Тоня участия в разговоре не принимала, а была бы её воля - и другим бы не позволила. Потому что мысленно краснела и бледнела, слушая, как мама внаглую выпытывает у старшего прапорщика подробности личной жизни. Не то чтобы ей было неинтересно - очень даже интересно! - но нельзя же так откровенно! Тольку густая Буранова шуба под рукой не давала ей уйти с глаз долой от этого позорища. Она так расчувствовалась и распереживалась, что не заметила, как у мамы нашлась новая тема для светской беседы с пристрастием.
- А знаете, вы как ещё представились, так я подумала - с такой, простите, загульной фамилией и с собаками работать. Вы уж извините, но мы с этим уже имели горюшко...
- Ма-ама!.. - не выдержала Тоня.
- Что "мама"? - отмахнулась та. - Я с молодым человеком разговариваю. Может, хочу узнать, как настоящие мужчины к этому относятся.
Произведенный в "настоящие мужчины" прапорщик сжал губы, скрывая усмешку, и сдержанно пояснил:
- Никак не относятся. Даже если кто был любитель, то с ЭТИМИ, - он и кивнул на пса, - быстро отучился.
Буран в ответ глухо и длинно проворчал, а детвора с энтузиазмом продолжила:
- Правильно Буранчик!.. Больши Буба не вернёцца!.. А папробуит, ты ищё придёшь, правда?
- А вот этот ваш Буба что?.. - начал было Миша, но тут уже Тоня не выдержала:
- Ой, да какой буба! Что вы все разбубкались!
- А кто? - удивился Миша.
- Валерка, конечно! Это я детям страшилку рассказала про бубу подколодного. Вот они и решили, что он и есть...
- Бубу Подколодного? - приподнял брови Миша, с весёлым изумлением глядя на Тоню. Та открыла было рот, чтоб изложить суть легенды...
И тут за окном требовательно просигналил автомобиль.
Сердце Тони дёрнулось и затрепыхалось где-то под горлом - ну вот и всё!
Миша тоже посерьёзнел и снова стал старшим прапорщиком погранвойск. Он отставил на стол чай, так по ходу и не допитый, поднялся и одёрнул китель:
- Извините, служба. Буран! - безапелляционно поднял он пса. - Можешь попрощаться.
Тоня ожидала, что сейчас начнётся сцена, под стать утренней, и что будет трудно оторвать детей от любимой собаки, но всё оказалось иначе. Пёс важно с достоинством сам принялся всех обходить, и каждому тыкался в колени и замирал там на пару секунд с грустно опущенным хвостом. Начав с детей, он муркнул им что-то прощально-напоминательное, от чего Лёлька захлюпала носом, а пацаны впали в угрюмую сдержанность. А вот когда дошла Тонина очередь, он вдруг пристально глянул ей в глаза, и Тоня почувствовала, как овеяло её лёгкой воздушной волной - словно плавные взмахи собачьего хвоста послали ей благословение.
Совершив над нею это сакральное действо, Буран повернулся и потрусил на выход. Его хозяин тоже коротко кивнул, ещё раз поблагодарил "за всё" и тоже вышел. А Тоня осталась сидеть и бездумно пялиться в пространство. Рядом столь же конструктивно ныла детвора, прилипнув к "бабушке Наде". Не растерялась только мама.
- Тонька!! Чего расселась - беги бегом провожать!
Проводить!!! Тоня подорвалась так, что чуть не убилась, запутавшись в тапках. И в конце концов, отчаявшись вдеть в них ноги, плюнула на всё и рванула босиком. За это время пограничник успел выйти на лестничную площадку и Тоня с налёту едва не вывалилась следом.
- Миша!! Подождите! - повисла она в дверях, едва устояв босыми ногами на пороге.
Но оказалось, что старший прапорщик пока никуда не ушёл. Он столбычил у лестницы и укоризненно смотрел на Бурана, который тоже никуда не ушёл, и больше того, красноречиво подпирал боком стенку, мол - тяните меня семеро, всё равно с места не сдвинусь. Поэтому и тот, и другой весьма живо на Тонино явление обернулись.
- Вы же забыли... фуражку! - выпалила Тоня первое, что пришло на ум.
Старший прапорщик схватился за голову и чуть не сбил с неё злополучную фуражку. Только тогда он внимательней посмотрел на Тоню и, наконец, увидел её всю - босую, расхристанную, непонятно чего выскочившую за ним в двери. Она так ясно почувствовала себя со стороны, что не раздумывая выпалила то, что пришло на ум вторым:
- Что же вы ушли так быстро, я даже сказать ничего не успела! - и замолкла, пытаясь собраться с мыслями. Те, как водиться, напрочь в голове отсутствовали.
- Вы хотели мне что-то сказать? - переспросил пограничник, не дождавшись продолжения. И при этом, видимо, отчаянно жалел об уставных взаимоотношениях, потому что держал бы сейчас руки, где положено, а так совершенно не знал, куда свои ручищи деть - уже и пояс поправил, и пряжку потёр, и полу кителя одёрнул... Как Тоня его понимала!
И тут её словно волной окатило - прошлось тёплым валом, смывая весь мусор неуверенности, оставляя только чистую ясность - и нужные слова сами собой слетели с языка:
- Нельзя же так взять и уехать! Может я тоже хотела бы вас с Бураном потом навестить, а вы даже адреса не оставили!
- Так у вас телефон есть...
- И что?! Ваш дежурный сразу скажет мне, первой встречной, адрес воинской части?
Тоня, конечно, передёргивала. Адрес она легко узнала бы у Лолиного дедушки, глядишь, ещё и довезли бы на служебной машине для солидности. Но сейчас важно было другое. И это "другое" она должна была узнать во что бы то ни стало сама.
- Да. Конечно. Вы правы, - согласился пограничник, всё ещё какой-то пришибленный от её напора. - Где у вас можно записать?
Они вернулись в прихожую, и он быстро начёркал адрес в блокноте у телефона.
- Вот. Обязательно приезжайте. Мы с Бураном будем ждать.
- Ой! А я вам сложностей не сделаю? Ну, вдруг у вас... выходной?
- Да мне "выходить" особо некуда... Так что приезжайте, когда хотите... Если надумаете...
У Тони словно гора с плеч свалилась и ответила она совсем не на то, что собиралась, и что мог бы ожидать товарищ прапорщик:
- Спасибо, я ОБЯЗАТЕЛЬНО подумаю.
Совершенно потерянный старший прапорщик формально козырнул, махнул рукой псу и поспешно вышел. И последнее, что Тоня от них увидела, была довольная Буранова морда, а вслед за нею - вальяжно и с чувством выполненного долга помавающий роскошный хвост.
В комнату Тоня вернулась, являя собой пример астрального тела наяву. Она весьма разумно, на первый взгляд, отобрала у детворы чашки, пока они не поразливали остатки на диван, отнесла на кухню, вернулась с ними же и аккуратно в рядочек построила их на столе. Борька во все глаза на неё таращился, но воспитательница совершенно этого не замечала. Было сейчас в её облике нечто такое - интригующее, завораживающее, притягивающее взгляд - что Борька никак не мог определить словами. Очнулась она только на громкий голос бабушки Нади:
- Слушайте, дети! Это мне одной показалось, что Буран вам что-то сказал на прощанье?
"Ой!" - сказал себе Борька от полноты чувств и попытался ответить, воспроизвести Бураново напутствие, но не смог. Воспоминания комом стояли в горле и не давали выговорить ни слова. Он оглянулся за поддержкой, но сидящая рядом Лёлька страдала тем же, да ещё в девчачьей форме. Только серьёзный Витька не подкачал и ответил за всю компанию:
- Он нам сказал, штобы мы постарались не забыть патом, када вырастим, што када-то магли сышать сабак.
- Надо же, именно так я и поняла, - словно сама себе проговорила Тоня и Борька неожиданно ясно увидел, что с нею такого странного.
Тётя Тоня влюбилась. Ну точно - влюбилась!
_____
Занятия в Межотрядной школе инструкторов службы собак проходили в плановом режиме. Новонабранное пополнение планово мучило пополнение свежеподросшее.
- Мухтар, ко мне!..
- Мираж, апорт!
- Мускат, взять!
- Моня, вперёд! Моня, вперёд! Мо... Ну, Мо-о-оня!..
- Курсант Верблянский! Что у вас опять?
- Товарищ старший прапорщик, не знаю, что делать! Я ж его уже на руках туда заношу, а оно висит, скулит - глупая морда - а лапами не идёт.
