- Почему? - удивляется Глеб.

- А всё просто: умирая, человек исчезает из мира. Навсегда.

- В ад и рай не веришь, значит?

- Если б верил, разве торговал бы мертвецами? Думаешь, я хочу вечно гореть в огне?

- Собственно, меня загробная жизнь тоже мало волнует.

- А в чём тогда дело?

- В догробной.

- Как?

- Ты не ослышался.

- Что, тебе тоже кажется, что ты живёшь не так, как следовало бы? Упустил что-то?

Глеб чуть приподнимает брови.

- Да нет, меня, вроде, всё устраивает. А что, кому-то так кажется?

- Забудь.

- Ты сказал «тоже».

- Неважно. Смотри, это за тобой.

Некоторое время мы молча наблюдаем за тем, как трап подъезжает и пристраивается к самолёту.

- Ну, мне пора, - Глеб протягивает руку.

- Счастливо. Когда долетишь, сообщи.

- Думаешь, со мной может что-нибудь случится?

- Чем чёрт не шутит?

Усмехнувшись, Глеб направляется к трапу. Он чувствует себя в полной безопасности. Уверен, мысли о догробной и вообще какой бы то ни было жизни посещают его разве что в качестве упражнения для ума.

В боку самолёта открывается люк, свет вырывается из салона, и через минуту мой друг скрывается в нём.

Разворачиваюсь и быстрым шагом направляюсь к машине. Внутри меня ждёт Марна. Сквозь стекло мы наблюдаем за взлётом самолёта. Удаляясь, он превращается в мигающий взлётными огнями крестообразный силуэт.

- Домой? - спрашивает Марна.

- Нет, покатаемся.

Генрих газует, и мы едем по ночному городу. Он, как всегда, упоительно красив, но сейчас меня не радуют его урбанистические пейзажи. Марна молчит, глядя в окно. На её лице не отражается ничего. Думаю, киборги равнодушны к виртуальности. Интересно, она захватила личину дочери Шпигеля или заранее готовилась к внедрению? Скорее всего, первое. А может, просто выкупила.

Всё это уже неважно. Иногда вещи, казавшиеся тебе очень существенными, вдруг теряют значение. Нет, дело не в любви. Дело в том, что я стою на пороге, и мне осталось сделать только шаг.

Мимо тонированных стёкол проносятся освещённые улицы, нас обгоняют машины, вылупившиеся в темноту фарами, мелькают круглые лица фонарей. Я сижу, прислонившись к мягкой спинке сиденья, и снова думаю о том, что всё больше людей покидает меня. Лишь стоя на асфальтированной и плоской, как надгробие, взлётной полосе, я осознал, что Глеб всё это время был не только моим деловым партнёром, но и по-настоящему близким и верным товарищем. Он не думал о том, о чём размышлял я бессонными ночами, не выстраивал рекламных кампаний и никогда никого не ненавидел. Точно так же, как он продавал младенцев, он мог бы заниматься чем-то другим: работа не оказывала влияния ни на его судьбу, ни на образ мыслей, она была необходимостью, но не предметом рефлексии. Жизнь казалась ему простой, хоть и не лишённой неприятных моментов - дорогой, по которой просто надо идти. Архитектор с ясным мышлением.

Марна отворачивается от окна и включает телевизор.

- Не против? - спрашивает она.

- Да пожалуйста.

На экране гримасничает ведущий ток-шоу. Его лицо выглядит знакомо.

- И все эти так называемые бизнесмены, на самом деле, - всего лишь гнойные паразиты на теле нашего стремящегося к лучшему будущему общества, - надрывается он. - Торговцы смертью! Неужели мы потерпим их присутствие в наших рядах? Всю эту мразь следует вырезать, как раковую опухоль! Выродки заперлись от нас в стеклянных башнях-небоскрёбах и думают, что им ничего не грозит. Но возмездие неизбежно! - ведущий вперивается в объектив камеры грозным взглядом. - Слышите?!

- Это про нас, - говорю я.

- Переключить?

- Как хочешь. Меня эти кликуши давно не трогают.

Марна меняет канал. Попадает на передачу о строительстве новых оградительных линий на пути распространения Природы. Бессмысленное занятие. Планета всё равно возьмёт своё. Лишь бы не на нашем веку. А там, как говорил один король, хоть потоп.

Снова гляжу через стекло. Города, что я вижу, не существует. Но какое это имеет значение? Много ли мы обращаем внимания на то, что реально?

Я остался с Олегом и Марной, моей недавно обретённой любовью. Пребудут ли они со мной или тоже уйдут? Можно ли быть уверенным в чём-то - хоть в действительности, хоть в виртуальности?

Мы строим планы, но жизнь - а кто-то скажет, что Бог - расставляет всё по местам.

Повернувшись, смотрю на точёный профиль Марны. Эта женщина создана для меня - не важно, судьбой или инженером. Она - загадка, и я хочу познать её тайны.

Почувствовав мой взгляд, Марна оборачивается и отвечает мне тёплой улыбкой.

- Что такое? - спрашивает она ласково.

Наверное, ей кажется, что я нуждаюсь в утешении, но я давно привык не обращаться за ним к другим.

- Ты ведь останешься со мной?

Это всё, что мне надо знать.

- Конечно.

- Навсегда?

- До гроба.

Я не могу сдержать смех. Глеб был прав: поразмыслить о жизни и смерти никогда не лишне.

- Почему ты смеёшься? - спрашивает Марна.

- Просто так. Поедем домой?

- Если хочешь.

- Генрих, в особняк, - говорю я шофёру, и «Бэнтли», резко свернув, устремляется к окраине города.

Киборги не бессмертны. Никто не бессмертен: энтропия всесильна. Но вероятность того, что Марна - вернее, Зоя - переживёт меня, велика.

- Сколько в среднем живут киборги? - спрашиваю я.

- Слишком долго, - отвечает Марна. - И людям это не нравится. Тебе тоже?

- Я не завидую. Наверное, просто ревную.

- К чему? - Марна выглядит удивлённой.

- К твоей жизни после меня.

- Не будет никакой жизни «после», - Марна произносит это так серьёзно, что мне становится смешно.

- Прости, - говорю я, не подавая виду.

- Ты должен был догадаться.

- Разумеется.

Дальше едем молча. Марне удаётся найти канал, по которому показывают концерт классической музыки. Салон заполняется волшебными звуками.

Может, рассказать Марне о твари, заведшейся в моей квартире? Нет, пожалуй, не стоит: она и так считает, что я чокнутый. Да зачем? Если это галлюцинация, мне нужен психиатр, а не психолог-бихейвиарист. А если нет… Стоп! Что значит «если нет?» Ничем иным это чудище, вылезающее из трещины в потолке, быть не может. Только не в реальном мире.

Когда «Бэнтли» останавливается перед крыльцом нашего дома, мы выходим и поднимаемся по ступенькам. Фёдор открывает дверь.

- Добрый вечер, - говорит он с лёгким поклоном. - Прикажете подавать ужин?

- Нет, - отвечает за меня Марна, отдавая Фёдору пальто. - Мы обойдёмся.

Я киваю дворецкому, и он уходит.

Мы поднимаемся в мою спальню и начинаем раздевать друг друга. Я вдыхаю аромат волос Марны: он пронзает меня тысячей стрел. Я - святой Себастьян, привязанный к дереву. Мне суждено лежать без памяти, истекая кровью, пока вдова Ирина не отыщет меня, чтобы вернуть к жизни.

Я помогаю Марне избавиться от одежды, а она снимает с меня рубашку и брюки. Спустя полминуты мы, обнажённые, приникаем друг к другу.

Руки Марны движутся вдоль моей спины, пальцы касаются позвонков. Я растворяюсь в ней, забывая о себе, теряя ощущение границ собственного тела. Это не физическое - скорее, духовное. Сознание расширяется и захватывает Марну, поглощает её, ассимилируя и ассимилируясь. Мы падаем на постель и целуемся. Кажется, клетки кожи проникают друг в друга, мышцы тают, кости растворяются, жидкости смешиваются. Я и Марна - андрогин, некогда разделённый богами, но вновь обретший свои половинки. Любовь - это клей, восстанавливающий былое совершенство.

Тела, оболочки, плоть - перестают ощущаться. Чистые сознания исследуют друг друга и находят отклик повсюду. Мы словно смотримся в одно зеркало, но с разных сторон, и граница магическим образом исчезает.

Марна на секунду отодвигается, чтобы взглянуть мне в лицо. Я вижу зеленоватый блеск её зрачков.

Я - звезда, падающая по спирали в чёрную дыру, частица солнечного ветра, обречённая претвориться в антиматерию.