«Два идиота», – тут же пишет мне Лора.

Я улыбаюсь, сую телефон в карман и разворачиваюсь, чтобы пойти назад к Ричарду.

Опираясь на поручни, спиной ко мне стоит Бесс.

Это ее волосы – курчавая непослушная грива ожила на ветру. Ее образ отпечатался на моей сетчатке, так что на распознание уходят доли секунды. Рост, кудри и яркие брюки как раз в ее вкусе. Изнутри снова ошпаривает смесью страха и сочувствия, которая куда сильнее, чем прежде. Перед глазами привычные кадры – наша прошлая жизнь до встречи Бесс и после, до нашей последней встречи. Потемневшее днем поле, зал суда, незнакомый человек у нас в квартире, фигура в облаке пыли, движущаяся по экрану компьютера картинка. Перемотка. Сегодняшнее утро, Лора смахивает с плеча невидимую паутину, затем подносит руки к животу. Заключительный кадр – здесь и сейчас. Чем все закончится, я не знаю. У меня нет плана. Я ждал так долго, что оказался не готов.

ЛОРА

8 мая 2000-го

Лаклан Маккол умер первого мая двухтысячного года. Его похоронили тремя днями позже. Мак запил, так что все заботы легли на плечи его младшего брата. По пути из Корнуолла нужно было забрать из химчистки единственный костюм Кита.

Судебный процесс против насильника Джейми Балкомба начался в понедельник. Тем утром я и Кит стояли спиной к зданию суда, обводя взглядом округу. Внизу лежал Труро. Позади нас огибал долину высокий викторианский виадук. Ниже угнездился скромный собор, окруженный со всех сторон красными крышами – над такими рождественской ночью плывет в санях Санта-Клаус. Здание королевского суда располагалось на вершине головокружительно высокого холма. Крошечные коттеджи в пастельных тонах ползли вниз по склону к реке Кенуин, с клекотом переливавшейся через узкую плотину. Казалось, если податься вперед, покачусь вниз по склону… Я схватила Кита за руку.

– Сегодня утром нас вряд ли вызовут, – сказал он, сжав мне ладонь. – Им нужно сперва выслушать Бесс. Думаю, это займет всю первую половину дня.

С технической точки зрения Кит, как всегда, был прав. Вряд ли кого-то из нас позовут давать показания. В отделе по работе со свидетелями сказали, что сегодня выдвинут обвинение. Может, даже Бесс пока не станут вызывать. А нас, второстепенных свидетелей, не пустят в зал суда, пока не допросят ее. Это мудро и юридически верно, но в глубине души я негодовала. Что бы она ни заявила, я от своих слов не отступлюсь. Я знаю, что видела.

Мы впервые приехали в Корнуолл со времен фестиваля на мысе Лизард, да и вообще из Лондона выбрались лишь во второй раз. Меня взяли на временную работу – я замещала одну из коллег, ушедшую в декретный отпуск, а Кит получил степень магистра и плясал от радости, поступив из Оксфорда в докторантуру Университетского колледжа. Он иногда подрабатывал, проверяя работы студентов. Эта жалкая поездка – все, что мы могли себе позволить. Нам оплатили отель до четверга, а на пятницу уже были заказаны обратные билеты. Что ж, расходы покрыты – уже хорошо. Мы приехали накануне вечером. Бессонная ночь в дешевом пансионе с прибрежными пейзажами на стенах отдыха не принесла. Мы никак не могли отойти после долгой дороги из нашей квартирки в Клэпхеме. Сперва мы хотели поселиться там вместе с Маком и Лин, но план рухнул из-за Джуно – малышку случайно зачали за несколько недель до затмения в Корнуолле. Теперь ей было два месяца, а легкие у нее размером с целый Лондон.

После того случая на Лизарде, точнее, после того как мы узнали, что дело будет передано в суд, мы тщательно изучили процедуру. Новые знания добавили мучений, меня носило от надежды к отчаянию. Я немного утешилась, узнав, что большинство дел об изнасиловании до суда даже не доходят. Чтобы Королевская прокурорская служба приняла материалы, доказательства должны быть железобетонными. Потом я вспомнила о проценте обвинительных приговоров и вновь впала в уныние. Единственная константа – покрытое грязью лицо изнасилованной девушки. В какой-то момент я перестала бояться этого слова, напротив, вооружилась им.

– Нас, наверное, сразу отпустят, как только дадим показания, – сказал Кит, когда мы подошли к двери. Я посмотрела на колонны в псевдороманском стиле, сперва оштукатуренные, затем покрытые ужасной серой водоэмульсионкой. В повестке дня, вывешенной снаружи, писали, что дело Балкомба будет проходить в зале номер один, обвинителем выступит мистер Натаниэль Полглейз, защитником – мисс Фиона Прайс, председательствует судья Эдмунд Френчей. Эта листовка навсегда запечатлелась в моем мозгу.

– Думаю, нам стоит остаться в любом случае, – произнесла я. – Даже если нас не вызовут.

– Не знаю, смогу ли просидеть в суде после всей суеты с похоронами.

– Ох, милый… – Я как-то упустила, что на него навалилось куда больше, чем просто дело об изнасиловании. Хотя Кит понимал, что рано или поздно это случится, пережить потерю отца от этого было не легче. Я надеялась, что следствие поможет ему если не забыться, то отвлечься от грустных мыслей. Я знала, что Кит справлялся с переживаниями, замкнувшись в себе и лишь иногда выныривая на поверхность.

– Ничего, если мы войдем внутрь?

– Конечно, – ответил он.

Нас оттеснили от входа люди в строгих костюмах, шагавшие квадратом, будто телохранители президента. Посередине шел Джейми Балкомб – в костюме, аккуратно причесанный, гладко выбритый. Его каштановые волосы блестели от геля, ресницы топорщились вокруг голубых глаз. Он был похож на мальчика, напялившего папину одежду. Вся его развязность испарилась. Он шел, сосредоточенно переставляя ноги, словно это было для него главной из задач, смотрел нарочито прямо – я даже решила, что он нас узнал, хотя я специально оделась в черное и убрала волосы в пучок, чтобы не привлекать внимание. Зачесав волосы, я превращалась в долговязого сутулого подростка.

У двери в здание квадрат распался – заходить нужно было по очереди. Проходя через металлодетектор, каждый обрел индивидуальность. Женщина с лошадиным лицом и гладко зачесанными назад седыми волосами не была похожа ни на кого из остальных, но мужчина с двойным подбородком и печаткой на пальце совершенно очевидно был отцом Джейми. Судя по такому же цвету волос, следом шли брат и сестра обвиняемого. Женщина средних лет со старомодной укладкой и рубинами в ушах, положившая руку на плечо Джейми, конечно же, его мать, а бледная рыжеволосая девица, повисшая на другом плече, – еще одна сестра или подружка. Когда девица снимала пальто, чтобы пройти через рамку, я заметила на безымянном пальце кольцо. Выходит, не просто подружка, а невеста. Девушка сняла кольцо и протянула его охраннику.

– Не надо, – сказал тот.

Кольцо выскользнуло из ее непослушных пальцев и, звякнув, закатилось за рамку.

– Ох, Антония, – вздохнул Джейми.

Его брат бросился за кольцом. Пальцы у Антонии дрожали так сильно, что матери Джейми пришлось помочь ей снова водрузить кольцо на место.

Мы с Китом подождали, пока зайдут все Балкомбы. Затем подошли к той же двери.

– Здравствуйте, – кивнула я охраннику. – Мы ищем вход для свидетелей.

– Считайте, что нашли. Он здесь один.

Смысл его слов дошел до меня только через несколько секунд. Мы только что столкнулись с человеком, против которого собирались давать показания. Как насчет шантажа, запугиваний, мести и угроз?

– А если они из мафии? – выпалила я.

Охранник добродушно усмехнулся.

– «Крестного отца» пересмотрела, деточка? Там полно охраны, не волнуйся, ничего вам не сделают. У вас есть с собой камера или другое записывающее устройство?

Я открыла сумочку, в которой не было ничего, кроме пары тампонов и записной книжки.

Мы вошли в здание суда, и легче мне не стало. Интерьер, должно быть, выдумал садист. Наверняка он пытался создать нечто величественное. Изнутри помещение напоминало рисунки Эшера[3] – колонны множились, проходы разбегались, от всего этого рябило в глазах.