Я повернулся, но, к своему изумлению, обнаружил перед собой не Марию Шагину, а Никанор Никанорыча, прежнего, бодрого, в мятом пальто и огромной серой шляпе с полями на манер американских гангстеров тридцатых годов.

– Здравствуйте, любезный мой Борис Петрович! – горячо воскликнул он.

Он ухватил мою укрытую пальто руку и принялся трясти ее.

– Давненько не виделись.

Я все еще находился под впечатлением разговора с Машей Шагиной, поэтому растерянно спросил:

– А где Маша?

Лицо Никанор Никанорыча сразу же сделалось печальным.

– Нехорошо получилось, Борис Петрович. Ой, нехорошо. Девушка-то перед вами не в чем не виновата. Не причем Машенька-то к вашим неудовольствиям.

Я, наконец, осознал, что передо мною стоит непосредственно предмет моего ожидания. Неуловимый Никанор Никанорыч, собственной персоной. Именно по его, Никанор Никанорыча, прихоти, я торчал здесь, в опустевшем вестибюле и уж конечно благодаря ему сорвался на ни в чем неповинную Машу Шагину.

– Бильгамешу! – громко сказал я, как пароль.

Никанор Никанорыч мгновенно посерьезъенел и недовольно огляделся по сторонам, будто кому-то было дело до меня и него в огромной шляпе.

– Что ж вы, Борис Петрович, минимальных секретностей не соблюдаете, – нахмурившись, шепотом затараторил он. – Не ровен час уши нас какие слушают? Сообщают куда не требуется, а?

Это его «а?», меня допекло окончательно.

– Перестаньте ломать комедию, Никанор Никанорыч! – воскликнул я так, что шарахнулись стоявшие за углом женщины в платках. – Никаким ушам до нас с вами нет дела. А что до упомянутых вами секретностей, так вы настолько рьяно их соблюдаете, что до сегодняшнего дня я даже не понял вашего ко мне дела!

Я оторвал преисполненный праведного гнева взор от замеревшего Никанор Никанорыча и обнаружил что все, кто находился вокруг, таращатся на меня. Нет, не таращатся, а скорее испуганно косятся. В количестве двух упомянутых женщин и еще двух идущих мимо студентов.

– Прошу прощения, – сказал я всем сразу.

После этого я сунул коричневый коричневый портфель в руки Никанору Никанорычу и припустил к выходу. Чертыхнувшись при протискивании через турникет, я настеж распахнул стеклянные входные двери в металлической раме и выскочил на крытую террасу университетского крыльца и, дальше, сбежал с него на широкий тротуар с парковкой.

На улице шел снег. Кипел жизнью вечерний город: шли люди, скрежетали резиной по обледенелой дороге автомобили. Я не замечал даже, что стою раздетый, с пальто наперевес. Я поворачивал голову, смотрел во все стороны пристально, пытаясь увидеть силуэт девушки в полушубке и голубой шерстяной шапке. Нет, никаких следов.

– Убежала, Борис Петрович. Расстроилась, – сзади подошел Никанор Никанорыч.

Мне, почему-то не хотелось говорить с ним о Маше.

– Можем мы вернуться к тому с чего начали? – прямо спросил я.

– Точно так, Борис Петрович. Не только можем, но и должно. Но не найти ли нам место поудобнее? Мерзнуть – оно ведь никому не на пользу.

В предыдущий раз, почти сразу после этих слов, Никанор Никанорыч испарился. Я прищурился и отрицательно покачал головой.

– Ну уж нет. Прямо здесь! – я развернул пальто и прямо на тротуаре оделся. Достал из рукава шапку с шарфом. На пиджаке придавленные толщей пальто таяли снежинки.

Никанор Никанорыч вздернул плечами.

– Здесь, так здесь. Сие, Борис Петрович, важности не представляет. Картина-то частично уже набросана. Требуется лишь отстраниться от непосредственно масляных мазков и разглядеть, так сказать, произведение целиком.

– Бросьте вы, пожалуйста, вашу болтологию, – ответил я всплеснув рукой. – ничего конкретного – одни иносказания. Одного не пойму: на кой черт я вам дался? Уж кому-кому, а вам, по моему разумению, никто не нужен. Вы настолько самодостаточны, что какой-то там Борис Петрович Чебышев, старший преподаватель, ну никаким боком в вашу компанию. Я ваших товарищей видел только мельком, но и этого хватило, чтобы понять, что чудачествуют они не меньше вашего. Я-то вам на кой?

Теперь пришла очередь Никанор Никанорыч всплескивать руками.

– Любезный Борис Петрович. Отчего же неприятие у вас такое возникло? Обидел я вас чем-то? Извольте объясниться.

– А сами вы не догадываетесь? – воскликнул я. – Появляетесь, исчезаете, показываете что-то, подкидываете пищу для размышлений, снова пропадаете. По-вашему ничего здесь необычного нет? По-вашему так все должно и быть?

– Погодите, Борис Петрович. Ни в коей мере не желая поломать ваше представление о том, как чему быть, я, однако, позволю себе заметить, что быть-то ведь может по-всякому. Потому последнее ваше обвинение, суть, беспочвенно. А что касается неведения, так ведь для того и нужна пища для размышлений, недогадливый мой Борис Петрович.

Говорил все это Никанор Никанорыч прежним скрипучим голосом, чем навлек на себя еще большее мое негодование.

– И про Вавилон? – спросил я, – Про Вавилон – тоже к размышлению? Про Бильгамешу, про зиккурат и про вас тамошнего, Балу зовущимся.

К моему окончательному замешательству, Никанор Никанорыч расплылся в сердечной улыбке. Он победоносно помахал перед моим носом указательным пальцем.

– Во-от! Заметил! Недаром, что кандидат наук, Борис Петрович, недаром. А говорил: неведения, иносказания. Ох уж эти ученые. Предупреждал ведь меня, этот… м-м… как его… ну да ладно: смышленый, ученые, народ. Трения, сопротивления и вероятности – не какие вам там нибудь! Ох уже эти мне Омы, Больцманы да Кирхгоффы! Ох уж эти мне Боры да Ньютоны!

С полным безразличием слушал я Никанор Никанорыча, вплетающего в свои бессмысленные, бесконечные речи кого угодно, лишь бы уйти от ответа.

– Прощайте, Никанор Никанорыч! Встреча эта наша с вами безрезультатна, как и все, впрочем, предыдущие. Ничего у нас с вами не получится, ибо вы, очевидно, упрямо не хотите ничего мне объяснить. Прощайте.

Я повернулся и зашагал по мокрой дороге прочь.

Честно сказать, у меня была слабая надежда, что Никанор Никанорыч засеменит следом, догонит меня, попытается невнятно объясниться, но вот закончилось длинное здание университета, дорожные столбы по обе стороны проспекта разменяли второй десяток, а я все шел, погруженный в танец кружащихся снежинок.

Шел я долго и обернулся только когда дошел до своей автобусной остановки. Тротуар, убегающий черной блестящей лентой назад, к университету была пуст. Вокруг столбов клубились рои белых мух. На остановке толпилось человек десять ожидающих.

Вот и все, пора ехать домой, подумал я. Послышалось тяжелое фырчание подъезжающего автобуса. А как же вся эта история, вся эта цепь бессвязных, нелепых ситуаций? Я вспомнил Бильгамешу. Чем-то он, мучающийся сомненьями напомнил мне меня размышляющего о том, чего не понимаю. Но ведь хочу. Очень хочу.

– Эх, Борис Петрович, – услышал я знакомый скрипучий голос с нотками сожаления. – Не знаю, право, чем помочь вам можно.

Я замер, весь превратившись в слух.

– Прошу, не судите меня строго, – продолжал Никанор Никанорыч. – Равно как не ваша вина в том, что не понимаете, так и не моя, что ухожу от ответа. Все, что мною делается, оно предписано. За тем и требуются иносказания да примеры, что самому до всего дойти вам положено.

Щелкнул дверной механизм и распахнулись створчатые двери автобуса. До меня долетел пронзительный голос кондуктора:

– Не забываем покупать билетики!

Я обернулся, чтобы увидеть Никанор Никанорыча, но увидел лишь перекресток с облаками фонарных столбов. Вздохнув, я полез в автобус.

В этом месте сделаю я короткое лирическое отступление. Как читатель мог уже заметить, я стараюсь не усложнять структуры произведения, не расщепляю его иерархически на тома, книги, части и главы. Рукопись видится мне цельной, посвященной одному сюжету, хотя порой и сложно переплетаемому с биографическими и историческими вставками. Потому ничего понятнее простого разделения на нумерованные главы придумать я не сумел. Для пущего упрощения, я придал главам названия, чтобы совсем уж просто было читающему понимать, в которой части повествования он теперь находится, с которыми из многочисленных героев имеет дело. Это однако вовсе не означает, что история моя не имеет внутренних вех и отсечек. Более того, сама композиция изложения была выбрана спиралевидной, чтобы погружение в историю происходило постепенно, все глубже и глубже по цикличным итерациям.