Далее происходит следующее - по пути следования 1 июля в Твери умирает 70-летний митрополит Иоасаф. С чем связана его смерть нам доподлинно неизвестно. Либо он заболел в процессе этапирования, либо его отравили. О второй версии его смерти мы читаем у историка Ивана Голикова, который самый первый основательно систематизировал жизненный путь Петра I:

"Архiепископъ Кiевскiй во время следствiя, на пути к Санкт-петербургу предупредилъ бедствiе смертiю своею, и какъ уверяютъ отъ отравы." ( стр. 244, Часть VI, Иван Голиков: "Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России" изд. Москва, 1788 г. )

Никаких доказательств этой насильственной смерти в книге не приведено..., и поэтому нам остаётся либо этому верить, либо нет. Но если учитывать, что весть о смерти царевича могла "докатиться" ( через едущего в Москву какого-нибудь курьера ) до Твери к позднему вечеру 30 июня и никак не раньше ( от Петербурга до Твери 540 км, это полных 4 дня на лошадях без сильной спешки ), то всё может быть - на очную ставку дознавателям уже можно было не рассчитывать..., а "старик", вероятно, на предварительных расспросах отпирался от всего. Хотя доказательства его отравления до нас не дошли, но вот сам факт его смерти в день резко изменившейся информационной обстановки - заставляет задуматься.

А возможно и то, что митрополит, измученный долгой дорогой и сильной жарой, чем-то заболел..., его довезли до Тверского Михаило-Архангельского монастыря, где он и скончался. Не очень понятно кто конвоировал до Твери митрополита с архимандритом, так как мы знаем, что Скорняков-Писарев 25 июня в Петропавловской крепости участвовал в допросах царевича Алексея ( это уже после оглашения ему приговора ). Далее мы видим его присутствие 28 июня на выносе гроба из крепости в церковь..., и скорее всего, получив какие-то устные инструкции от Петра I или Петра Толстого, он тем же днём отправляется навстречу к этапируемым киевским священникам. Ехать Скорняков-Писареву пришлось до самой Твери и в день смерти митрополита он приехать туда не успел бы, а значит на месте он оказался только на следующий день - 2 июля. Им тут же посылается письмо ( о кончине архиерея ), которое пришло в Петербург 6 июля.

Итак, на своих последних предсмертных допросах, царевич Алексей всё-таки сумел убедить следователей, что ответных писем от митрополита он не получал, да и вообще не знает, дошли ли его письма в Киев. И вот на основании этого 5 июля Пётр I, ещё не зная о смерти архиерея, и думая, что киевские священники всё ещё этапируются в Петербург, пишет резолюцию на докладной выписке о колодниках ( арестованных ):

"Кiевскаго архiерея и Печерскаго архимандрита освободить и съ дороги отпустить ихь паки в Кiевъ".

Но уже на следующий день - 6 июля "шеф" Тайной розыскной канцелярии Пётр Толстой пишет своему коллеге Скорняков-Писареву:

"Письма ваши я получилъ, и что Кiевскаго архiерея не стало, известны; а архимандрита Печерскаго Iаникия Сенютовича, по полученiи сего, изволь освободить и отпустить его по прежнему въ Кiевъ, для того, что по розыску на нихъ ничего не явилось; и того для, архимандрита указалъ его царское величество свободить. А свободя онаго, изволь самъ ехать сюда въ С.-Питербурхъ. Тако жъ и Кiевскаго архiерея бывшихъ при немъ служителей , которые по смерти его оставлены въ Твери, извольте освободить же и отпустить въ Кiевъ, и о томъ, къ кому надлежитъ, въ Тверь пошлите отъ себя письмо.

Слуга вашъ Петръ Талъстой.

Iюля 6, 1718.

PS. Тело Кiевскаго архiерея царское величество указалъ погрести въ Твери, и о погребенiи его указъ посланъ будетъ впредь, къ кому надлежитъ, также и о пожиткахъ его. А будетъ служители архiерейскiе похотятъ жить въ Твери до погребенiя его, и о томъ имъ не воспрещается" ( стр. 546, том 6, Приложения, ╧ 188, Николай Устрялов: "История царствования Петра Великого", Санкт-Петербург, 1859 г. )

Похоронили митрополита Иоасафа 24 августа 1718 года в Тверской соборной церкви. А архимандрит Иоанникий Сенютович возвратился в Киев, ему ещё предстояло восстанавливать сгоревшую в том же году Киево-Печерскую лавру..., и пробыл он её настоятелем до самой смерти в 1729 году.

Вот такая получилась история, да простит меня читатель за эту беллетристику.

Конечно, времечко тогда было совсем не милосердное, впрочем, и в последующие 300 лет в России не особо сильно полегчало ( разве что ноздри и языки перестали выдёргивать ), но вот как мог человек ради достижения своих целей всю жизнь безо всякой оглядки шагать по трупам - это выше моего понимания. Неужели нельзя делать преобразования и достигать прогресса без пролития крови, без насилия над личностью ?

Недаром Иван Грозный и Пётр I были любимыми монархами Сталина. Коснусь немного и этого предпоследнего царя династии Рюриковичей, о котором всё больше стали говорить именно сейчас.

Виднейший историк русской церкви профессор Знаменский ( Пётр Васильевич, 1836 - 1917 гг. ) в своей монументальной работе "Руководство к русской церковной истории" в периоде 1461-1589 годов в подразделе "Обрядовый характер благочестия русских людей" написал следующую фразу:

"Грозный увеселялся травлей людей медведями; то же делали и другие сильные люди. Общественные сходки, пиры и беседы редко не оканчивались дракой и даже убийством".

А у знаменитого русского психиатра ( и по совместительству историка ) Ковалевского ( Павел Иванович, 1850 - 1931 гг. ) в его труде "Психиатрические эскизы из истории" в отдельной большой главе, полностью посвящённой разбору психического здоровья царя Ивана Грозного, можно прочитать следующие предложения ( я скомпилирую только несколько фраз ):

*****************

"... Иоанн Грозный, как увидим дальше, представляет собою замечательный образец параноика, - тогда как брат его Юрий является тупоумным (imbecillitas) от рождения.

Иоанн Васильевич Грозный после смерти отца своего, по словам Курбского ( Андрей Михайлович, 1528 - 1583 гг., князь, полководец. - И.Ш. ) остался зело млад, аки двух лет, хотя в действительности ему в то время пошел четвертый год. С этого-то возраста несчастный царь начинает жить среди ужасов убийства, казни, кровопролитий, пыток и истязаний. Сначала он был только свидетелем и учеником в сих ужасных делах, творимых его опекунами и воспитателями, а затем создателем и вершителем этих бесчеловечных поступков.

В юные годы, лет восьми-десяти, царь любил мучить и истязать животных. Бросит, бывало, несчастное животное из окна высокого терема на двор и любуется его страданиями...

К пятнадцати годам и этого ему стало мало. Набрав толпу сверстников, Иоанн мчался по стогнам города и при своей неистовой скачке душил проходящих. С ужасом и трепетом открещивались спасшиеся от этого вихря прохожие; пострадавшие же изувеченные старухи и младенцы изгибались в страданиях и муках. А царь радовался и с наслаждением смотрел на страдания людей по его соизволению...

Курбский по этому поводу говорит: "Воистину дела разбойнические творяше, и иные злые исполняше, их же не токмо глаголати излишно, но и срамно...". В самом деле, юный царь в своей дикой скачке по улицам Москвы не только душил людей, но еще и бил мужчин и женщин, и грабил народ.

Расслабленный развратом, пьянством и бессонными ночами, истощенный содомией, имея вокруг себя бегство воевод и бояр, натравляемый и напугиваемый окружающими, устрашенный нашествием поляков и крымцев, - Иоанн проявил ярко выраженную душевную болезнь. У него развился бред преследования в полном смысле слова. Все вельможи казались ему тайными злодеями, единомышленниками Курбского. В печальных их взорах он усматривал предательство, - в их молчании он слышал укоризны и угрозы. Царь жаждал доносов. Царь требовал доносов. И самые бесстыдные клеветники не удовлетворяли его хотений, ибо образы его больного состояния неизмеримо превышали все эти доносы. Ему нужны были новые жертвы. Ему нужна была кровь рекою и убийства повальные...