"Глупая морда" с несчастным видом сидел рядом с хозяином и всем видом выражал готовность сделать всё, что тот попросит. Хочешь лапу - на! Хочешь сидеть - пожалуйста! Хочешь голос - гав! Но зачем лезть на скользкие высокие ступеньки, когда рядом такая ровная и удобная трава?!
Старший прапорщик присел рядом с псом.
- Ну что ж ты, Моня, хозяина подводишь? - укорил он щенка.
Тот, почувствовав вину, заскулил и затоптался передними лапами.
- Ну, как занятия? - раздался голос "свыше".
- Товарищ капитан, занятия... - сейчас же поднялся для рапорта старший прапорщик, но капитан его остановил.
- Вольно, вольно!.. Вижу знакомые всё морды. Верблянский, вы бы хоть кличку для собаки выбрали нормальную!
- Товарищ капитан! Я же "Монстром" назвал! Кто ж знал, что оно "Моня" получится!
- Мо-онстром! - передразнил капитан. - Ох уж эти грамотеи... Ну, Миша, - повернулся он к инструктору, - вижу, без твоего не обойдётся.
- Да, пожалуй, так будет быстрее.
- Зови. Я тоже постою, полюбуюсь.
- БУРАН! КО МНЕ!
Через секунд десять из-за деревьев аллеи высунулась лохматая морда, мол, чего звали, но увидев высокое начальство, Буран всё понял и вприпрыжку помчался к хозяину.
- Гав! - доложил он по прибытии.
- Вольно! - серьёзно ответил старший прапорщик Миша.
Товарищ капитан только хмыкнул в усы. Курсант Верблянский забыл закрыть рот.
- Слушай задачу, - с той же серьёзностью продолжил прапорщик. - Вот этого товарища, - показал он на щенка, - провести по лестнице. Выполняйте!
- Гав! - ответил Буран.
Курсант Верблянский вздрогнул и закрыл рот. Товарищ капитан хмыкнул и приготовился наблюдать. Плановые занятия внепланово замерли.
Буран подошёл к Монстру-Моне и назидательно навис над бедной щенячьей головой. Тот заскулил и прилёг, просительно заглядывая снизу вверх.
- Бур-бур-бур... - стыдил с высоты Буран.
- Ау-ау-ау... - пристыжено соглашался снизу щенок.
По окончании политико-воспитательной беседы Моня, судя по виду, уже готов был ходить по той лестнице на задних лапах. Буран поднялся и направился к "снаряду", подтолкнув щенка носом. Тот радостно заскакал рядом, но перед препятствием опять замялся и заскулил, потому что точно помнил, как его ругали за это раньше, а вновь облажаться перед Великим Бураном ему очень не хотелось. Тогда Буран осторожно взял щенка зубами за ухо и потихоньку повёл на ступеньки. Бедный Моня скулил, скользил, спотыкался, но - хочешь, не хочешь - шёл через препятствие, и ужасно обрадовался, когда оно неожиданно кончилось. Но Буран вновь ухватил его за ухо и провёл по тому же трудному пути обратно - на этот раз Моня почти не падал, только ещё иногда опасливо нащупывал путь. В третий раз Буран направился вперёд сам, а щенок довольно уверенно последовал за ним. И прошёл!
- Моня! Моничка! Умничка!
И это ещё вопрос, кто больше радовался - щенок, угодивший наконец любимому хозяину, или хозяин, за успехи своего любимца.
- Может нам его в звании повысить? - задумчиво проговорил капитан, с удовлетворением наблюдая картину "Успехи в боевой и политической подготовке".
- Зазнается... - усмехнулся прапорщик.
- Да он и так неплохо устроился, - проворчал капитан. - Ладно, пойду распоряжусь Марь Иванне за внеплановую премию нашему герою.
Но двинуться в столовую он не успел. Потому что от ближайшей казармы показался запыхавшийся от спешки дневальный.
- Товарищ прапорщик! Товарищ прапорщик! - воззвал он ещё издалека.
Прапорщик с капитаном переглянулись. Наконец, дневальный добежал и остановился перед ними, переводя дыхание.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу старшему прапорщику!
- Обращайтесь! - нетерпеливо разрешил тот и дневальный обратился:
- Товарищ старший прапорщик! Звонили с КПП! Там... к вам... жена приехала.
- КТО?! - одновременно удивились капитан с прапорщиком.
- Жена, говорят. Просили побыстрее подойти.
Прапорщик растерянно оглянулся на капитана, словно спрашивая не столько разрешения, сколько совета:
- Как гласит восточная мудрость: "Баба - "хона", служба - хана", - веско изрёк товарищ капитан. - Так что мой тебе искренний совет, Миша... Беги! - провозгласил он, однако закончил почти без перехода - совершенно обыденно и даже ворчливо: - Познакомил бы что ли...
- Самому бы сначала... - бросил старший прапорщик, оглядываясь в поисках своей собаки, но Бурана уже рядом не было - только пышный хвост знаменем мелькнул в конце аллеи.
Пока Тоня сидела на КПП, она десять раз успела раскаяться в своей смелости. Это же надо так ляпнуть! А вдруг у него всё же есть своя... А вдруг ему и не надо никакой... А вдруг... Господи-боже, что ж я такая глупая!
Заинтересованные взгляды солдатиков и лично дежурного лейтенанта спокойствия, естественно, не добавляли. Так что автобусный билет, который она нервно теребила в руках, уже не смог бы послужить не только финансовым документом, но даже вещественным доказательством. Из пучины отчаяния её вывело гулкое гавканье снаружи. Собаку впустили в проходную, но ещё более требовательное "гав" раздалось под дверью дежурки. Ближайший солдат открыл дверь и в помещение бурей ворвался Буран! И завертел Тоню в вихре неудержимой собачьей радости. Тоня вскочила, но даже ухватиться погладить не смогла, так он вокруг неё прыгал, исполняя бешенный танец под названием "Как я рад, что ты приехала!". А потом появился Миша...
Он, наверное, уже некоторое время стоял рядом, любуясь на их с Бураном "лезгинку", но Тоня была не в состоянии что либо замечать. Но только собака немного успокоился и дал возможность запустить пальцы в свою шубу, как обнаружилось что за ними с улыбкой наблюдает товарищ старший прапорщик. Тоня медленно поднялась навстречу, прапорщик испуганно помрачнел, Буран вежливо отвалил в сторону. При этом пёс активно выводил в воздухе хвостом какую-то одному ему понятную мелодию и Тоня опять, как тогда в дверях своей квартиры, совершенно ясно осознала за собой способность совершить нечто такое, на что в обычной жизни никогда не хватило бы смелости.
- Ну вот, я приехала. Прогонишь?
- Нет, ну что ты... вы... ты... - запутался прапорщик в местоимениях. - Только неожиданно как-то, - вопросительно посмотрел он, и Тоня прекрасно поняла, что это - не о приезде.
- Но ты ведь просил подумать? - она подошла вплотную и, чтоб уж наверняка, взяла за руки. - Я подумала. И решила. Вот так, Миша.
Старший прапорщик Миша задумался так надолго, что Тоня начала бояться. Потом отмер и начал говорить, будто выгребая против течения:
- Антонина!.. - но она так зыркнула, что бравый пограничник испуганно поправился: - Тоня, пожалуйста послушай... Я тоже... Ты мне... Знаешь, вот с первой минуты, как ты тогда в дверях наорала, прямо забыть не могу. Ты была такая!.. - очи товарища прапорщика мечтательно затуманились, но едва он наткнулся на ожидающий Тонин взгляд, как сейчас же стушевался. - Тонечка, ну подумай, тут ведь служба - неудобств куча, зарплаты мало, переезды, жильё... Я же никогда себе не прощу, если испорчу тебе жизнь. Понимаешь?
Он опустил глаза и очень медленно и глубоко вдохнул, словно для глубочайшего в своей жизни нырка.
- А знаешь, почему женщины более выносливые, чем мужчины? - неожиданно спросила Тоня. И сама же ответила: - Чтобы было кому вас, геройских мужиков, выносить с поля боя. Каким бы оно ни было. Так что, товарищ старший прапорщик - Я. ПОДУМАЛА.
Она решительно посмотрела снизу вверх, и только тогда старший прапорщик счастливо выдохнул и обхватил её своими ручищами.
- Тонечка! Какая же ты у меня молодец!
А вот такого комплимента Тоня ещё не слышала, и ей очень понравилось. И за это признание можно было остаться с человеком на всю жизнь. Что она и сделает... Уже сделала. Правда, товарищ старший прапорщик Миша?
