Встретившись с солдатами глазами, Купавин весь подобрался и нахмурил кустистые брови. Полез за папиросами:

- Как вспомнишь, что война идет, думаешь, какой ерундой мы тут занимаемся. Люди сотнями, тысячами гибнут, а мы одного убийцу поймать не можем. Кубок серебряный ищем.

Он с остервенением зачиркал спичкой по коробке. Отломленная головка все же зажглась и с ядовитым шипением упала на землю. Чертыхнувшись, урядник остановился и убрал папиросу обратно. Сердце старого вояки взволновалось.

- Страшная она, - сказал тихо, - Даже если человек живой остается, то душа...

- Не печалься, Митрофан, - Алексей слегка дотронулся до плеча друга. - Даст Бог, скоро закончится. Каждый должен заниматься своим делом. Если призовет нас держава - и мы пойдем. А в тылу тоже порядок должен быть и мы с тобой за это отвечаем.

- Да... я понимаю...

Урядник взглянул на Рябичкина и улыбнулся. Немалая разница в возрасте абсолютно не чувствовалась в их взаимоотношениях: боевой опыт одного дополнялся образованностью другого, крестьянская смекалка хорошо гармонировала с интеллигентностью. Объединяла друзей вера в здравый смысл человеческой натуры.

Наносные, ненужные амбиции войны должны когда-то остыть, и победит желание простой мирной жизни с тихими радостями. В одном полицейском эти зерна заложило православие, в другом - наука.

- Ну а где же наш квартальный? - Купавин вновь стал активным. - Договорились у главного входа, а его нет.

Действительно среди публики, расположившейся у массивных входных дверей в главный корпус больницы, Карнаухова не было. Хотя назначенный час уже наступил.

- Подождем немного. Наверное, доедает.

Алексей направился к ближайшей скамейке. Фасад здания был западный, и в этот послеполуденный час солнце освещало ее полностью. Так и хотелось погреться в последних теплых лучах: зима безмолвно стояла за спиной и ждала своего часа...

Урядник последовал за ним.

Ореховский полицейский появился только через двадцать минут. Торопливой походкой подошел он к скамейке.

- Прощения просим за опоздание! Происшествие разбирал на своем участке.

Он виновато улыбался, переминаясь с ноги на ногу.

- Навел порядок? - сейчас Митрофан Васильевич не был настроен на шутливый тон.

- Так точно-с. На соседней улице ломовик кур хозяйских подавил. Пьяный, конечно. Отправил в отделение. Пусть с ним дежурный разбирается.

Урядник кивнул и поднялся со скамейки.

- Вот тебе и Общество трезвости. Что ж, пошли искать доктора.

Все трое поднялись на ступеньки главного входа.

После непродолжительных расспросов сестры милосердия, расположившейся за столом возле двери, выяснилось, что старший врач Угрюмов находится как раз в анатомическом театре на вскрытии. Вышли во внутренний двор больницы, в глубине которого виднелось одноэтажное здание, выкрашенное темно-коричневой краской. Стекла длинных узких окон были плотно занавешены. Из всех зданий больничного комплекса это, без сомнения, имело самый зловещий вид.

Капитон Андреевич Угрюмов оказался мужчиной с крупными чертами лица, окладистой бородой и пушистыми усами. Большие, ясные глаза располагали к открытому разговору и желанию рассказать о своих болячках. Профессия, выбранная этим человеком, безусловно, подходила ему. Даже халат, хоть и был измазан кровью, все равно удивительным образом сочетался с внешностью доктора. Белый медицинский колпак слегка съехал на затылок, обнажая высокий интеллигентский лоб.

- Чем могу быть полезен?

Рябичкин коротко объяснил ситуацию и попросил уделить им пятнадцать минут.

- Что ж, попрошу ассистента заканчивать без меня. Соблаговолите немного подождать, - и вновь скрылся за дверью.

Послышались приглушенные голоса и звон металлического инструмента. Алексей невольно поежился...

Вскоре все четверо стояли в прохладном, полностью отделанном светлой плиткой, помещении, где на столах, закрытые простынями, лежали тела покойников. Пришлось пройти весь коридор от входной двери до тупичка. Комната освещалась плохо, на потолке, потрескивая, висели тусклые лампочки под металлическими абажурами. Точно напротив них на полу высвечивались три подслеповатых пятна, выхватывая из темноты края столов. На синих обнаженных лодыжках трупов висели картонные бирки с именами и фамилиями. Углы комнаты тонули во мраке.

- Здесь у нас только хранилище, - сказал Угрюмов. - Вскрытия мы проводим в той комнате, из которой вы меня вызвали. Поэтому такое освещение и холод. В специальные резервуары еще с весны заложен лед из Клязьмы. Хватает до зимы.

- Еще раз извините, что отрываем Вас, - проговорил Алексей. - Но мы хотели бы уточнить некоторые детали, связанные с убийством. Квартальный сообщил, что освидетельствование трупа проводили Вы.

- Несомненно.

- Насколько я понимаю, происшествия подобного рода в Орехово - ваша специализация? Не было ли чего-то необычного в этот раз?

Врач задумался ненадолго и, сдвинув на лоб густые брови, сказал:

- Нет, пожалуй. Разве, что поза убитого. Жертвы ударов ножом часто обхватывают его руками, силясь вытащить, если убийца оставляет оружие в ране. Бывает, упав на землю, инстинктивно горбятся. Но чтобы так сильно - буквально подтянув ноги к груди - я встречаю впервые. Тело располагалось практически в позе зародыша.

- Да, Весенин говорил об этом.

- А!.. Это тот мальчик, что обнаружил труп? Мне он показался совсем молоденьким.

- Совершенно верно. Тоже футболист, как и покойный. Возможно, с их увлечением и связано такое положение тела, ведь для футболиста ноги - орудие, на которое можно рассчитывать. Что если Хавацкий подсознательно пытался помочь себе ногами?

- И я тоже так считаю, - вступил в разговор Купавин. - Футболисты, иногда оброненные предметы не руками, а ногами ловят. Инстинкт срабатывает.

Он показал, как это происходит, задрав носок ботинка и действуя им словно крючком. Получилось довольно убедительно, урядник окончательно ожил. Он привык действовать, и ощущение радости от простых привычных движений вернуло ему обычное расположение духа.

- Я, к сожалению, еще не видел орудие убийства, - продолжал Рябичкин, - Хотелось бы знать Ваше мнение, как человека опытного?

- Здесь очевиден след криминального мира. Хавацкий убит заточкой весьма распространенной среди местных уголовников. Она напоминает узкую стамеску.

- Ну, такие не только у вас известны: по всей матушке России этими штуками душегубство идет, - заметил урядник.

- Безусловно, ...да вот, взгляните на рану.

Угрюмов сбросил до пояса простыню с убитого, и взорам предстал труп несчастного Аркадия. Темные пятна уже заметно покрыли пожелтевшее тело, искажая черты бывшего футболиста. В груди, напротив сердца зияло отверстие, почти квадратное, с довольно ровными краями.

- Удар был нанесен практически перпендикулярно телу, нож вошел глубоко, задев сердце. Удар лишь один, - безучастно холодно констатировал врач.

Аркадий был такой худой и жалкий на своем смертном одре, что комок стал в горле. Мальчишка и не поживший совсем! Стремился к чему-то, мечтал! А потом запутался в хитросплетениях жизни, и помочь было некому - один на всем свете. Желтые глаза ламп скорбно смотрели с потолка вниз, словно сочувствующие судьи изучали обвиняемого. Картина довершалась стенами помещения точно белым лаковым багетом.

Ниже следа от заточки, на животе Хавацкого тянулся длинный шов, сработанный через край толстыми нитками. Последствия вскрытия были тщательно убраны опытной рукой хирурга. Профессиональное отношение к делу Капитона Андреевича по-прежнему не вызывало сомнений.

- Других следов на теле не обнаружили? - Алексей говорил негромко, уважительно. - Кровоподтеки, синяки? Возможно, его били? Или следы от укусов?

- Нет. Больше ничего. Несколько старых шрамов на коленях, но это, по-видимому, результаты футбольных баталий. В остальном - здоровое тело молодого человека.