— Нет, я не одумалась, — отвечала я.

Хозяйка не стала тратить время на беседу со мной. Она снова призвала мужеподобных служанок, и меня снова посадили под замок. На этот раз мне не приносили еду. Но продержали меня в заточении один день. Хозяйка не хотела моей смерти, ведь она заплатила за меня деньги Дилавару Бахшу. И вот меня снова привели к ней. И снова я отвечала, что не подчинюсь ей.

   — Зачем спрашивать её, — сказала одна из прислужниц, тряхнув меня за плечо, — вместо того чтобы её принуждать словами, надо делать дело!

   — Что ж, ты права, пусть так и будет! — решила хозяйка.

Меня отвели в чистую комнату и хорошо кормили, но и стерегли, запирали. Убежать я не могла. За несколько дней я немного успокоилась. Но всё ещё не могла придумать, как поступить, как спастись.

Однажды дверь отворилась, и вошёл человек лет пятидесяти, очень смуглый, длиннобородый, в сбитом набок тюрбане и с кинжалом на поясе. Я тотчас прижалась к стене. Он схватил меня за руку. Я кричала и отбивалась, но он не отставал, и тогда я ухитрилась выхватить из волос булавку и вонзила ему в живот. Он упал от неожиданности и боли. Я подскочила к двери, которую он успел запереть, откинула засов и побежала по лестнице. Выбежала во внутренний двор и не знала, куда бежать дальше. Тут меня и догнали слуги. И снова я была отведена в заточение. Связали меня по рукам и ногам. Я думала, меня уморят голодом, но мне приносили изредка еду. Платье моё обтрепалось. Воды для умывания мне не давали. Я устала и потеряла счёт времени.

Наконец мне принесли воду для омовения, еду получше и одежду. Я понимала, что неспроста мне принесли всё это. Надо было презреть всё это, не прикасаться ни одним пальцем, оставаться твёрдой. Но кто бы не дрогнул, будучи на моём месте? Я смирилась совсем невольно. Я просто не смогла преодолеть желания омыться, надеть чистую одежду и поесть. Насытившаяся, чисто одетая, я причесалась и заплела косу. Я знала, что за мной непременно придут или же кто-нибудь явится в моё заточение. Так и случилось.

Одна из служанок ввела ко мне человека, смуглого и худощавого, он подпоясался пёстрой шалью, а другую такую же шаль повязал на голову в виде чалмы. Он похож был на содержателя постоялого двора, караван-сарая; я повидала много таких. Теперь сердце моё сжалось. Неужели придётся снова отбиваться, пускать в ход ногти? Все украшения с острыми кончиками отняли у меня.

Однако этот пришедший не смотрел на меня глазами похоти. Я сидела опустив голову; он что-то сказал служанке, но до того тихо, что я ничего не расслышала. И тотчас оба ушли.

Время замедлило свой мерный ход. Я уже знала, что очень вскоре расстанусь с этим домом навсегда. Возможно смеяться надо мной, но мне было больно. Я уже привыкла здесь жить, привыкла охранять свою честь ценой мучений и лишений. А что ждёт меня впереди?..

Две знакомые мне служанки отворили дверь и приказали мне следовать за ними. А мне что оставалось делать? Противиться? В сущности, не всё ли равно, оставят меня здесь, в этом доме разврата, или же уведут в иное, но наверняка подобное этому место? И быть может, если я теперь подчинюсь, то получу после возможность бежать...

Меня отвели на задний двор, где ждала повозка, запряжённая быками. Человека, который недавно приходил, не было. В повозке сидели — женщина, судя по одежде, среднего достатка, и мужчина, одетый, как слуга. Это и был слуга, а женщина оказалась женой человека, приходившего смотреть меня. Она сказала мне, что её муж и она купили меня только что:

   — Теперь ты наша рабыня! Если будешь повиноваться, будешь сыта и одета; если примешься противиться, отведаешь побоев и проклянёшь тот день, когда родилась на свет!..

После такого предупреждения оставалось мне только молчать. Я покорно наклонила голову и приложила к груди ладони в знак покорности. Моя новая хозяйка была, казалось, довольна.

   — Ты поедешь с нами, — сказала она, — мой муж вернётся позже, он должен сделать покупки в городе.

Я подумала, что этот муж подчинён, должно быть, своей жене очень во многом.

Мысли о побеге снова заняли меня. Я предположила, что путь нас ждёт неблизкий. А в пути, кто знает, сколько возможностей для побега мне представится. «Нет, всё к лучшему!» — сказала я себе решительно. И забралась в повозку. И тут произошло такое, чего я должна была ожидать, и даже в худшей степени, нежели я могла бы ожидать. Нет, меня не связали на этот раз по рукам и ногам. Хозяйка приказала слуге, и он надел на мои запястья и щиколотки кандалы. Каковы сделались мои чувства? Бешенство, боль души, мучительная досада, желание буйства охватили меня, всё моё существо. Но я смирила себя. Я понимала, что сейчас мне следует смириться. Пусть видят мою покорность. А там... Кто ведает — а я-то — менее, чем кто-либо! — какие повороты судьбы ожидают меня впереди.

Повозка выехала со двора. Было раннее утро, и я благословляла тишину и безлюдье. Так стыдно мне будет, когда все прохожие станут глазеть на меня, закованную, будто преступница или непокорная рабыня. Да ведь я и есть непокорная рабыня, кто же ещё!

На выезде из города, у перекрёстка, остановилось ещё несколько повозок. Все намеревались двигаться какое-то время вместе, чтобы по возможности избежать нападения разбойников. Теперь многие посматривали на меня. Кто-то спросил обо мне. Моя хозяйка отвечала, что купила новую рабыню:

   — Меня предупредили, что она отличается строптивостью, поэтому я и велела заковать её.

   — Стоило ли покупать такую? — спросила женщина с другой повозки.

Моя хозяйка отвечала тотчас, что имеет мало денег, потому и покупает подобных рабынь. Я было решила, что она прибедняется, но, подумав, поняла, что она говорит правду. Её муж и она не были богатыми людьми. Их одежда и повадки выдавали людей не бедных, но и не слишком состоятельных.

Я пристально смотрела вокруг. Прежде я много путешествовала с отцом, но теперь я ехала в местности, совершенно мне незнакомой. Земли Хундустана простираются далеко; и, живя в одной местности, ты можешь за всю свою жизнь так никогда и не очутиться в другой.

Мы добрались до постоялого двора и переждали жару. Затем мы проехали несколько городов, не таких больших. Мы останавливались на окраинных постоялых дворах, где возможно было платить дёшево. Кормили нас простой пищей — больше лепёшками и гороховой похлёбкой. От одного до другого ночлега маленький караван всё уменьшался. Наконец и наша повозка свернула с проезжей большой дороги и поехала в сторону какого-то города. На окраине оказался постоялый двор, не бедный и не богатый. Я было подумала, что это новое место ночлега. Но нет, мы добрались до цели нашего пути. Я узнала, что сделалась рабыней содержателя постоялого двора. Хозяйка ещё не успела сойти с повозки, а уже кликнула служанок и приказала отвести меня под замок. Меня привели в маленькую комнату, пришлось подниматься по узкой лесенке. Окошко было совсем маленькое и зарешеченное. С моих запястий и щиколоток сняли оковы, но бежать я всё равно не могла бы. Я потёрла запястья и щиколотки, но следы цепей оставались слишком явственными. Служанки ушли, заперев дверь, но скоро вернулись, и вместе с ними пришла и сама хозяйка. Принесли воду и помогли мне умыться. Дали новую одежду, расчесали волосы и заплели в косу. Хозяйка своими руками намазала мои запястья и щиколотки какою-то мазью и сказала, что скоро следы цепей исчезнут.

   — Отдыхай, — сказала она мне. — Поешь хорошо и ложись спать.

Она ни о чём не спрашивала меня; её не занимало, кто я, почему сделалась рабыней. И, ни о чём не размышляя, я принялась есть вкусную пищу, а когда насытилась и меня оставили одну, я легла на приготовленную постель. Отдых был мне необходим. Дверь заперли накрепко. Я спокойно уснула. Наутро мне принесли воду и еду. Так продолжалось несколько дней. Следы цепей на моих запястьях и щиколотках и вправду исчезли. Я размышляла. Не к чему было обманывать себя. Конечно, меня кормят не просто так. Ежели бы хотели сделать меня простой служанкой, не кормили бы так сытно и хорошо и не дали бы такую хорошую одежду. Здесь постоялый двор. И, должно быть, хозяева желают торговать моим телом. А на постоялом дворе это будет похуже, чем в доме разврата! Что предпринять? Как спастись?..