Гроза В глухой сосредоточенности ночи Грозы угроза, ожиданье взрыва. Гроза все ближе, тишина короче, И замер сад в предчувствии порыва. Но от вершины яблони высокой И до корней приземистых смородин Он собирает силы тайных соков, Уже отпор готовя непогоде. И вдруг, еще до грома и до ветра, Прекрасная, как драгоценный камень, В саду упала маленькая ветка С двумя молочно-белыми цветами. И сад взревел. Косматый, исступленный, Качнулся сотрясением могучим И выпрямился пламенем зеленым, Вершиной перечеркивая тучи. Он рвал о сучья дождевую сетку, Он бурю по лицу хлестал ветвями — За хрупкую сломившуюся ветку С двумя молочно-белыми цветами. На даче На даче с голубой уборной С рассвета голос топора Твердит нахально и упорно, Что лето кончилось. Пора. Пора и в город. Знаю, милый, Что нас сегодня разлучат. И этот стук… Так над могилой Стучат, в последний раз стучат. Какое злое воскресенье! Под этот постук гробовой Под дождиком, уже осенним, Мы распрощаемся с тобой. Среди деревьев и построек, Где листья в воздухе висят, Стоишь ты, одноног и стоек, И одинок на целый сад. По запрокинутому лику Вода стекает между глаз: Они уже разновелики, Один уже почти погас. И плащик мой, когда-то модный, И пестрый шарф, давно ничей, Свисают чересчур свободно С твоих заломленных плечей. Прощай, мой друг, набитый сеном, Прими прощальные слова: Да будет вечно вознесена Твоя сенная голова! Ты слышишь, милый, стук топорный Напоминает вновь и вновь: На даче с голубой уборной Хороним летнюю любовь! 1975 Не по плечу крыло Не по плечу крыло, Разлуки не стерплю. Полет невнятен и косноязычен, И если на конвертах обозначен, То потому лишь, что тебя люблю. Кромешно лето пылью без прикрас, Но в августе пытаюсь – наудачу. Авось, и вправду осенью отплачу И от тебя уйду – в который раз! В который раз тебя переживу, Еще взлечу, еще достанет силы. Припомнила – и снова подкосило: Не по плечу крыло — и падаю в траву. Хватит уже о любви
Хватит писать о любви! Прихватило безлюбье, На безрыбье живу, на безлюдье пасу голоса. Ненавистного столько песку на ладонях налипло, Столько желтых полипов-цветов наросло в волосах, В этих прядях, пожухлых от желчи завистливых женщин, Что и нос пожелтел, и глаза как двойная глазунья — Все шипят и шипят, пережарясь на желтом мозгу… Там, далеко, в глубине или в желтых пещерах, Капали капли о камень и каплют досель. Но ничего не прочесть на песке – разъедает железо, И сера, и человечий помет, и весною уродует сель… Хватит уже о любви! Отжелтев, отжелав, отжелтаю — И ожиданья, как желуди, каплют в траву. Апрель 1975 Ночной полет Ночь. Качает ветер звезды На стекле оконной рамы, А еще – мой лик серьезный, Отрешенный и упрямый. Я в ночной рубашке длинной С прапрабабушкою схожа, Занимавшей половину Прапрадедушкина ложа, С той, ночами убегавшей Тосковать о воле бывшей, С той, единожды солгавшей, И кого-нибудь любившей. Больше грешницы покойной Я ценю свою свободу. Села я на подоконник, Поглядела ликом в воду, И, как утренняя кошка, Потянувшись своим телом, Оттолкнув ногой окошко, Сорвалась. И полетела. По святой реке небесной Я плыву дорогой тайной, Как плывут в реке невесты, Утонув перед венчаньем. Борщ На днях я как-то колдовала борщ, Морковь катилась из-под рук кружками, И под ножом кочна тугая мощь Скрипела, как пороша под ногами. Вот овощи порезаны. И тут Воочию увидела я чудо: На кухонном столе моем цветут Агаты, бирюза и изумруды: Жемчужинки капустного листа, Опаловые луковые стружки, И рядом лег, как видно, неспроста С рубином свеклы изумруд петрушки. Смешенье красок, бликов над столом, И цвет так по-бунтарски был неистов, Что стал мне стол казаться полотном Подвыпившего импрессиониста. На потолке Этакая ночь – все танцует дерево. Этакая дичь – все гляжу и гляжу. Я ни тебе, ни себе не поверила — Я как в гробу без тебя лежу. Этакая жаль – ни коней, ни сосен, Этакая жизнь – железный чертог. Надобно жить – а вокруг сплошная осень, Надобно жить – а вокруг сплошной четверг. А на потолке – заревое зарево, А на потолке все танцует дерево, А я потому и лежу, заревана — «Я без тебя, ты без меня», — На потолке листья звенят. Октябрь 1975 |
