Со всей возможной основательностью Лев натянул пальто на плечи и обмотал шею шарфом. Застегиваясь, он пристально искал, куда примостить бы, в какой карман запихнуть свою покупку. Но, не найдя подходящего решения, надел шапку и перчатки и решил нести пакет с книгой в руках. Возможно, будет немного холодно и неудобно, но что поделать. Молодой человек напоследок оглянул кафе, чтобы удостовериться, что ничего не забыл ни за столом, ни на вешалке. Потом похлопал по карманам, чтоб уж наверняка проверить наличие телефона, бумажника и ключей. Все на месте. Лев открыл дверь и… есть выражение: «сделать шаг в бесконечность». Но это, казалось, был шаг из бесконечности обратно… из истории Шекспира в реальный мир… Прощай, Джульетта, мы будем помнить смертельный вкус твоего поцелуя. Дверь вновь закрылась, кафе вновь опустело…

«Быстро же стемнело…»

Так вот, если бы мы могли-таки слышать мысли других людей, то именно эти слова звучали бы чаще других поздними вечерами, коим, как известно, свойственно быть мимолетными. По какой-то совершенно неопределенной причине человеческий глаз даже за несколько десятков лет не может привыкнуть к тому, что сумерки порой могут столь незаметно проходить мимо… зашел в кафе вечером, а вышел уже практически ночью… И все равно каждый раз в каком-то пусть даже самом тихом уголке мозга прозвучит шепотом эта классическая мысль: «Быстро же стемнело…»

Снегопад немного приутих, так что людям на улице можно приподнять свои головы до естественного положения и хоть немного видеть, что вообще происходит вокруг. Лев при этом, не успев еще замерзнуть и съежиться, выпрямился и статно расправил плечи. Так уж повелось, что он с детства удостоился иметь подобную переполненную внушительной уверенности осанку, от которой старался не отходить. Но у погоды на этот счет были свои мысли. Поэтому студенту уже через минуту нахождения на улице пришлось припрятать свою гусарскую осанку от морозного ветра. Однако, как и ранее по пути на встречу, это не мешало ему продолжать здраво рассуждать…

«Черт его знает, как мне отсюда уехать! Так, думаю, точно что-то должно идти в мой район. Но в шторм у пристани своей лодки дожидаться не очень-то хочется… Ладно, сделаем так: пойду обратно в сторону Галереи – оттуда я точно на чем-нибудь уеду – а если по пути увижу что-нибудь знакомое, то остановлю. Да!»

Сея прыть закончилась через две остановки. Лев быстро замерз и устал идти навстречу холодному ветру. Он оперативно вспомнил, на чем можно уехать от Красной, и предпочел спокойно постоять минут десять под навесом без риска невзначай пропустить свой автобус.

Ну, а покуда есть возможность, можно упомянуть немного о том, чего Лев, в отличие от Геннадия, не стал делать. А именно, рассказывать собеседнику всю подноготную своей жизни. Эта биография не отличается от множества других какими-то неожиданными, непредсказуемыми, сверхнеобычными поворотами. Но его жизнь – как и любая другая – при этом имела собственный неповторимый вкус и аромат. Тут можно было бы возразить, что, мол, не у каждой жизни есть запах, вкус или даже цвет. Что, например, конкретно ваша жизнь лишена вкуса, запаха и так далее… Но это не так. Если вам кажется, что жизнь лишена вкуса, то, может, вы ее вовсе и не пробовали? Можно разве только предупредить: бойтесь запаха и привкуса навоза – возможно, не тот пирог кусаете…

Что ж, не вижу причин лукаво мудрствовать с началом. Лев родился в Мурманске в семье юристов. Его мать Татьяна Николаевна – доцент юридических наук – преподавала в университете, а отец Соловьев Сергей Васильевич работал судьей и считался одним из лучших в городе специалистов по финансовому праву. Даже в тяжелый период перестройки он сумел разобраться со всеми изменениями и нововведениями в законодательстве, хотя и относился к новой рыночной системе двояко и со всевозможной осторожностью. Это выразилось в том, что где-то с середины девяностых родители Льва старались держать все сбережения в иностранной валюте. И когда, казалось, жизнь стала налаживаться, мурманские юристы решили завести ребенка. И решились они на это, нужно отметить, весьма поздно – обоим было далеко уже за тридцать лет. Родился Лев в знатную бурю в конце ноября. Его отец даже не смог в тот день добраться до роддома, а потому сильно волновался и нажил себе сотню-другую седых волос за один только вечер. А еще через пару лет громыхнул дефолт… Это причудливое слово стало в миг известно каждому взрослому человеку в стране и ассоциировалось с самыми кошмарными последствиями…

Но, как говорят в народе, нет худа без добра. Долларовые сбережения, обменянные по многократно возросшему курсу в рубли, представляли собой вполне солидный капитал, который мог кардинальным образом изменить жизнь мурманского семейства. Дум по поводу того, как использовать средства, было много, но решение пришло все равно внезапно и даже несколько спонтанно.

Это был тихий прохладный вечер, склонявшийся к такой же тихой и прохладной ночи. В доме не было света из-за очередной аварии на подстанции. Родители Льва спокойно сидели на кухне. Но тут его мама, держа в руках совсем еще маленького сыночка, вдруг прервала молчание:

– Как бы я хотела снова вернуться на юг… Там так светло, хорошо, море такое теплое, – будто уже начала уговаривать мужа. – Сереж, я не хочу всю оставшуюся жизнь пробыть здесь, во льдах, где зима девять месяцев… Я маме позвоню – она же в Новороссийске, кажется, живет. Сереж, давай уедем. Может, уже не будет такого шанса никогда больше.

Глава семейства посмотрел на супругу, на ее глаза, переполненные чистой, как минеральная вода, надеждой… на лицо ее, освещенное ласкающим, нежным светом догорающей свечи… Поразмыслив немного, он решил согласиться с женой.

Дорога с севера на юг была длительной и трудной. Можно долго пересказывать всю тяжесть мытарств, связанных с переездом… Стоит лишь убедительно отметить, что, несмотря ни на какие преграды, сие путешествие успешно закончилось в городе-герое Новороссийске Краснодарского края.

Соловьевы здесь обживалась постепенно: сначала подыскали небольшую и недорогую квартирку, купили какую-никакую мебель, бытовую технику и так далее… Маленького Леву уже можно было пристроить в детский сад, а родителям – заняться работой. Сергей Васильевич вернулся к своей привычной деятельности в местном суде, а Татьяне Николаевне взбрело в голову – иначе и не скажешь – открыть небольшой «бизнес». Хотя по сути своей ее дело представляло собой обыкновенную спекуляцию. Арендовав небольшое помещение, она в розницу торговала тем, что до этого закупала оптом. Но уже через полтора-два года, окончательно прогорев, Татьяна Николаевна бросила эту идею. Здесь хотелось бы оговориться, что она не была такой уж глупой и немощной бездельницей. Просто бывает так, что мир, в котором ты вырастаешь, воспитываешься, встаешь на ноги, меняется и тебе в нем порой не достается почетного места… Татьяна Николаевна – интеллигентная, образованная, эрудированная, честная и благородная дама… Хороший человек – подходящий диагноз. Но в мире с повсеместной свободой слова все меньше ценится умение молчать. А громко лаять Татьяна не могла и не любила. Она не умела мстить, зато умела прощать. Таким людям в бизнесе любого уровня и размаха нет места. Тут недостаточно быть хорошим человеком – нужно еще уметь всех «послать к черту».

Зато «послать к черту» очень хорошо мог ее муж. Ему тоже пришлось, мягко говоря, несладко. В Мурманске у Сергея Васильевича имелись очень хорошие рабочие связи, которые при необходимости уберегали его от определенного рода проблем даже в самые лихие времена. В новороссийской же судебной системе его контакты заканчивались, а лихие времена продолжались. Думаю, чтобы не отпугивать особо впечатлительных господ, обойдемся без документальной передачи всех ненастий тех лет. Просто оговоримся: люди, работавшие или до сих пор работающие в данной сфере, не понаслышке знают и помнят, как работала правоохранительная и правозащитная система в стране в конце девяностых и начале нулевых.