Пока под ногами мелькают фрагменты еще не засыпанной снегом серой брусчатки, можно преспокойно различить на тротуаре редкие узоры из вставок красной плитки. Но этот мимолетный факт навряд ли сможет надолго отвлечь внимание героя предыдущей сцены. Даже под силой нарастающей ветряной стужи осанка его незыблема, а глаза неуклонно направлены поверх голов прохожих.

«Мюнхен… Мак… Что сказать? Открылись друг напротив друга, сами не догадываясь, наверное, что так в одном квартале олицетворили наше общество потребления. Если вы думаете, что одеваетесь или едите то, что хотите, то попросите кого-нибудь вас разбудить и сказать «С добрым утром!», ибо это не так. Если нам не скажут, то откуда узнать, что красиво и что вкусно на самом деле? Вот одни и говорят, а другие покупают, покупают, покупают… тратят, тратят, тратят… Зачем думать? Тряпки из рекламных таблоидов, кружка кофе модной кофейни – и ты уже самый крутой. Зачем учиться? Зачем созидать? Держи на паре в руках дорогой телефон, а не тетрадку с ручкой, собери три тысячи подписчиков в социальной сети – и ты чемпион. Да, и что еще нужно для счастья?.. Ничего, если нет ума. И суть такой жизни в том, чтобы быть транзитным челноком для денег: из одной корпорации в другую, из одной в другую… Вот они, напротив друг друга стоят: в одной работаешь и получаешь зарплату, а в другой ее тратишь. И все рядышком, а мелких конкурентов не пускают – чтоб ни копейки мимо общей кассы! Кассы тех господ, что правят, нет, не миром… что правят людьми в этом мире».

И таких мыслей в достатке в голове данного субъекта. С ранних лет привык он кормить себя подобными идеями. Не то чтобы точно такими с десяти лет… В каждом возрасте свои насущные проблемы и наваждения. И всегда он как будто бы с кем-то говорит. Словно жизнь – это фильм, а его внутренний голос слушает какой-нибудь случайный зритель. И он то, что самое интересное, именно в этом отчасти и прав… Что наша жизнь, если не фильм, не театр? Нет, это именно театр, маскарад… это игра! Безумно красивая и невероятно захватывающая, срывающая дыхание и не дающая даже маленькой передышки игра… театральная постановка…

Перед следующим перекрестком по левую сторону растянулся забор, который обнесен вокруг пустыря – наверняка заготовка под стройку офисов для банков и бесчисленных турфирм.

Студент, перейдя дорогу, обратил внимание на живописный фасад технологического университета. Даже прижимаясь от холода к уже давно засыпанным белым снегом плечам, он смог по достоинству оценить изящество некоторых архитектурных решений. Действительно, университетские здания – наравне с театрами и музеями – должны быть одними из самых необычных и запоминающихся в городе. К сожалению, не всегда это так. «Вот уберите эти таблички, и никто уже не поймет, что здесь институт, – читаем мысли нашего героя. – Редки университеты, по которым без прочих надписей было бы понятно, что это настоящее высшее учебное заведение». Ведь студенчество – самая продвинутая, талантливая и многообещающая часть молодежи. И им нужно соответствующее поле для самореализации. В этом смысле у нас все как-то старомодно…

А впереди столкновение двух эпох… Хотя точнее будет сказать не эпох, а культур или традиций. И это даже не столкновение, а слияние на одной улице двух сторон жизни человека. Справа – великолепная и величественная Триумфальная арка. Еще в конце девятнадцатого века воздвигнули в честь императора Александра. Да, разрушили при советах… Но не так давно восстановили! И теперь через нее праздничными, да и просто воскресными вечерами проходят тысячи людей, коротающих там свое окинутое блеклым взглядом смысла существование. «Красавица… И в мощи основательности вся ее красота. Да… А что напротив, по мою сторону улицы? Офисы, офисы, офисы… Пара молодежных безвкусных кофеен, банки, супермаркет и прочая дрянь. И сколько же в них всех убогости, а особенно в диссонансном сравнении с Триумфальной аркой… И после следующего перекрестка тоже банки, банки, банки… Сколько их здесь? С десяток будет точно. Кому-то это, может, покажется скорее плюсом, чем минусом: мол, и конкуренция, и выбрать есть из чего… Но если б вы знали, как оно все работает… весь этот… «механизм»… то вы бы не так радовались, если б и радовались вообще…»

Тем временем, снежный вал холодного ветра понемногу стал сламливать осанку и волю противостоявшего январской пурге путешественника. Чтобы согреть лицо, он как можно большую его часть укутал в шарф, опустив голову. Сам же весь будто бы съежился, даже присогнулся слегка и замесил ногами снег на тротуаре, обгоняя всех немногочисленных прохожих. И при этом он все равно так мерз, что весь оставшийся путь думал только о своем дыхании и пульсе. Таким вот образом без его внимания остались еще пара любопытных мест. Даже стадион Динамо, спрятанный за частоколом голых веток приунывших деревьев на другой стороне улицы, оказался позади. Может, оно и к лучшем… Этому объекту еще год с лишним искрить на наковальне реконструкции. Сейчас в его сторону полетело бы что-то вроде: «Раритетные руины…» Но камень на то и камень, что ему не страшны ни жара, ни мороз, ни обидные слова… Да, лишь нещадное время властно над его грубой поверхностью.

В мокрой и липкой метафоре жутко холодного снега утопают плечи и голова студента, будто его, как печенье в форме человека, макнули в молоко. И это не серый снег Урала или средней полосы страны. Это ослепляющий своей навязчивой белизной, принесенный со степей и морей южный снег. Чище и ярче он только на полюсах планеты нашей. Белое небо. Белая земля. Белый холодный воздух… «Да… Я люблю этот холодный воздух… Нет ничего лучше него. Своими морозными копьями он пронзает плоть… насквозь пронзает! Ледяными ручищами он вырывает из меня органы, мышцы, даже кожу сдирает… и глаза вырывает… И чувствую я лишь дыханье свое и бесконечное биение вечно горячего сердца. Дыши, пока бьется сердце… Сердце, бейся, пока я дышу!.. Чувствую, как отнимается плоть моя… как сбрасывает душа это жестокое бремя… и как, облегчившись, вздымается она к небесам… И я становлюсь чуть ближе к святым ангелам, ведь у меня теперь тоже… есть… крылья… Дыши, пока бьется сердце… Сердце… бейся, пока я дышу… бейся, пока не растаял снег…

Ох! – воскликнул он же в своих мыслях и внутренне раскатисто рассмеялся, а внешне лишь широко улыбнулся. – Вот точно мимо не пройти! Цветочные часы… со стрелками в человеческий рост! Черт возьми, и как я о них ничего до этого не знал».

Стараясь не задерживаться на перекрестке, студент дошел до Цветочных часов и оказался на площади перед ними совершенно один. «Ладно, он еще не подошел… А сколько времени вообще? Так, по этим часам надо еще сориентироваться… Ах, черт подери! Быстро же я сюда долетел… Еще ж целых двадцать минут до встречи! На таком холоде это не так уж и мало!» Он немного почертыхался вслух, покорчил недовольную гримасу под шарфом и решил немного пройтись, чтоб осмотреться и не мерзнуть, стоя на месте столбом.

Отойдя чуть влево от Цветочных часов, студент заметил ярко-зеленую вывеску аптеки. Ее окна тянулись куда-то вправо и заворачивали в какой-то закуток за часами. Он почему-то решил, что там будет не так холодно, не так сильно дует ветер и не так много снега. Хотя, вероятно, он просто, исходя из своей натуры, почувствовал необходимость свернуть с широкого тротуара на узкий и темный переулок, где не ездят машины и не брезжит в глаза белизна ниспадающей снежной пелены.

Закоулок этот и вправду оказался темным, несколько даже мрачным, но в меру. Он был грязным и таинственным, но отнюдь не пугающим. Идеальный баланс… Баланс этот начинался, как уже оговаривалось, с аптеки, носившей название «Социальной», а продолжился невразумительным магазином косметики. Хотя этот павильон больше подошел бы под прилавок с хозяйственными товарами: лопатами, молотками и так далее… Косметика?! Нет, ей тут не место… А затем отделение Почты России. Вот она-то в этом недвусмысленном антураже смотрится вполне органично! Надпись на витрине магазина в соседних окнах гласила: «Хлеб – вино – водка – пиво». «Ох, действительно, продукты первой, первейшей необходимости… Наиболее популярные, скажем так» – студент, проходя мимо, уже еле сдерживал вырывающийся смех от такого соседства.