— Ну конечно же, Грейс виновата, что ты согласилась, — съязвила Лиз. — Знаешь, ты тоже приложила руку.

— Каким образом, позвольте спросить? — возмутилась Конни, тыльной стороной руки откидывая со лба прядь волос. — Я была абсолютно счастлива! Я занималась своими делами. Посмотри, по-моему, Арло сейчас стошнит.

— Тогда зачем ты дала себя уговорить? — повторила свой вопрос Лиз.

Конни вздохнула. Конечно, Лиз права. И была права уже последние полтора месяца, поэтому Конни все труднее давался праведный гнев.

— То, что ты права, еще не значит, что я должна радоваться, — проворчала Конни.

— На твоем месте я бы подошла к ситуации рационально, — сказала Лиз. — Ты уже согласилась. Все что можно сейчас сделать — это перестать нервничать. Осторожно, он не уступит!

Последние слова относились к грузовику, выскочившему из боковой улочки прямо перед ними. Конни нажала на тормоз, машину повело.

Некоторое время они ехали молча. Справа уходило за горизонт серебристо-серое море, на стальной глади которого вдалеке виднелось несколько парусов. Лиз приоткрыла окно и подставила лицо бризу. Соленый запах моря проник в машину, наполняя ее свежестью и прохладой. Они проехали мимо лодочной мастерской, ощетинившейся мачтами и ржавыми лесами для починки корпусов лодок. Рядом с мастерской, на деревянном подгнившем причале стояли опутанные морской травой плетеные ловушки для ловли омаров. С неба спустилась толстая чайка и, лениво хлопая крыльями, уселась на одну из ловушек. Сложив крылья, она замерла, глядя на сверкающее море.

— Смотри на все это по-другому, — осмелилась предложить Лиз, рассматривая карту.

— Да? И как же?

Лиз откинулась на подголовник и улыбнулась.

— Здесь так хорошо, — сказала она.

Полчаса прошло в добродушных пререканиях по поводу того, соответствует ли карта местности и местность карте. Необъяснимо, но факт: города Новой Англии не имеют ничего общего с идеей логичного планирования. Машина свернула в узкий переулок, затененный плакучими ивами. По обеим сторонам стояли маленькие, выбеленные солнцем и соленым воздухом домики с окнами на разных уровнях. Снизив скорость, Конни щурилась, пытаясь разглядеть номера домов на дверных табличках.

— Так какой дом мы ищем? — спросила она.

— Милк-стрит, номер три, — ответила Лиз, высовываясь из окна.

К одному из домов притулился сарай, на котором гирляндами сушились ржавые поплавки от ловушек для омаров. Другой дом почти скрылся за парусом шлюпки, подпертой деревянными сваями на заросшей сорняками дорожке. На корме заброшенной лодки Лиз удалось разобрать: Вандермент, Марблхед, Месса.

— Вандермент, — прошептала Лиз.

— Это очень старые дома, — заметила Конни, — возможно, построенные еще до Войны за независимость.

Лиз развернула карту и стала ее изучать.

— Да, здесь написано, что это «Старый город».

— Охотно верю, — сухо ответила Конни. — Вон семнадцатый. Значит, третий на этой же стороне.

Она снизила скорость и остановила машину. Переулок закончился. Посыпанная гравием дорожка лентой уходила в небольшую рощу.

— Он должен быть здесь, — сказала Конни, вглядываясь в густые заросли ежевики вокруг группы деревьев.

Арло на заднем сиденье завозился и радостно гавкнул.

— А ты что скажешь? — спросила Лиз, обернувшись к нему и почесав ему шею. Он лизнул ее в руку.

— Рад, что машина, наконец, остановилась. Хорошо, что его не стошнило. — Конни помолчала. — Не знаю, Лиз. По-моему, здесь вообще ничего нет. Ты уверена, что это Милк-стрит?

— Тебе надо в туалет, малыш? — ворковала Лиз с Арло, который возбужденно вилял всей задней частью. — Давай его выпустим. Подождем, пока сделает свои дела, а потом посмотрим, куда ехать дальше.

Воздух был влажный и свежий, с запахом земли и моря — совсем не такой, как в Кембридже. Конни вытянула руки над головой и выпрямилась — позвоночник хрустнул. Затем стала тереть одной рукой затылок, а другой открыла заднюю дверь для Арло.

— Выходи, паршивец.

Не успела она договорить, как щенок уже исчез и через секунду появился у зарослей ежевики и залаял, неистово виляя хвостом. Девушки направились к роще в конце переулка, надеясь, что Арло присоединится к ним, потеряв интерес к живности в кустах.

— Так чей это дом? — спросила Лиз, рассеянно теребя заусенец.

— Бабушки, — ответила Конни. — Маминой мамы.

— Но ты говорила, что никогда здесь не была, — удивилась Лиз.

Конни пожала плечами.

— Не была. Мама с бабушкой — ее звали София — не ладили, как можешь догадаться. Из-за того, что мама стала хиппи. А бабушка, видимо, была старых взглядов, строгая, сдержанная. Они общались очень редко. А потом бабушка умерла, когда я была еще совсем маленькой.

— София, — задумчиво повторила Лиз. — Греческое имя, означает «мудрость». Ты с ней виделась хоть раз?

— Мама говорила, что да. Она часто приезжала к нам в Конкорд, но каждый раз у мамы была истерика. Конечно, бабушка была против того, чтобы меня воспитывали в подобной обстановке. — Конни отчеканила последние слова.

— Мне кажется, ты бы с ней нашла общий язык. По крайней мере сошлись бы насчет Грейс. Ты хоть что-нибудь помнишь?

— Не очень, — ответила Конни. — Помню, когда она умерла, мама очень грустила. Помню, она меня обняла и говорила что-то про «вселенскую жизненную энергию», а я ее спросила: «Это рай?» и она сказала: «Да». Мне было годика три-четыре.

— Но если бабушка умерла больше двадцати лет назад, что же было с домом все это время?

Конни, не сдержавшись, закатила глаза.

— Естественно, он здесь просто стоял. И естественно, мама мне ничего не говорила. — Она покачала головой.

— Тогда зачем она тебе его сейчас поручила? — спросила Лиз. — И что самое важное, — добавила она насмешливо, — зачем было нам платить за общежитие, когда в часе езды стоял пустой, почти уже твой дом?

Конни рассмеялась.

— Надеюсь, станет ясно, когда мы его найдем. Мама сказала, что там сплошной кавардак. А поручила она мне его, потому что моя внимательная и ответственная мама все эти годы не платила налоги на собственность. — Лиз ахнула. — Да, — продолжила Конни, — а сумма росла. До недавнего времени власти не возражали. А в прошлом году поменялся закон, и маме прислали уведомление, что дом будет конфискован, если она не возместит всю сумму.

— Ничего себе, — воскликнула Лиз. — И сколько же?

— Я точно не знаю, — ответила Конни, теребя кончик косы. — Грейс так толком и не сказала. Я хочу разобрать и выбросить весь хлам, а дом продать, если, конечно, на него найдется покупатель. Вырученная сумма пойдет на уплату долга городу.

Лиз присвистнула.

— Но это же только на лето. А потом вернешься в Кембридж и выкинешь все из головы.

Девушки дошли до конца дорожки, где гравий сменился утоптанной землей. Конни посмотрела на кусты дудника, разросшиеся между деревьями. Нежные белые цветы качались на легком летнем ветерке, разносящем повсюду запах зелени и земли, а в дуплах деревьев жужжали невидимые глазу насекомые. Девушка смотрела на цветы, и глаза ее расширялись. Солнце играло на лепестках, а сознание Конни затуманилось. Ей почудилось, что по тропинке тяжело идет пожилой человек в испачканной рабочей одежде, сгорбившийся под тяжестью вязанки дров и хвороста. Лемюэль? — прозвучал у Конни в ушах чей-то голос. Иду, Софи!

Прежде чем растаять, видение повторилось. Образ был очень ярким, осязаемым. Она пришла в себя от звука голоса Лиз, которая что-то спрашивала. Конни потерла болезненно пульсирующий висок. Лиз смотрела на нее, но Конни не знала, что отвечать.

— Прости, отключилась на секунду.

— Я спросила, где Арло.

Боль начала утихать. Конни оглянулась, собаки нигде не было.

— Странно, — сказала она.

Он пошла назад в переулок. Выйдя из рощи, увидела, что Арло сидит, уставившись на заросли ежевики, как раз напротив машины.

— Ну что, паршивец, — сказала Конни, присаживаясь возле него на корточки, — кого выслеживаешь?