– В добрый час!

– Впрочем, я чувствую, что был бы виноват.

– Чувствуешь?

– Да, потому что понимаю теперь значение вашего желания оставить меня при себе. Я увижу много любопытного.

– Очень рад, что ты со мной одних мыслей, потому что и я то же думаю.

В это мгновение они проезжали город Монкю, и четыре полевых орудия присоединились к пехоте.

– Возвращаюсь к первой догадке, государь, – прокомментировал Шико, – вероятно, волки в этой стране особенные и с ними поступают не как с обыкновенными. Неужели и артиллерия против них, государь?

– А, ты заметил ее! Это страсть жителей Монкю; с тех пор как я дал им для упражнений эти четыре орудия, купленных мной в Испании и привезенных тайно, они таскают их с собой всюду.

– И что же, – проворчал Шико, – приедем мы нынче?

– Нет; завтра приедем.

– Завтра! Утром или вечером?

– Утром.

– Так, мы идем охотиться в Кагор?

– Да, то есть – в ту сторону.

– Но как же вы, государь, имея для охоты на волков пехоту, конницу и артиллерию, забыли королевское знамя? По крайней мере, мы вполне почтили бы этих зверей.

– Его не забыли, любезный Шико, только из опасения запылить спрятали в чехол. Но если ты хочешь видеть знамя, чтобы знать, с кем идешь, – его покажут. Развернуть знамя! – тут же скомандовал король. – Господин Шико хочет посмотреть наваррский герб.

– Нет, нет, это ни к чему! – запротестовал Шико. – Пусть себе лежит в чехле.

– Впрочем, будь покоен, – утешил король, – в свое время и на своем месте ты его увидишь.

Вторую ночь провели в Катюсе, почти так же, как первую; после данного слова за Шико не следили. Он прогулялся по городу и дошел до аванпостов. Со всех сторон отряды человек в сто – полтораста и больше подходили к армии и занимали назначенные места. Эта ночь определена была для сбора пехоты.

«Хорошо еще, что мы идем не к Парижу, – говорил себе Шико, – а то по дороге набрали бы тысяч сто».

На другой день в восемь часов утра армия, состоящая из тысячи пеших и двух тысяч конных воинов, показалась в виду Кагора. Но город приготовился к защите: жители, напуганные авангардом наваррской армии, предупредили господина де Везена.

– Ага! – признал король, которому Морне сообщил эту новость. – Нас опередили! Досадно!

– Главное, правильно вести осаду, государь, – сказал Морне. – Подождем, пока к нам присоединятся еще тысячи две, чтобы уравновесить силы.

– Соберем военный совет, – предложил де Тюренн, – и будем копать траншеи.

Шико слушал все это с испуганным видом. Задумчивая, почти жалкая мина короля наваррского подтверждала его подозрения: Генрих – плохой полководец. Только это его несколько и утешало.

Генрих выслушал все мнения, не говоря ни слова. Но вдруг, словно очнувшись от задумчивости, поднял голову и повелительным тоном заявил:

– Господа, вот что надо сделать. У нас три тысячи человек, и еще две тысячи вы ждете, господин Морне?

– Так, государь.

– Это составит пять тысяч. При правильной осаде за два месяца из них убьют тысячу или полторы. Смерть их дурно подействует на других, и нам придется снять осаду и отступить. Отступая, мы потеряем еще тысячу – половину наших сил. Пожертвуем лучше пятьюстами сейчас же и возьмем Кагор.

– Как же это осуществить, государь? – спросил Морне.

– Мы пойдем против тех кагорских ворот, которые к нам ближе. На дороге встретим ров и наполним его фашинами. В этом деле погибнет до двухсот человек, но мы достигнем ворот.

– Потом, государь?

– Достигнув ворот, мы взорвем их петардами и через проломы проникнем в город. Остальное Бог решит.

Шико, охваченный ужасом, воззрился на Генриха.

«Да, – решил он, – трус и хвастун – настоящий гасконец! Не сам ли ты и петарду-то подложишь под ворота?»

В ту же минуту Генрих, как будто подслушав размышления Шико, воскликнул:

– Не будем терять времени, господа! Куй железо, пока горячо! Вперед! Кто любит меня – за мной![10]

Шико подошел к Морне, с которым ему не удавалось поговорить во время пути, и шепнул ему на ухо:

– Разве вам хочется, чтобы вас всех перебили, не исключая и короля?

– У его величества добрые латы!

– Впрочем, – прибавил Шико, – не думаю, что король проявит безрассудство и сам полезет в эту резню!

Морне пожал плечами и отвернулся от господина посла.

«Поистине, – заключил Шико, – господин де Морне мне куда симпатичнее когда спит, чем когда бодрствует. Пусть лучше храпит, чем говорит, – он так гораздо обходительнее».

На расстоянии двух пушечных выстрелов от крепости небольшая армия короля наваррского остановилась для завтрака. После завтрака два часа были назначены для отдыха солдат и офицеров. Около трех часов пополудни, то есть когда оставалось не более двух часов до заката солнца, Генрих приказал созвать всех офицеров в свою палатку. Он был очень бледен, руки его заметно дрожали.

– Господа, – начал он, – мы пришли взять Кагор – именно с этой целью мы пришли. Но надо взять Кагор приступом – слышите, приступом! То есть пробивая дорогу железом и своими телами.

«Недурно! – Шико внимательно слушал Генриха. – Не противоречит сказанному весь вид его – лучшего нельзя требовать и от самого де Крильона».

– Маршал Бирон, – продолжал Генрих, – поклявшийся повесить всех гугенотов до последнего, стоит отсюда в сорока пяти милях. По всей вероятности, господин де Везен послал уже к нему гонца с известием. Через пять или шесть дней он будет позади нас; с ним десять тысяч человек, и мы окажемся меж двух огней. Если мы возьмем Кагор до его прибытия, то встретим его так же, как готовится встретить нас этот город, и, надеюсь, удача будет на нашей стороне. В противном случае у него, по крайней мере, хватит католических виселиц, чтобы перевешать всех гугенотов, и мы обязаны будем доставить ему это удовольствие. Итак, на врага, господа! Я сам поведу вас.

Эта речь произвела благоприятное впечатление на окружающих: солдаты отвечали своему королю радостными криками; глаза офицеров горели воинственным огнем.

«На словах он весьма искусен, – не мог не признать Шико. – Счастье его, что говорят не руками – наверняка он заикался бы… Впрочем, посмотрим его в деле».

Маленькая наваррская армия выстроилась по команде господина де Морне, и, когда ряды ее заколыхались при команде «Вперед!», король подошел к Шико.

– Прости меня, друг Шико, я обманул тебя – охота, волки и прочие околичности. Но, видишь, король Генрих не хочет платить мне приданое сестры своей Марго, а Марго молит, Марго плачет о своем милом Кагоре. Для семейного спокойствия надо исполнять желание жены – попробую взять Кагор.

– Отчего она не попросит у вас луны, если вы такой угодливый муж? – Шико не убедили королевские шутки.

– Для нее я готов попытаться, любезный Шико, – парировал Беарнец, – я так люблю мою милую Марго.

– О, довольно с вас и Кагора – посмотрим, как вы расплатитесь за свою смелость!

– Ах, Шико, наступает эта великая и жуткая для меня минута. Я не могу обнажить шпагу: я не храбр, и моя натура возмущается при каждом залпе из аркебуз. Шико, друг мой, не смейся над бедным Беарнцем, своим земляком и другом. Если я струшу и ты это заметишь – не говори!

– Если вы струсите?

– Да.

– Так вы боитесь струсить?

– Конечно.

– Но если такова ваша натура, то что вам за удовольствие путаться в такие дела?

– Что делать, когда нужно!

– Господин де Везен – ужасный человек!

– Я это очень хорошо знаю.

– Он не щадит никого.

– Ты так думаешь, Шико?

– О, я уверен: ему все равно – красное или белое перо на шляпе. Он все кричит: «Пали!»

– Ты это насчет моего белого султана?

– Да, государь. И так как у вас одного султан этого цвета, то…

– Ну?..

– Я советовал бы вам его снять.