Мачеха скривилась, словно съела целый лимон, и бросила на Фера острый быстрый взгляд. Женщина… Обиженная женщина опаснее дракона, так говорил отец, и теперь Фер в полной мере осознал истину этих слов. Сенора не имеет права на какие бы то ни было привилегии во дворце со дня смерти отца, но никто не собирается ссылать её в фамильное поместье, тем более, что Фири ещё нуждается в матери. Однако стоит иногда осаживать коней ариготты, чтобы не села на шею. К тому же, Фер должен вскоре жениться, а это означает, что новая хозяйка дворца неизбежно войдёт в конфликт со старой.

Глотнув остывающего кофе, Фер потёр лоб. Как всё это сложно… Как отец справился бы с ситуацией? Или стукнул бы по столу кулаком, усмирив свою вторую супругу, или обратил бы всё в шутку. А вот Феру в голову, как назло, ничего не лезет…

– Как Его светлость ариго красив и величествен даже после смерти!

Все, не исключая и Фера, с изумлением уставились на Линнель. Великий Магистр, что несёт эта дура?! В её роду никогда не было гениев, но такие слова слишком глупы даже для недалёких сельских аристократов!

А Лин, не обращая внимания на косые взгляды, продолжила свою мысль:

– Наверное, лишь людям голубой крови дано быть прекрасными в любом виде… А на погребении всё должно быть под стать, и наш будущий правитель создаст великолепный аватар в дань Его почившей светлости сира Армера!

Аватар! О Великий Магистр! Все драконы Нового мира! Фер похолодел. Он не сможет… Без перстня ему просто-напросто не хватит магии на создание аватара! Это конец! Его не коронуют, сошлют в армию, в поместье… А кто будет править аригонатом? Уж не Сенора ли? Она может!

Очнулся он от пристального взгляда голубых глаз. Фири смотрела поверх чашки с таким пониманием и участием, что ему стало неловко. Сестра тоже верит в него. А что толку… Больше никто не верит, разве только Ноно…

Ноно! Точно! Идиот, совсем забыл о ней! Если кто и сможет ему помочь, то только старая ведунья-изгой! Срочно надо сбежать с завтрака под любым предлогом и пробраться к старухе… Фер украдкой бросил взгляд на Сенору, но та уже была в своих думах, попивая кофе мелкими глоточками. Канцлер намазывал толстым слоем обожаемый черничный джем на хлебец, одновременно доводя до нужной кондиции второй кусочек хлеба, недожаренный поварихой. Всё у них просто: маленькая искорка с кончика пальца, короткое заклинание – и вот уже хлебец равномерно золотистый с обеих сторон… Как жить без артефакта?

Фер отставил чашку с недопитым кофе и, вытерев губы салфеткой с вензелем ариготов, встал. Он очень старался сделать это тихо и непринуждённо, но всё равно все заметили. Однако никто не произнёс ни слова, только сестра удивилась:

– Ты уходишь?

– Мне нужно… Побыть одному, подумать, – неловко, словно оправдываясь, ответил Фер. – Встретимся на церемонии. Всем приятного аппетита.

И, развернувшись на каблуках, он вышел из Малой столовой залы, не заботясь о мнении остальных.

Ноно жила неподалёку от дворца в маленькой хижине, спрятанной в кустах шиповника. Про это строение ходили легенды: что оно стояло здесь ещё во времена Инквизиторских переселений, что нелюдимые ведьмы, сменяясь, жили в чёрной от копоти очага избушке, ворожили и лечили ариго, а главное, что никто и никогда не посмел выселить подальше от дворца ни одну из ведуний, якобы опасаясь гнева и мести. На памяти Фера редко кто осмеливался заглядывать к Ноно днём, все нуждающиеся в совете или в сильной древней магии приходили по ночам. Сам он тоже любил заглянуть к старухе вечерком, чтобы отец не узнал.

Остановившись у небольшого лаза в густых колючих кустах, Фер обернулся к невозмутимому северянину, следующему по пятам:

– Ты жди здесь. Я пойду один.

– Светлость, не имею права, – упрямо качнул головой Валь. – Не обращай на меня внимания, я буду незаметен.

Волна гнева родилась в груди, и Фер рявкнул, больше от бессилия, чем из злости:

– Я сказал – пойду один! Ты меня понял?!

Валь неожиданно покорно кивнул:

– Будь по-твоему, подожду.

Быстро он сдался! Даже странно… Но раздумывать над поведением телохранителя было некогда, и Фер, согнувшись почти вдвое, пробрался через колючки к заросшей мохом двери.

Ноно сидела в углу у очага и пряла. Этакий огромный грузный паук, перебирающий лапами нитки! Когда дверь скрипнула, впуская Фера, старуха подняла голову, откинув с лица пряди седых длинных волос и тихо спросила:

– Кто здесь?

– Я, – так же тихо, робея, ответил Фер, ощутив себя маленьким мальчиком, который без спроса пробрался к ведьме вместо послеобеденного сна.

– Так иди на свет, чтоб я тебя узнала, таинственный я, – проворчала Ноно. – Глаза не видят, уши не слышат…

– Это я, Фер, – он послушно подобрался ближе к очагу, миновав барьеры лавок и завалы веников, банок и небрежно брошенных рулонов пергаментов.

– А-а-а… Зачем пожаловал, новый ариго? Всё ли у тебя хорошо?

Корявые, когда-то бывшие, видимо, тонкими и изящными, пальцы Ноно пощипывали шерсть на кудле, закручивая её в нить, и Фер завороженно следил за этим вечным движением, забыв про вопрос. Потом кашлянул робко:

– Всё плохо, Ноно… Артефакт потерялся, магия ускользает от меня, отец и Леви… мертвы! Как будто я проклят!

Мутно-белые глаза уставились на него из-под выцветших коротких ресниц, и Ноно из паучихи превратилась в охотничью собаку. Для старой ведьмы решение чужих проблем всегда было любимым хобби: найти причину и устранить подходящими средствами. С кряхтением поднявшись, она отложила веретено и ткнула пальцем в лавку:

– Сядь!

Фер послушно опустился на деревянную доску, поёрзал, как в детстве, а Ноно грозно сдвинула брови:

– А ты иди отсюда! Ничего с твоим ариго не случится! Кыш, кыш!

Фер оглянулся. С кем это она, интересно, общается? И с удивлением увидел Валя. Тот оторвался от стены, с которой совершенно сливался минуту назад, и виновато выступил в круг света:

– У меня работа, госпожа ведьма…

– Кыш, кому сказано!

Ноно замахнулась на него прялкой, и северянин вжал голову в плечи, так и не двинувшись с места:

– Не могу! Долг…

– И у меня – долг! – старуха со стуком влепила прялку в скамью. – Хочешь остаться? Оставайся! Но язык я тебе залеплю, так и знай! Или память сотру. Я ведь могу…

Валь отшатнулся от безумного слепого взгляда Ноно, побледнел, но не сбежал. Только буркнул:

– Всё равно останусь.

Старуха пожала полными плечами и потеряла к нему всякий интерес. Нашарив на полке у очага пыльную бутылку, Ноно погладила её пальцами, забормотала что-то неразборчивое, потом достала откуда-то плошку и стукнула ею по столу:

– Умойся-ка этим и дай стечь сюда.

С трудом вытащив разбухшую пробку из бутылки, Ноно метко плеснула немного жидкости в подставленные горстью ладони Фера. Он с сомнением понюхал и обречённо обтёр лицо. Пахло мятой и немного плесенью, видно, бутылка долго стояла закупоренной. Вода капала в плошку, а Фера пробило на озноб – лицо захолодило, словно выглянул из окна на мороз. Ноно забрала посудину и зашептала заклинания: он понял это по древнему языку и даже разобрал несколько слов, «увидеть» и «мучение».

– Что там? – нетерпеливо спросил Фер, но старая ведьма отмахнулась:

– Узнаешь в своё время. Вот сейчас я…

Она достала с полочки относительно чистую тряпочку типа тех, которыми на кухнях дворца полировали тарелки, и замочила её в плошке. Потом проскрипела ворчливо:

– А высохнет – по ней все твои беды и прочитаем. А теперь дай мне немного крови. Надо твой артефакт искать.

Фер послушно протянул старухе руку. Острый нож блеснул в свете очага, укусил за ладонь, и боль запульсировала в сжавшемся кулаке. Ноно ловко подсунула грубый, вырезанный из кости неизвестного животного (хорошо бы животного вообще) бокал под тонкую густую струйку крови. Фер вдохнул несколько раз, чтобы успокоиться, и ведьма усмехнулась:

– Цыплёночек…

Крючковатые грубые пальцы насильно разжали кулак, пробежались неожиданно легко по глубокой ране, и ладонь защипало. Потом зачесалось, и Фер с облегчением увидел, что кровь перестала течь, а края рассеченной плоти сомкнулись сами собой, срослись и исчезли в розовой новой коже.