В остальном же, надо отметить, ваши догадки были справедливыми. Браво! И с "левшой" вы меня здорово подловили. Не учел я этот момент. Увы, и на старуху бывает...
- З-з-зач-чем?
- Зачем? К сожалению, вы стали для меня опасны, инспектор Ковальский. Если же ваш вопрос относится к моим необычным исследованиям, то я отвечу так: любопытство! Я ведь ученый, а все ученые очень любопытны, знаете ли. Даже больше, чем полицейские ищейки, хе-хе. И простым обывателям этого стремления к тайнам мира, увы, не понять.
Нортон снял свой вязаный джемпер и, аккуратно свернув, положил на соседнюю кушетку. Затем он продолжил:
- У нас есть немного времени, поэтому я расскажу вам кое-что об интересующем вас деле. И знаете почему? - Доктор засмеялся, мелко и противно. - Если вы любитель детективного жанра, то знаете, что в пошлых триллерах злодеи перед ожидаемой смертью героя рассказывают о своих тайнах и замыслах, и потом попадаются на этом? Они как бы бахвалятся перед ним, показывают свое превосходство и ум. В этих местах я всегда смеюсь, ибо режиссеры неправильно понимают побудительный мотив этих откровений. На самом деле, причина в другом. Для лучшего понимания я вкратце расскажу вам легенду о цирюльнике царя Мидаса. Он один, бедняга, знал тайну своего хозяина, потому что был допущен к его голове, всегда обмотанной тканью. Но он никому не мог рассказать, что у царя ослиные уши, под страхом смерти. А ему очень хотелось - так и распирало его, беднягу. И тогда он...
- К-кам-мыыш!
- О, вижу, вы знакомы с древней историей Средиземноморья. Похвально для полицейского. Что ж, теперь вы понимаете мое желание. Да, мне чертовски хочется поделиться с миром поразительными результатами своих исследований, но, увы, как и тот бедняга цирюльник, я этого сделать не могу, по понятным вам причинам. Ибо для вас и для всех, это всего лишь преступление, а для меня - эксперимент над природой человеческого сознания! Впрочем, у меня, как и у того цирюльника, есть выход: я могу прошептать эту тайну в ямку, вырытую в земле. Вы - моя ямка, из которой, однако, не вырастет камыш, и не поведает всему миру о докторе-злодее. Зато вы сможете поучаствовать в очередном моем эксперименте, увы, смертельном для вас. Как вам такое?
- М-м-м...
- Прекрасное замечание! Итак, зачем я это делаю?! И самое главное - как?! - Доктор перестал ходить и уселся на соседнюю кушетку. - Помните наш разговор в прошлую встречу? Вы сказали тогда, что у некоторых людей возникает непреодолимое суицидальное желание шагнуть в пропасть. Был и у меня такой момент. В детстве. Отец повез меня как-то на Гранд-Каньон. Впечатляющее зрелище! Мы стояли на огороженной площадке, а потом отец сказал: пойдем сын, посмотрим на настоящую пропасть! И мы через какое-то время нашли такое место, ничем не огороженное. И вот мы стоим над пропастью, отец держит меня за руку, и я чувствую, что его рука слегка вздрагивает. А у меня дрожали коленки, ведь в метре от нас была пропасть глубиною в километр. И все же, совместно с ужасом, я испытал тогда еще одно непонятное, неведомое мне ранее ощущение: меня словно тянуло к этой пропасти! Потом мы обедали невдалеке от этого места, в какой-то кафешке. Я сказал отцу, что хочу в туалет, а сам потихоньку побежал к тому месту. И вот я снова стою в метре от обрыва, но уже без отца. Снова дрожь в коленках. Но я заставил себя подойти ближе на полшага. Потом еще немного, и еще... Теперь я на самом краю, носки ботинок уже на сантиметр выступают над пропастью. Дрожь уже во всем теле, дыхание сперло. Непередаваемое ощущение! И я подумал: один маленький шажок, и... долгий-долгий полет, затем удар, и ты уже ничего не ощущаешь, а главное: не помнишь, НЕ СУЩЕСТВУЕШЬ! И только когда у меня закружилась голова, я пришел в себя и отступил назад. Я бежал обратно к отцу, а на щеках у меня были слезы восторга, смешанного с первым моим желанием познать неведомое. И я пронес эти ощущения через всю жизнь.
Нортон замолчал, видимо, расчувствовавшись от воспоминаний, и только через минуту продолжил:
