В камне у них дома, стены – из дырок сделаны и из щелей во льду, а лед сам – из пузырей. Днем они в камне сидят, по ночам же во льду гуляют – танцуют там в полнолуние. Но солнца они не видят, иначе бы лопнули сразу.

Едят пустоту, и только, едят они формы трупов, напиваются они в стельку, упиваясь пустыми словами, всеми теми пустыми словами, которые мы произносим.

Кто говорит, что они были всегда, всегда и пребудут вовеки, а кто-то считает их мертвецами. Иные же думают, что в горах у каждого живого есть двойник, подобно тому как ножны есть у меча, а у ступни – отпечаток, след, и, умирая, каждый с двойником своим соединяется.

В деревне Сто-домов жил старый священник-волшебник Какзнат со своей женой Гули-Гули. И было у них два сына-близнеца, как две капли воды похожих друг на друга, которых звали Го и Мо. Сама мать путала их. Чтобы различать близнецов, в день, когда им давали имена, на шею Мо надели ожерелье с маленьким крестиком, а на шею Го – ожерелье с маленьким колечком.

Старый Какзнат был страшно опечален, но никому не говорил об этом. По обычаю его наследником должен был стать старший сын. Но который из двух старший? И был ли у него старший сын?

К шестнадцати годам Мо и Го стали великолепными скалолазами. Их даже звали «Братья – нет преград». Однажды отец сказал им:

«Тому из вас, кто принесет Горькую розу, я передам великое знание».

Горькая роза растет на вершинах самых высоких пиков. У того, кто съел ее, как только он вознамерится сказать неправду, громко ли, тихо ли, сразу начинает жечь язык. Он еще способен солгать, но уже предупрежден. Несколько человек видели Горькую розу: судя по тому, что они рассказывают, она похожа на какой-то огромный многоцветный лишайник или на рой бабочек. Но никому не удавалось сорвать ее, потому что малейший страх, который всегда испытывает возле нее человек, вспугивает ее и она тут же прячется в скалу. А ведь даже если очень хочется заполучить Горькую розу, обладать ею всегда немножко боязно, и она сразу же исчезает.

Заводя речь о чем-то совершенно невозможном или о какой-нибудь нелепой затее, мы говорим: «Искать ночь среди бела дня» либо: «Осветить солнце, чтобы лучше его видеть» или еще: «Пытаться сорвать Горькую розу».

Мо взял веревки, молоток, топорик и железные крючья. Солнце застало его у склона пика Продырявь-облака. То ящерицей, то пауком поднимается он по высоким рыжим откосам меж белизны снегов и синей черноты неба. Быстрые облачка время от времени окутывают его, потом вдруг выпускают на свет. И вот, немного повыше, над собой, он видит Горькую розу, сверкающую цветами не из наших семи цветов. Он без конца повторяет волшебные слова, которым научил его отец и которые защищают от страха. Ему бы здесь пригодился штычок с веревочным стременем, чтобы вскочить на этого строптивого каменного коня. Он бьет молотком, и рука его проваливается в дыру. Под камнем – пустота. Он проламывает верхний слой камня и видит, что эта пустота имеет форму человека: торс, ноги, руки и полости в форме пальцев, растопыренных, будто в ужасе, а молотком он ударил по голове.

На скалу налетает ледяной ветер. Мо убил человека-пустышку. Он задрожал, и Горькая роза вернулась в свой камень.

Он спускается в деревню, он сейчас скажет отцу: «Я убил человека-пустышку. Но я видел Горькую розу и завтра пойду за ней».

Старый Какзнат мрачнеет. Он предвидит всю череду несчастий, которые обрушатся теперь на них. Он говорит: «Берегись людей-пустышек. Они захотят отомстить за своего мертвеца. В наш мир они войти не могут. Но на любой поверхности показаться способны. Остерегайся всего, что на поверхности».

Наутро, едва рассвело, Гули-Гули, мать близнецов, испустила страшный крик и побежала к горе. У подножия высокой рыжей стены лежали одежды Мо, его веревки, его молоток и его медальон с крестиком. А тела его больше не было.

– Го, сын мой, – закричала она, прибежав домой, – сын мой, они убили твоего брата!

Го выпрямляется, зубы его стиснуты, голову словно обручем сковало. Он берет топорик и уже готов идти. Отец останавливает его:

– Сначала выслушай меня. Вот что надобно сделать. Люди-пустышки забрали твоего брата. Они заменили им своего человека-пустышку. Он захочет сбежать от них. И пойдет искать свет к ледопаду у Хрустального ледника. Надень себе на шею и его медальон. Подойди к нему и ударь по голове. Войди в форму его тела. И Мо будет жить среди нас. Не бойся убить мертвеца.

Изо всех сил вглядывается Го в голубой лед Хрустального ледника. То ли это игра света, то ли у него плохо со зрением, то ли он действительно видит то, что видит. А видит он серебряные фигуры, будто пловцы маслянистые плывут в воде, и руки у них, и ноги есть. Вот и его брат Мо, его полая форма пытается сбежать отсюда, а тысяча людей-пустышек преследуют его, но они боятся света. Форма Мо стремится к свету, она поднимается в огромном голубом ледопаде и вертится туда-сюда, будто ищет дверь.

Го бросается вперед, хотя кровь его стынет в жилах, а сердце разрывается на части, – он говорит и своей крови, и своему сердцу: «Не бойся убить мертвеца» – и бьет по голове, ломая лед. Форма Мо застывает в неподвижности, Го разбивает лед и входит в форму своего брата, как шпага входит в свои ножны, а ступня – в свой след. Он шевелит локтями, расправляя плечи, вытаскивает ноги из ледяной формы. И слышит, что произносит слова на языке, на котором никогда не говорил. Он чувствует, что он – Го и что он – Мо одновременно. Все, что помнил Мо, теперь вошло в его память: и дорога к пику Продырявь-облака, и обиталище Горькой розы.

С колечком и крестиком на шее он приходит к Гули-Гули:

– Мама, тебе больше не будет трудно различить нас – Мо и Го теперь в одном теле, я – твой единственный сын Мого.

Старый Какзнат проронил две слезинки, бы разрешить. Он говорит Мого:

– Ты мой единственный сын, ни Го, ни Мо больше не нуждаются в том, чтобы отличиться.

Но Мого твердо сказал отцу:

– Теперь я могу добраться до Горькой розы и сорвать ее. Мо знает дорогу, а Го знает, что нужно сделать. Победив страх, я овладею цветком здравомыслия.

Он сорвал цветок, ему было передано сокровенное знание, и старый Какзнат мог теперь покинуть этот мир.

Настал вечер, и солнце опять село, не открыв нам врата в другой мир.

Все эти долгие дни ожидания нас очень занимал еще один вопрос. В чужую страну не едут с пустыми руками, если хотят там что-то приобрести. Путешественники обычно берут для обмена с «дикарями» или «туземцами», которые могут встретиться им, всякого рода барахло и хлам, ножички, зеркальца, парижские штучки, отбросы с конкурса курьезных изобретений, подтяжки и прищепки для носков, побрякушки, ткани для драпировки, кусочки мыла, водку, старые ружья, безобидные боеприпасы, сахарин, кепки, расчески, табак, трубки, медальончики и веревки, я уж не говорю о всяческих крестиках и иконках. Поскольку во время путешествия, да и на самом континенте, нам могли встретиться нации, относящиеся к обычному человеческому роду, мы запаслись подобными товарами, которые могли бы стать нашей «валютой». Но что могло бы стать этой валютой при общении с высшими существами Горы Аналог? Что было у нас такого, что действительно могло быть ценным и для них? Чем могли бы мы заплатить за новое знание, которое мечтали обрести там? Придется ли нам его выпрашивать? А может, мы должны будем получить его в счет будущей расплаты?

Каждый из нас пересматривал все, что у него было, и день ото дня чувствовал себя все беднее и беднее, не находя ничего ни вокруг себя, ни в себе самом, что бы ему действительно принадлежало. И это было так серьезно, что в один прекрасный вечер мы оказались восемью несчастными мужчинами и женщинами, лишенными всего на свете и молча глядевшими, как солнце опускается за горизонт.