Наконец, Николай перестал сопротивляться, позволил грубостям жизни разметать цветной туман мечтаний, а, когда через несколько минут почувствовал, что снова может задуматься, предался воспоминаниям. Дорога в город была дальней, и он успел подробно пересмотреть в памяти всё, что произошло с ним за последние две недели. Приезд в деревню, где ему по знакомству сняли комнату. Настрой на работу через своеобразный режим дня, который установился сам собой и в котором большую часть времени занимали безделье, прогулки по окрестностям и купание, а работа шла только по вдохновению и желанию. Удивительно, что он каждый день делал всё больше и больше и потому как никогда был доволен собой. Случайное знакомство с соседской девчонкой не то, чтоб всё перевернуло, но подняло занятие Николая на какую-то необычную высоту. Этот простодушный ребёнок сразу заразил его состоянием восторженности и абсолютного счастья, и впервые в жизни Николай писал картину не представляя детали и цвета, а словно ощущая внутренний дух всех элементов пейзажа. Он сразу понял, что уловил ту великую простоту, про которую говорят, что она сродни гениальности, и всеми силами старался поддерживать своё уникальное состояние. Он не видел лица девушки и не стремился его видеть, шутливо убедив себя, что смертный не может узреть ангела, ведь просто чувствовать его присутствие - уже великая удача.
Незаконченная картина осталась в той комнате, где он жил. Уезжая, он завесил её каким-то стареньким полотенцем. Картина должна была называться "Гармония".
Ужасный радостный день
Ребятам, которые уберегли Донбасс
от сатанизма, посвящаю...
Ночного обстрела не было, и это настораживало. Тем более что и утро, хмурое, морозное, затуманенное, созревало в полной тишине. Этому, казалось бы, естественному природному состоянию, если б не война, удивлялись все, кто уже проснулся. Но удивлялись равнодушно, походя: забот и дел хватало и без обстрелов.
Несмотря на трёхчасовой ночной дозор, Игорь Горев (позывной - Горе) проснулся в начале восьмого и твёрдо решил побриться, тем самым оказав уважение празднику. С минуту полежал, вспоминая, где можно набрать чистого снега, потом резко подскочил с нар.
В блиндаже спали ещё двое, кто-то возился недалеко от выхода, чуть дальше разговаривали и посмеивались. Ночью обрывками разной длительности снилось что-то несусветное, нервное, но пыльный налёт нереального мира теперь быстро сметался радостным ощущением привычного круга товарищей по оружию. Товарищей грубых, закопчённых блиндажной буржуйкой, жёстких в бою, но своих в доску, которые никогда не сядут есть, пока не выяснят, не остаётся ли кто-нибудь голодным. Этот неяркий, но тёплый мир нравился больше любых грёз. Кстати, чайник на печке струился тонким белым дымком: кто-то позаботился о спящих. Через неплотную дверцу дружелюбно мерцали бледно-красные угольки, словно старались утешить за отсутствие тепла в блиндаже: дрова приходилось экономить.
Игорь обулся, застегнул бушлат и, прихватив ведро, отправился за снегом. По окопу ходили человек пять, у некоторых от долгого пребывания на морозе бороды и усы окрасились во влажную седину. Хотя седых волос у этих нестарых ещё людей хватало и под инеем. Они бодро приветствовали Игоря, обменивались шутками о противнике: мол, крепко спит в праздник.
Навстречу попался Витёк, двадцатилетний парень, прибывший сюда с
месяц назад. Белый маскхалат и большой бинокль на груди очень шли ему, и он чувствовал это, потому двигался по окопу солидно и сурово, хотя и пригибая свою статную фигуру баскетболиста. "Вчера он был в другой обутке", - заметил Игорь и хотел поинтересоваться обновкой товарища, но тот опередил.
- Что, умываться, дядь Игорь? А если я скажу, где сохранился хороший снег, половина ведра мне?
- Говори. Будет много - наберём ещё и в твою шапку.
Витёк улыбнулся крепкими, редкими зубами и повернул обратно.
Действительно, маленькая, но плотная белая кучка, не истоптанная ничьим каблуком, сохранилась от того, единственного пока за ползимы, снегопада. Видно было, что солнечные лучи часто попадали сюда: куча покрылась толстой коркой, ощетинилась ледяными кристалликами.
- Вот, - торжественно объявил Витёк, и одновременно с его возгласом прилетел звук гаубицы.
У соседей ухнуло.
- Сейчас и нам достанется. Позавтракали, гады...
Игорь положил ведро набок и стал быстро трамбовать в него снег, не заботясь о чистоте и захватывая песок. Боковым зрением увидел, как Витёк сдвинулся шага на три и начал рассматривать врага в свой большой бинокль, будто хотел глянуть в лицо виновникам обстрела.
Ещё три-четыре движения рукой - и можно рвануть в укрытие. Но на войне и кусочек секунды, случается, решает многое. Снаряд ударился правее, немного перелетев через окоп. Игорь тут же оглох и только телом воспринял ту огромную массу земли, которая тяжёлой волной беззвучно кинулась на него. Сознание, бросив тело в завале, выскочило наружу.
... Сначала появился звон. Он появился в пустоте и быстро наполнил всю её собой. Когда звон стал невыносим, резко, словно включатель электролампочки, щёлкнуло в голове и заработали мысли. Они осторожно прощупывали окружающую действительность, раздвигали её, ширились. Первое, что ясно осознал Игорь, - он не может пошевелиться под землёй. Она накрыла всё его тело, в том числе и грудь. Однако дыханию не мешала:
наверное, потому, что его бросило на бок. Заработав, голова начала решать загадку: если он дышит, откуда берётся воздух и куда выдыхается? Игорь попробовал открыть глаза, но в них посыпался мусор. Однако шевеление головой подсказало, что она лишь слегка присыпана и может как-нибудь выбраться к свету. Двухминутное ёрзанье - и Игорь освободил почти всё лицо.
Звуков по-прежнему не было, только однообразный звон. Но теперь сознание вооружилось зрением, и можно было что-то разглядеть.
Сначала глазам не поверил: он в яме. Точнее, в воронке. Окопа не видно, редкие деревья, окружавшие позиции, тоже куда-то делись. Ни Витька, ни ведра со снегом - ничего. Впрочем, это всё-таки взгляд снизу вверх. К тому же ничего плохого в новом углублении на их позиции нет. Пригодится. Но что же с телом?.. Рассмотреть нельзя, пошевелиться не получается. Сильно давит, особенно справа, на рёбра и особенно на ногу, которая то ли ранена, то ли вывернута.
"Почему не идут товарищи? Обстрел, кажется, закончился... Или просто не слышу...контужен?.. Но голова, вроде, не болит. Ладно, жив и то слава Богу. Вот Витёк... Где же он?.. Теперь не определишь, где кто из них двоих находился. Но если взрыв с этой стороны, то парня могло бросить в окоп, а осколки прошли выше. Тогда жив. Жив и лежит где-нибудь неподалёку, тоже приходит в себя. Нет, так невыносимо..."
Игорь с усилием зашевелился и - потерял сознание. Поначалу было тяжело и больно. В какой-то момент даже привиделось, что он в могиле, и сквозь слой земли просматриваются тусклое солнце и бледные облака. Такое уже было когда-то. В детстве сигал с друзьями с высокого обрыва в речку, глубоко уходил под воду и, чтобы сориентироваться, открывал глаза. Между ним и солнцем было несколько метров воды, и руки торопливо разгребали её, пока не кончился воздух в лёгких. А сейчас - ему вдруг с каждой секундой становилось всё легче и легче, давление на грудь слабело, и, кажется, можно было свободно дышать. "Умираю, что ли?.." - подумал Игорь и услышал внятный ответ:
