– Хорошо, хоть умыться успел, может, чаю дадите с дороги? Или на дорогу?

– Фердинанд, тебе не идет быть клоуном, – сказал Аланд.

– Вы же понимаете, что клоун здесь не я. Гейнцек, ты играть научился или разучился? Господин генерал тебя так и не выпустил?

– Господин генерал, – с сомнением сказал Гейнц, – он откуда такой? Он в психлечебнице время провёл? Или он туда собирается?

– Туда собираюсь не я, правда, господин генерал? Гейнц ведь так и не выступает?

– Хватит здесь порядок наводить, Абель, – неожиданно строго сказал Кох. – Я тебе сказал, сбавь обороты, иди лучше гитару у нищего попроси, за дурачка Фердинанда вполне сойдешь.

Абель кивнул, отвечая своим мыслям, развел руками. Аланд перевел взгляд на Коха.

– Простите, господин генерал, – сказал Кох. – Я пойду к себе.

– Иди, а ты со мной, Абель. Гейнц, проводи дальше занятие.

– Может, мне их сразу в другой зал отвести? Все равно сейчас сцепятся, – сказал Гейнц, кивая на Клемперера с Вебером. Вебер отворачивался, бормотал, пожимая плечами, что он все равно такого не говорил и не думал даже такого никогда.

– Ладно, Вебер, не бойся, – Абель улыбнулся и пошел из зала. – господин генерал, я привез такой роскошный чай!

– На мозги обменял? – уточнил Кох.

– Вильгельм, – попросил Аланд, – пусть юродствует, но не здесь. Карл, играйте, Вебер ничего подобного не говорил и не думал, ты видишь, доктор Абель не в себе.

– Говорил, говорил, Карл! – от дверей улыбнулся Абель. – Еще как говорил, у ворот меня поджидал, сообщил первым делом! Представляешь, говорит, я уже Карла на ковёр не раз уложил, да и Гейнц, тоже с Карлом дымит втихаря, стал совсем слабак, только с Аландом и подраться. Кох, подлиза Аландов, делает вид, что меня на тренировках щадит, и я уж не знаю, как бы не отлупить мэтра ненароком.

– Дождался, Вебер? – спросил Аланд, Вебер не понимал, куда деваться и что Фердинанд вытворяет. – Я тебе говорил, счастье твое, что он не вернулся раньше.

Абель скрылся за дверью, следом вышел Кох. Вебер, стиснув голову руками, сел в первом ряду, чувствуя, что к тяжелому взгляду Карла добавился такой же взгляд Гейнца.

– Не говорил я этого! Не говорил! Зачем он это делает?

Гейнц и Карл сели по обе стороны от него, Аланд подошел к ним.

– Гейнц, он хочет, вас перессорить, не доставляйте ему этой радости, Вебер не причем.

– Может, тогда Абеля вернуть в естественные параметры? – спросил Карл.

– Вебер, может, Абеля все-таки выставить?

– Не надо, ему плохо, он так похудел, я не понимаю, что с ним, это будто не он.

– Он, он, Вебер, дервиш несчастный. Ясно, что вам не до музыки, идите каждый к себе, займитесь делом, пусть все успокоится.

Гейнц, Карл и Вебер молча вышли из Корпуса Аланда и не без удивления увидели, что Кох с Абелем спокойно беседуют на скамейке.

Карл хотел подойти, но Гейнц его удержал.

– Не надо, Карл, Аланд просил. К утру Абель успокоится, идем, без нас разберутся.

– Карл, Гейнц! Вебер на вас молится, не беспокойтесь! – сказал им Абель.

– Все тебя ждали, а ты явился, – ответил Карл. – Я бы сейчас дал фенриху ни за что.

– А ты не маши кулаками, не разобравшись, мало ли какой дурак что скажет.

– Вроде тебя.

– Вроде меня. Приходите, поужинаем вместе.

– Иди перед господином генералом извинись.

– Конечно, Карл.

– Вильгельм, о чем ты с этим дураком лысым разговариваешь?

На слова Карла Абель внимания не обратил, а на Вебера смотрел пристально, улыбнулся, сказал что-то Коху и встал со скамьи. Вебер быстро пошел к себе, Гейнц с укором смотрел на Абеля.

– Не ходи к Веберу, – сказал Абель Гейнцу.

– Он так ждал тебя, ты перестарался, Абель.

– Сволочь какая-то вместо тебя вернулась, – сказал Карл. – Перед Вебером тебе тоже неплохо бы извиниться.

– Что мне еще сделать – после того, как извинюсь?

– Застрелись иди, Абель, раз у тебя с головой плохо, – тихо сказал Клемперер.

– Ты еще Веберу это посоветуй, он послушный. Он о вас, конечно, не говорил того, что я сказал, но радовался тому, что иногда ему что-то на ковре удается, а чему еще у вас радоваться?

– Не твое дело, Абель, нечего у других по черепу рыскать. Факиром стал? Змей целый мешок приволок, ни для кого не забыл прихватить, – зло говорил Карл.

– Здесь и змеи не нужны, тебя с Гейнцем хватит.

Карл все-таки рванулся к Абелю, рука Гейнца его не удержала. Кох взглядом уперся в глаза Клемперера, вслух приказывая остановиться.

– Осторожнее, Карл, – Абель увернулся, но Карл никого не слышал, бросился к Абелю. Рука Карла со всей силы словно ударилась о стену, он сел, поджимая выбитую кисть.

– Ну, вот и первые пациенты, – сказал Абель. Он присел перед Карлом, взял его руку в свои, сопротивляться рукам Абеля было бесполезно, они не принимали никакого сопротивления.

– Не сломал, не сломал, – повторял Абель, держа запястье Карла в своих ладонях. – Не надо, Карл, я не Вебер, его пока можно лупить безнаказанно, но и это скоро пройдет.

Абель улыбался обыкновенной улыбкой, Карл перевел дух, и в этот момент Абель вправил ему запястье. Карл опять вскрикнул и выгнулся.

– Карл, что ты так нервничаешь? Пальцы в порядке, я тебя мягко отбил, а мог ведь и не мягко, и твоей великолепной фортепианной игре пришел бы конец, а может, ты бы и отлетался, что тоже было бы неплохо.

Абель повел Карла к себе. Гейнц сел рядом с Кохом.

– Вильгельм, ты что-нибудь понимаешь?

– Не ходи к Веберу, – повторил слова Абеля Кох и пошел к себе. На Коха Гейнц тоже посмотрел с подозрением и пошел к Веберу.

«Два умника! Коху еще есть, о чем говорить с этим лысым факиром».

Вебер лежал на кровати, пытаясь завернуться в одеяло. Приход Гейнца заставил его сесть и еще сильнее напрячься, чтобы Гейнц не разглядел его дрожи, решит, что Вебер его боится. В самом деле, боится, потому что говорить не говорил, но иногда, после удачных поединков, он думал, что скоро Гейнца он, пожалуй, уложит на ковер, а уж Карла будет укладывать железно. Это не значило, что он задавался, не любил своих друзей, – он любил их бесконечно, но он хотел быть равным.

Вебер не смотрел Гейнцу в глаза, а Гейнц смотрел ему в лицо неотступно, сел на стуле перед Вебером.

– Как тебе Абель? Вообще тронулся, он Карлу руку сломал или вывихнул, я не понял.

– Руку? – зачем-то переспросил Вебер. – Гейнц, я не понимаю.

– Такого никто не ожидал. Выброси из головы, разберутся, Аланд его утихомирит, старику тоже, надо думать. Что трясешься? Так ты хвастался перед ним или нет, я не понял?

Гейнц на взводе, если у Карла повреждена рука, то для Гейнца это светопреставление. Карла он учит двенадцать лет, Карл лучший в Корпусе пианист, так, как Карл играет Бетховена, его не играет никто, травма Карла – это травма самого Гейнца. Всё это Вебер успел подумать за долю секунды, чтобы окончательно умереть под его взглядом.

– Ну, и черт с тобой, а я, как дурак, ему всю душу.

Гейнц вышел и хлопнул дверью. С концертами Моцарта, которые Вебер хотел переиграть, похоже, выйдет заминка, Гейнц его на порог не пустит. Гейнц все понял по-своему, объясняться поздно и бессмысленно, доверие, которое все эти годы существовало между ними, подорвано. Даже если Гейнц будет учить его дальше, он никогда не заговорит о чем-то своем, тайном для всего мира, о своих сокровенных мыслях, не улыбнется, он будет официально холоден – это страшнее всего. Зачем Абель сделал это? Гейнц был великолепным другом, он всегда все понимал, чувствовал любую перемену не только в настроении Вебера, но любое изменение его самочувствия. Ему не надо было жаловаться, он смотрел своим пристальным взглядом и сам предлагал прерваться, если Вебер переволновался, устал, если зашумело в голове. Он столько отдал Веберу своей души, он не научил Вебера играть – он вдохнул в него музыку, как жизнь, как часть себя самого. Аланд никогда не занимался с Вебером, он полностью доверил Вебера Гейнцу. Приходил время от времени послушать, но обсуждал игру Вебера с Гейнцем только в отсутствие Вебера.