- А он, это... - протянул один из врачей, указывая рукой с зажатой в ней кружкой куда-то в сторону, - в туалет вышел.

      Вместо ответа Егор с силой ляпнул тяжелой дверью, оставляя компанию в белых халатах в полном недоумении. Местный «хитрый домик» он нашел быстро. Судьба снова улыбнулась, когда он увидел знакомую фигуру, прилизывающую темные волосы мокрой рукой, стоя перед умывальником, и любующуюся на себя в зеркало.

      Рома не сразу обратил внимания на вошедшего человека, продолжая укладывать непослушную прядь чрезмерно отросших волос.

      Егор не стал выдерживать театральную паузу, дожидаясь, когда бывший товарищ соизволит узнать его в зеркале, а в два шага приблизился к неприятелю и резким движением, вцепившись пальцами в тощее плечо, развернул его, толчком припирая к стенке.

Веки Ромы распахнулись так широко, что его зрачки, окруженные почти черной окантовкой, начали выглядеть так жутко, будто зенки пришельца, удивленного воцарившимся на Земле хаосом за время его многолетнего отсутствия.

      Рома был выше Егора на целую голову, смуглый брюнет, любимец женщин, знатный манипулятор и лживый виртуоз - с ним было всегда весело, он умел занять любую компанию, находясь в центре всеобщего внимания. Люди доверяли ему: такое честное, открытое лицо не могло обманывать и играть на чувствах. Не могло, но играло. Вот и сейчас, моментально собравшись с мыслями, он забормотал:

      - Егор, спасибо тебе, у меня все равно не было, ну прости, прости меня...

      Егор не стал выслушивать эту песню, начатую с невыносимо фальшивых аккордов, а с ходу врезал кулаком прямо в нос, заставляя товарища вскрикнуть от неожиданности. Не давая Роме опомниться, Егор успел ударить снова, метко попадая в бесстыжий глаз. Рома схватился за лицо, абсолютно не сопротивляясь при этом. Егор успел мельком заметить, как между пальцами виновника его несчастий мелькнула кровь, но это разъярило его еще больше.

      - Послушай, - Рома попытался вытянуть окровавленные руки ладонями вперед, чтобы самым миролюбивым способом остановить Егора. Он понимал, что безумно виноват перед другом, что самым отвратительным образом подставил его, своим трусливым бегством обрекая того на непомерную расплату, и поэтому стойко терпел избиение, таким простым образом пытаясь искупить свою вину. - Уже ничего не исправить. Знаешь, как меня били головой о пол?

      - Я знаю очень много, - со злобой прошипел Егор, изо всех сил ударяя коленом в пах, тем самым заставляя Рому согнуться в три погибели и взвыть от боли, - и у меня теперь горе от ума, - с этими словами он ухватил скрючившуюся фигуру за шиворот и поволок её к унитазу.

      Рома извивался, как уж, ёрзая ногами по гладкому кафелю, словно в поисках какой-то опоры. Он интуитивно боялся появления Егора, он ждал неизбежного диалога и неприятного выяснения отношений, но даже не подумал, что этот момент произойдет так скоро. И страх, смешанный с чувством проснувшейся совести, словно блокировал его силы. Рома действовал словно во сне, когда некое, вполне ожидаемое чудовище хватало его и волокло куда-то, а у него перехватывало дыхание и руки-ноги становились ватными.

      Ярость Егора не знала границ и придавала ему грандиозную силу. Вот он, источник его позора, сучит ногами и воет, как чумная собака, которой уже накинули петлю и волокли на неизбежную расправу.

      Рука Егора крепко сжала ворот рубашки вместе с халатом - хватка была мертвая, адреналин зашкаливал по всем показателям - у Ромы не было шансов избежать возмездия.

      Пинком ноги заставляя Рому встать на четвереньки, Егор с размаху швырнул его об унитаз, ударяя грудью о керамическую конструкцию. Роман обеими руками вцепился в пластмассовый ободок, пытаясь отстраниться от своеобразной плахи, но Егор грубо уперся ему в лопатки коленом, напирая всей массой на сопротивляющееся тело, не давая вынужденно сгорбленной спине распрямится.

      - Умойся, скотина, - Егор вцепился в его волосы на затылке, склоняя голову как можно ближе к жиже на дне унитаза, свободной рукой нажимая на кнопку слива.

      Холодные струи, позорно обдавшие окровавленное лицо, заставили Рому брезгливо поморщиться и зажмурить глаза от затекающей в них воды с длинных прядей намокшей челки.

      Почувствовав, что его больше никто не держит, Рома выпустил из рук белую сидушку и медленно стек на пол, сплевывая на чистый кафель, все еще пахнувший хлоркой после недавней уборки.

      Взгляд его черных глаз, выглядывающий из-за прилипших к лицу волос, обиженно буравил Егора, глядящего на него с неподдельной ехидцей, насмешкой и презрением. И Рома с содроганием решил про себя, что все это только начало и теперь его ждет настоящая расправа. Надежда на то, что кто-нибудь из коллег в конце концов зайдет в это покинутое Богом место и выручит его своим внезапным визитом, таяла с каждым мгновением. Никто не приходил, оставляя мужчин один на один разбираться друг с другом.

      Рома напряженно следил за каждым движением Егора, подбираясь возле унитаза в ощетинившийся безумными опасениями озлобленный комок, но Егор больше ничего не собирался делать. Рука его взметнулась в воздухе и, показав неприличный жест, скрылась в кармане джинсов. Серые глаза сузились, бросая последний презрительный взгляд. Привычно ссутулившись, Егор, пнув пластиковую дверь носком ботинка, покинул опротивевшее помещение.

      Егора колотило от злости. Ему вовсе не полегчало от этого возмездия, разве что совсем чуть-чуть. Ни квартиры, ни поруганной чести было уже не вернуть. Все это осталось в прошлом вместе с бесконечными телефонными звонками. Их место заняла непривычная тишина по мобильнику и нескончаемый шум в квартире. Только на работе сохранялась стабильность. Родители из-за продажи квартиры и вовсе объявили Егору бойкот, назвав его полным неудачником. Но неуемная жажда жизни, целеустремленной жизни не позволяла ему опустить руки.

      Итак, едва ли успокоив расшатанные нервы, Егор в абсолютно взбудораженном состоянии вернулся в свою берлогу. Рома нашелся, он никуда и не пропадал, просто затаился, засел на время в укромном уголке, чтобы вылезти, когда развеется дым.

В любом обществе есть такие приспособленцы, которые всегда выплывают за счет других, дерьмовые, так сказать, люди. Они попросту не могут потонуть в силу своей дерьмовой природы.

      Сегодня ни о каком походе в клуб не могло быть и речи: у Егора впервые в жизни включился режим тоскливой депрессии. Теперь изо дня в день повторялось одно и то же: кропотливая работа на работе и домашние заботы в чужом доме. Егор не хотел никуда выходить. Друзья, которые в общем-то оказались не такими уж друзьями, забросили попытки вытащить его хоть куда-нибудь, родители, чьим мнением он всегда дорожил, продолжали вести с ним холодную войну. Егор Бога молил о том, чтобы произошло хоть что-нибудь, лишь бы выйти из подобного подавленного состояния.