Реутов стрелой бросился за ней, сумев поймать за руку:
– А как я могу повидать Дмитрия, того парня, с которым вы встречались в день убийства? – акцентировав внимание на последнем слове он пристально посмотрел ей глаза, но она неожиданно смутилась и отвела взгляд.
– Она явно что-то скрывает, недоговаривает, но что? – он сильно сжал ее руку.
– Отпустите, мне больно! – запротестовала пойманная врасплох Ларина, высвободив руку, она отошла на почтительное расстояние. Ее побледневшее лицо ясно давало понять, что дальнейший разговор, кроме очередной истерики, ни к чему не приведет.
– Ладно, идите домой. Встретимся завтра.
– Что же все-таки там могло произойти? И какова роль этого подозрительного Дмитрия? – пытаясь вспомнить какие-то детали, Реутов прокрутил каждое сказанное Лариной слово на допросе, но мысли путались, голова гудела.
«У Михалыча» было тихо, будто все вымерли, Семен заказал у бармена виски и, дождавшись когда стакан будет наполнен спасительной жидкостью, со стаканом в руке направился к своему излюбленному месту – столику в углу около тонированного окна.
– Что же я пропустил? – не переставая думал Реутов; виски, пятьдесят без льда подействовали чудодейственным образом – в голове сразу прояснилось. Он достал из кармана фотографии с места происшествия и разложил их на столе: его интересовали детали.
– Итак, заваруха началась в кухне около входа, здесь ее схватил насильник и толкнул… Стоп, – он внимательно посмотрел на фотографию кухни, – толкнул вправо, где-то здесь, – ткнув пальцем в фото он перевел взгляд на другое. – Вправо, от входной двери, – сюда. Справа стоял кухонный стол и баррикада пустых бутылок, слева – два стула. Помещение маленькое – не развернуться. Так, он ее хватает, она падает, встает. Куда она падает? На фото нет никаких следов борьбы!? – Реутов посмотрел на другую фотографию с отпечатками кровавых следов на полу.
«Ларина утверждала, что пыталась скрыться от нападавшего в зале, но тщетно – он ее настиг. Вырвалась, метнувшись на кухню, схватила нож, тьфу ты, секатор… – внимательно смотря на фотографию, он обратил внимание на четкий отпечаток – это был след в кухню, а не наоборот. Опять не сходится? На фотографии кухни лужа крови, она растеклась у самого входа, именно там и был найден труп. Тут до него дошло: он получил ранение в шею в зале, отсюда и бурое пятно на диване, пошел к выходу, видимо намереваясь позвать на помощь, но упал без сил, истекая кровью. Но все это никак не вяжется с рассказом жертвы о самообороне на кухне? И этот Дмитрий, черт бы его побрал, он, тут каким боком?! В этом деле больше вопросов, чем ответов», – вспоминая напуганное лицо девушки, накануне их последней встречи он окрикнул бармена и попросил повторить.
– Мурыжить несчастную лишними вопросами не стоит, того и гляди откажется от чрезмерно пытливого адвоката: здесь нужна стратегия. А начинать следует все-таки с дружка, ведь сколько раз зарекался не верить клиентам, а – верю. Ох, уж эти женщины! – пронеслось у него в голове после второго стакана виски. Он набрал телефон следователя, предложив еще раз встретиться.
Реутов, постучав в дверь, вошел, застав Степанова за опрыскиванием, стоящей на подоконнике герани и мурлыкающего себе под нос слова известной песни: «Я уеду жить в Лондон. Я уеду туда, где большая вода. Может быть навсегда…» Давая тем самым понять, что у него отличное настроение и даже внезапный визит адвоката его не омрачит.
– Я могу с вами поговорить, – начал издалека Реутов, усевшись на стоящий рядом стул.
– Смотря о чем, – ответил он, нахмурив брови.
– Вы допрашивали некоего Дмитрия, к сожалению, не знаю фамилии, речь идет о парне, с которым встречалась Ларина накануне убийства?
– А почему вас это так интересует, позвольте полюбопытствовать? – в ответе старшего следователя слышались саркастические нотки.
– Интересно, не более того, – ответил Реутов, будто речь шла о чем-то незначительном.
– Мы его не можем найти. Он жил в съемной квартире, соседи его не знают и не видели, – словно сквозь землю провалился. Ваша эта Ларина тоже о нем толком ничего пояснить не смогла. В общем, какой-то таинственный тип, да и на хрена он нам нужен, – неожиданно заключил он. – В деле и так все предельно ясно: убила Ларина. А как, и за что, – следствие разберется. А эта ваша сказочная история с необходимой обороной никак не вяжется… – добавил он язвительно.
– Почему не вяжется? – Семен сжался в стул, словно придавленный.
– У меня чутье, я следователем уже седьмой год работаю и каждый раз одно и то же, – на его круглом лице читалась гордость. – Вот был у меня такой случай. Привозят ко мне опера девушку, красавица, умница, мать… черт ее дернул убить мужа, видать, люто его любила. А знаете, чем она его? – он внимательно посмотрел на собеседника, надеясь разглядеть на его каменном лице хоть какую-то эмоцию. – Молотком! А все – из-за измены! Ну, встретился он с ее подругой пару раз, с кем не бывает, а она ему за это мозг вынесла, в прямом смысле этого выражения. И что, скажите, невиновата? И также, как и вы сейчас, ее адвокат оббивал мне пороги, пытаясь доказать, что аффект у нее был, дескать, переволновалась она, – рассказывая, он шагал по кабинету и эмоционально жестикулировал, бурно выражая чувства.
– Ну, вы же знаете женщин, – ими правят эмоции (да простят, меня некоторые из них), а здесь, узнать об измене любимого мужа, да еще с лучшей подругой – вдвойне обидней, – попытался возразить Семен, – вот она и шарахнула его молотком – попался, так сказать, под горячую руку.
– А на самом деле не так все было, – твердо возразил он. – Она подошла к нему, спящему, и хладнокровно стала его бить молотком, который нашарила где-то на антресолях. Понимаете, нашла молоток, подошла к мужу и убила, – Сказал он, акцентируя внимание на каждом глаголе. Какой здесь аффект, – налицо чистый умысел.
– Почему, умысел, – сурово и дерзко парировал ему Семен, – видать, не спалось ей, все думала и думала о муже с предавшей ее подругой… вот у нее и зашли шарики за ролики от раздумий этих, эмоции в голову хлынули, она сдуру и схватилась за молоток.
– Так ведь, молоток этот ей нужно было найти, потом вернуться к несчастному, то есть, действия ее все разумные были, продуманные, – твердо стоял на своем старший следователь.
– Разумные? У женщины? – улыбаясь, возразил Реутов, – я вас умоляю. А что за молоток-то был?
– Сапожный, – заерзав на стуле, уточнил Степанов.
– Сапожный!? Да хотела бы его убить взяла бы топор или нож –радикальное средство. Видать напрочь ей крышу снесло, что она ночью с сапожным молотком на благоверного набросилась, еще бы долото взяла… И неужели вы ее под суд за умышленное убийство? Ну, вы даете! – Семен не на шутку завелся.
– А по профессии она кто?
– Учитель младших классов, – сухо ответил следователь.
– М…да, – многозначительно пробурчал Семен, косясь на стоящую рядом кувалду и пытаясь побороть нахлынувшие на него эмоции.
«Достался же мне этот болван. Нужно перевести тему – спорить с ним бесполезно», – заключил страстный защитник всех, кого отвергло общество.
– Вы, похоже, профессионал, так хорошо разбираетесь в людях и в делах, я посмотрю, – Семен говорил то, что думал, спокойным тоном, но сказанное звучало саркастично.
– Спасибо вам за комплимент, – улыбаясь, ответил Степанов, принимая услышанное за чистую монету. По сему, становилось понятно, что последние слова стали для него тем живительным бальзамом, который уврачевал его разгоряченное сердце.
На этой доброй ноте он попрощался со следователем, действие виски постепенно ослабевало, Реутовым овладело безнадежное отчаяние, он потащился домой, ему захотелось выспаться.
Глава VI
Секрет счастливой семейной жизни – брачный контракт
На следующий день, в девять часов утра, можно было увидеть, как шагает по парковой улице, пожалуй, лучший уголовный адвокат в городе. Пройдя вдоль по алее, он повернул направо в парк, разминулся с желто-коричневым питбультерьером, посмотревшим на него довольным взглядом, какой обычно бывает у справившей нужду собаки. Прошел мимо стаи воробьев, клевавших навоз с асфальта, оставленным маленьким пони по кличке Крым, на котором вокруг бившего гейзером фонтана катали детишек переодетые в лису Алису и кота Базилио предприимчивые подростки. Крым пыхтел и ходил по кругу к всеобщей радости детей, их родителей, плативших по пятьсот за пятнадцать минут по Полю чудес, а также тинэйджеров, срубивших по-легкому бабки на брэндинг, со звучным, но в то же время совершенно непонятными названиями, вроде Apple, Nike или Соса-Соla; от частого вида и упоминания которых, у переживших «перестройку» Хрущева и Горбачева пенсионеров повышалось артериальное давление.
