Манья, не теряя времени, воспользовалась преимуществом и набросилась на поверженную женщину, нанося ей удары кулаками. Но Калия не собиралась еще раз подставляться — удачно блокировав все удары, она внезапно подняла ноги и совершила головокружительный бросок, скинув с себя Манью и швырнув ее об пол.

Калия не стала пытаться добить временно дезориентированную соперницу — она получила серьезное повреждение и понимала это. Ее глаза обежали зал, затем она взбежала по каменным ступеням к алтарю отвратительного козлобога. Не успела Манья вскочить на ноги и броситься к миколианке, как та схватила одну из жаровен и вытащила ее. В ее руках внезапно оказалось грозное оружие: длинное древко с круглой жаровней на конце. Когда мицлапланка оказалась на ступенях, она размахнулась и ударила; из жаровни высыпались угли, разлетевшись по всей площадке перед алтарем. В первый раз она промахнулась, и пока замахивалась еще раз, Манья успела исчезнуть, а затем, когда конец древка с чашей приблизился к ее голове, схватилась за него.

Рефлексы не подвели Калию. Ожидая подобного, она с силой нажала на древко, и Манья опрокинулась назад, на ступеньки. Она покатилась вниз, а Калия, моментально забыв о боли, с криком торжества бросилась за ней. Пока та пыталась подняться, миколианка со всей силы нанесла удар чашей сверху вниз, по голове гноллки, а потом еще раз.

Остальные в немом изумлении наблюдали за ними. Демоны тоже молчали, быть может, забавляясь. Но Молли вдруг ринулась с места, и прежде чем кто-либо смог ее остановить, побежала к соперницам с криком

— Нет!!

Калия рефлекторно, не понимая, кто и зачем приближается к ней, развернулась и с размаху обрушила жаровню на голову Молли, отбросив ее назад без сознания. Затем она вернулась к своей жертве.

Джимми Маккрей кинулся к поверженной Молли. Криша, гневная и растерянная, хотела прийти Манье на помощь, но Ган Ро Чин остановил ее.

— С тобой будет то же, что с этим несчастным существом! — резко сказал он.

Молли, шатаясь, встала на колени и помотала головой, потом дотронулась рукой до головы в том месте, куда пришелся удар. На руке осталась кровь.

Джимми подбежал к ней.

— Молли! Ты в порядке?

— Я… не знаю, Джимми… — выдавила она. У нее крутилась голова, но она отвергла его помощь и попробовала подняться сама, опираясь на руки. Как только ее окровавленная рука коснулась пятиугольной плитки, та засветилась тусклым, бледным белесым светом.

Это ускользнула от Джимми, но не от Ган Ро Чина.

— Маккрей! — закричал капитан. — Не дай ей встать на эту плитку целиком! Убери ее оттуда! Быстро!

Джимми растерялся.

— Что?

Если бы он мог прочитать мысли Нуля, то сразу бы понял его и начал действовать, но он ничего не смог сообразить, пока Молли не встала на ноги.

Граница плитки вдруг полыхнула кроваво-красным цветом, и видимая волна энергии, извергнувшись из нее, поглотила Молли.

— Какого черта?.. — начал пораженный Маккрей.

И тут он услышал, как демон говорит:

— Положи мицлапланку на алтарь. На алтарь. Прикончи ее на алтаре.

Манья, избитая и окровавленная, была без сознания, но еще жива. Калия нахмурилась, задумалась ненадолго, затем, вдруг приняв решение, отложила оружие и попыталась поднять Манью. С таким же успехом она могла пытаться поднять гигантскую статую козлобога. Манья казалась сделанной из свинца.

Неожиданно из горящей плитки возникла Молли и медленно, нерешительно, пошла к тому краю алтаря, где Калия, по-прежнему безуспешно, пыталась поднять бесчувственную гноллку. Джимми хотел закричать, побежать за ней, но что-то сковало его движения, парализовало его, лишило не только способности передвигаться, но и телепатического таланта. Некоторые, как и он, попытались приблизиться к алтарю, и оказались так же скованы — беспомощные зрители невероятного спектакля, не ведающие, что произойдет, и неспособные ни на что повлиять.

— Вы более не участвуете в этой игре, — дошел до них голос демона, как будто спокойный и бесстрастный.

Молли казалась неуклюжей, неуверенной в себе, несколько раз она споткнулась, своими неловкими движениями напомнив Джимми цимоля Триса Ланкура после того, как прекратилось его человеческое существование. Впрочем, ей все же удалось добраться до Калии. Та отпустила Манью и, обернувшись, удивленно смотрела на приближающуюся к ней синюю девушку с раздвоенными копытцами. Но, в отличие от прошлого раза, миколианка не сделала ни одного движения, чтобы ударить Молли или не дать ей подойти, как будто чувствуя в ней перемену.

Молли нагнулась и взяла Манью за ноги. Калия тут же сообразила, что ей предлагают помощь, и подхватила гноллку за плечи. Медленно, осторожно, потратив немало усилий, они подняли ее по лестнице и положили на алтарный камень.

Откуда-то зрители поняли, что все, происходившее до сих пор, было лишь прелюдией; теперь же, несмотря на все их испытания и невзгоды, смерти и манипуляции демонов, все решала Калия. Кто или что бы ни владело Молли, заставляя синт выполнять приказы князей, лишь у Калии теперь оставалась свобода выбора, остальных отключили.

Калия, по-видимому, тоже поняла это. Ее гнев почти испарился, и она лихорадочно соображала, что же, черт подери, тут творится.

Она знала, что должна сделать, или, по крайней мере, чего от нее хотят князья демонов. Как будто во сне, она спустилась, подобрала древко с жаровней, свое убийственное оружие, и вновь взошла на лестницу.

— Под грудью гноллки есть уязвимое место, примерно в трех сантиметрах ниже середины шеи, — сказал ей князь демонов тем же холодным, сдержанным тоном.

Калия склонилась над массивной единственной грудью гноллки, без труда отыскав нужное место. Это, пожалуй, было самое слабое место на ее теле, все остальное было покрыто невероятно толстой, твердой кожей и множеством костяных пластин; но и здесь его было не проткнуть пальцем. Она взглянула на древко, схватила его и со всей силы ударила по алтарю. Оно треснуло и разломилось пополам; в ее руках осталась зазубренная половинка. Она отшвырнула жаровню, та с лязгом покатилась, остановившись в метре от парализованного Маккрея.

Манья застонала и пошевелилась, нарушив зловещую тишину храма и побуждая Калию действовать. Если мицлапланка придет в себя, схватка продолжится, и кто знает, кому повезет на этот раз? Время пришло. Сейчас или никогда. Она приподняла крупную, ставшую плоской грудь гноллки, нащупала точку, взмахнула импровизированным копьем, как будто собираясь опустить его… и остановилась.

— Этак вы вылезете, верно? — закричала она. Эхо ее голоса разнеслось по залу.

— Это первая необходимая ступень, — признали демоны. — Повинуйся, и когда мы станем свободны, ты будешь нашей верховной жрицей; богиней, обладающей могуществом превыше всяких мечтаний. Повинуйся, ибо она приходит в себя, и если ей это удастся, будет слишком поздно, и ты умрешь. Не ошибись — мы всегда держим слово. Повинуйся, и стань homo superior, величайшей, могущественнейшей, бессмертной. Повинуйся, или ты умрешь, что бы ни случилось после.

Она вновь воздела копье и вновь заколебалась.

— Да ну? Я видела тела, там, в самом начале, и чувствовала мучения тех существ в горячем мире, слышала их стоны и вопли. У меня есть только ваше слово, что вы исполните то, что обещаете. Но точно я знаю только одно: пока вы там заперты, вам меня не съесть!

— Верно, — ответил новый, глубокий, нечеловеческий голос, от которого у всех них побежали мурашки по коже. — Но если ты этого не сделаешь, я лично позабочусь о том, чтобы твои мучения длились вечно и были такими ужасными, чтобы вошли в легенды!

Она посмотрела вверх, шокированная не столько самим голосом, сколько тем, что тот говорил на ее родном языке и диалекте.

Демон выглядел гораздо более величественным, могучим, царственным — теперь, когда не был замурован в твердый прозрачный материал. Сама его манера держаться внушала трепет.

— Что? А ты откуда взялся, черт подери? И почему ты сам не берешься, что, слабо? — огрызнулась она, но совершенно не таким уверенным тоном, как хотела бы. И не успела она спросить, как поняла, что уже знает все ответы. Это был один из первых демонов, освобожденных Биржей, который все это время следовал за ними. Что же до второго вопроса, то она была миколианкой, гноллка — мицлапланкой, а синт принадлежала Бирже. Еще один тройной замок, открывающийся лишь со всеобщего согласия, а не просто прикосновением.