Отсюда становится понятным, что монастырские кельи трогать не стали, но наружные строения приказано было не мешать продавать.

А тем временем старица Елена жалуется Маслову, что к зиме её жилище не готово..., и князь Меншиков в связи с этим обращается к коменданту крепости Степану Буженинову:

"Сего ноября 7 дня писалъ къ намъ капитанъ и гвардiи ундеръ-лейтенанътъ Масловъ, что въ хоромахъ где живетъ известная персона, зело умножено оконъ и дверей, отъ чего въ зимнее время отъ великой стужи будетъ беспокойность. Того ради прикажите во оныхъ хоромахъ окна и двери, которые надлежитъ, заделать, а въ протчие окна поставить вставки i обить воiлоками и законопатить; а которые окна оставлены будутъ для света, въ те поставить двоiные оконче(и)ны; и сие прикажите исправить въ немедленномъ времени." ( там же, стр. 138 )

А в декабре 1726 года принимается решение о годовом содержании Евдокии вместе со всей этой "церковной и охранной компанией" в 1000 рублей.

В январе уже следующего 1727 года капитан Маслов, в письме Меншикову передал от "известной персоны2" благодарность императрице..., и сказал, что Евдокия просит выделенные на неё деньги ( по 1 рублю в день на одежду и обувь ) отдавать ей в руки. Кроме того капитан просил Меншикова прислать недоплаченное ему жалование за предыдущие два года.

Капитан Маслов, проведший рядом с бывшей царицей почти целых 9 лет, и по сути, разделивший с ней все невзгоды ( от непогоды до бытовых условий ), оказался человеком не железным. Вот что докладывает в столицу 12 апреля 1727 года комендант крепости Буженинов, запрашивая разрешение на посещение Евдокии:

"Всепокорно... доношу... Масловъ, которой въ Шлютелбурхе обретаетца у известной персоны на карауле, боленъ ногами и не можетъ для надзирания ходить въ светлицы, где оная персона обретаетца, съ неделю; а входятъ въ те светлицы съ пищею и для протчихъ потребъ изъ отставныхъ изъ гвардиi двое салдатъ Яковъ Белкинъ да Сава Михалевъ...; однако-жъ есть мне опасение, дабы какъ въ пище, так i въ протчемъ по указу отъ техъ приставленныхъ салдатъ исполнялось исправно, чего бы на мне не взыскалось. Того ради для оного надзирания къ той персоне мне входить ли, или не входить, что объ ономъ позволено будетъ ?" ( там же, стр. 148 )

В апреле 1727 года здоровье императрицы очень резко пошатнулось.

Историка Николая Павленко цитирует историк медицины Борис Нахапетов:

"В последние годы жизни Екатерина I, никогда не отличавшаяся богатырским здоровьем, выносливостью и физической силой, превратилась в рыхлую, невероятно располневшую даму, страдавшую от многочисленных хворей. Это, однако, не удерживало императрицу ни от гастрономических излишеств, ни от соблюдения странного распорядка дня, когда она отправлялась ко сну в пять утра и таким образом превращала день в ночь. Выдержать такой ритм жизни было трудно даже для такой крепкой, здоровой женщины, какой была Екатерина I.

Из-за частых и продолжительных болезней за время своего кратковременного царствования она неделями, а иногда и месяцами не покидала покоев. К концу 1726 г. стали нарастать признаки декомпенсации состояния здоровья царицы - её мучили приступы одышки и удушья, появились отёки ног, нараставшие к вечеру. С начала 1727 г. к ним присоединились боли в груди и частые периоды лихорадки. Екатерина была вынуждена слечь в постель.

5 апреля, вечером, возник приступ лихорадки, императрица стонала, бредила. 10 апреля консилиум врачей поставил диагноз "злокачественной горячки". Поскольку до первой половины XIX в. воспаление считалось основой большинства болезней, то и лечили их охлаждающими процедурами и кровопусканиями, добавляя к ним приём различных настоев. Прогнозы врачей, уверявших, что, поскольку симптомы чахотки возникли у императрицы в зрелом возрасте, болезнь будет развиваться медленно и доброкачественно, не оправдались. Обострение, возникшее в апреле 1727 г., едва удалось снять постельным режимом, общеукрепляющими и успокаивающими кашель средствами" ( Борис Нахапетов, "Врачебные тайны дома Романовых", часть 1,

глава 3 - "Бабьи хвори" на российском престоле, изд. 2008 г. )

Как всегда при ожидаемой смене власти, опасаясь за собственное благополучие, начинают суетиться и все приближённые ко двору. Этот случай не стал исключением..., и Александр Меншиков разыграл на его взгляд "великолепную комбинацию". Он резко "переобулся в прыжке" и стал ярым приверженцем взглядов, что следующим государем должен стать великий князь Пётр Алексеевич ( внук Евдокии ). Меншиков расстраивает свадьбу своей 15-летней дочери Марии с уже обручившимся с нею 26-летним Петром Сапегой ( сын Великого литовского гетмана, считается последним фаворитом Екатерины I ) и добивается от государыни согласия на будущую свадьбу своей дочери и великого князя Петра Алексеевича ( в тот момент ему было только одиннадцать с половиной лет ).

На скорую руку организовывается духовное завещание ( тестамент ) безнадёжно больной императрицы, которое гласило, что престол наследует внук Петра I - Пётр Алексеевич. В статьях завещания говорилось об опеке над несовершеннолетним государем и о власти Верховного тайного совета. Кроме того там шла речь, что в случае бездетной кончины Петра Алексеевича на трон должна взойти цесаревна Анна Петровна ( дочь Екатерины и Петра I ) и её потомки, во вторую очередь наследования попала младшая дочь Елизавета Петровна и её потомки. И только лишь в третью очередь попадала внучка Петра I ( и Евдокии ) - Наталья Алексеевна.

Важным моментом в этом завещании была оговорка, что те претенденты на престол, которые были не православного вероисповедания и ранее были членами правящей "за бугром" семьи - исключались из "списка ожидания".

Пикантной оказалась 11-я статья завещания, где повелевалось всем вельможам содействовать женитьбе Петра Алексеевича ( по достижению им совершеннолетия ) и Марии Меншиковой - "тако же имеют наши цесаревны и правительство администрации стараться между его любовью [великим князем Петром] и одною княжною князя Меншикова супружество учинить". Из этой статьи явно "торчали уши" Александра Даниловича...

Не совсем понятно почему подпись под этим очень важным документом поставила дочь императрицы - Елизавета..., возможно Екатерина I в это время чувствовала себя очень плохо.

Незадолго до смерти императрицы Меншиков решается уничтожить своих бывших "сотоварищей" ( включая мужа своей сестры Антона Девиера ) и молниеносно организовывает в общем-то надуманное дело. Если сказать очень коротко, то эти люди не хотели видеть на престоле великого князя Петра Алексеевича и были против его будущего обручения с дочерью Меншикова. Наскоро учреждённый суд "стряпает" сентенции и на основании их выносится смертный приговор Петру Толстому и Антону Девиеру..., остальные же, включая Скорняков-Писарева, приговаривались к различным видам ссылки.

В день смерти императрицы Меншиков успевает у неё подписать указ ( видимо наступило временное просветление сознания ) о наказании осужденных, правда, смертная казнь уже была заменена на ссылки..., и прямо сразу же престарелый Пётр Андреевич Толстой вместе с 42-летним сыном Иваном ( через год Иван Петрович умер от цинги ) отправляется доживать свой век на Соловки и там переживёт сына всего на полгода.

В заслугу Петру Андреевичу можно поставить его деятельность на посту постоянного представителя России при султанском дворе, когда ему удавалось путём тонкой дипломатии несколько лет предотвращать военное выступление Османской империи против России.