Часть вторая
Глава 24. Возвращение Абеля
После Посвящения Вебер, в самом деле, почувствовал в себе перемену. Его перестало болтать, как щепку, его деятельность стала осознанной, работа в Корпусе доставляла ему огромное наслаждение, жажда познания завладела им полностью. Поправился и восстановился он быстро, поселился у Гейнца за стенкой, и началась настоящая учеба.
Медитация с Аландом оказалась не совсем то, что он переживал в детстве и что здесь привык называть этим словом, это была работа, только вне тела. Прежнюю медитацию Вебера Аланд называл «безмозглой» и отправлял Вебера заняться ею, если Вебер не мог успокоиться после впечатлений прошедшего дня, а впечатлений было много.
Гейнц занимался с Вебером музыкой: фортепиано, клавесин, потом добавился орган, любимый инструмент Абеля, и стал для Вебера он тоже стал любимым. Через три года Вебер сдал второй том ХТК, играл он уже много и свободно. Уроки Гейнца занимали когда пару часов, когда весь день, в музыке, как в единоборствах, тоже была своя медитация. Все шло через неё, ею начиналось и завершалось, Вебер освоил несколько её разновидностей и быстро, легко овладевал любой.
В 20 лет у Вебера, как у всех, появилась своя машина, спасибо Карлу, Вебер знал ее устройство и великолепно мог ездить на ней.
Он делал поразительные успехи в точных науках. Спать было жаль, некогда, но не было и необходимости, медитация снимала напряжение дня, и пара часов «безмозглой» медитации возвращала силы, энергию и спасала от намека на переутомление. Он бегал уже лейтенантом, сдав все экзамены в офицерской школе. О дефекте в его ногах в комиссиях никто даже не заподозрил, полосу препятствий он преодолел, обогнав всех с большим отрывом. В зале единоборств его гоняли немилосердно, но он был благодарен и всех любил.
Вебера в Корпусе считали математиком, Аланд занимался с ним сам, с ним занимались Кох и Клемперер, но его из всех наук больше всего пленяла музыка. Аланд и Гейнц на первом же занятии с Вебером отметили его незаурядные природные данные: память, слух, руки, но он готов был ещё и все время отдавать музицированию. Он выпросил разрешение все самостоятельные книжные работы выполнять у Гейнца, чтобы слышать его «рабочую» игру. Аланд позволил, сказав, что музыкальный кругозор Веберу расширить не помешает. Гейнц не возражал, в присутствии Вебера ему даже лучше работалось. Вебер шел такими темпами, словно давно умел играть и вспоминал руками, как это делается, и вспоминал быстро. Музыку он чувствовал тонко, в нем от природы было чувство меры, что при страстности его натуры было удивительно. В его игре даже на самых первых этапах обучения было столько простоты и благородства, что Аланд через год уже выпустил Вебера играть на Рождественском концерте в присутствии Анны-Марии, отца Адриана и Ленца. Ленц пожимал плечами и спрашивал, где Аланд берет таких способных учеников, да еще и не лоботрясов, и почему к нему в Школу музыки приходят или трудолюбивые бездари, или способные разгильдяи?
Прошло три года. Об этом Вебер не говорил ни с кем, даже с Гейнцем, Вебер все с большим нетерпением ждал возвращения Абеля. Он посматривал на себя критически в зеркало, пытаясь понять, изменился ли он за эти три года, и что Абель скажет, когда ему расскажут об успехах Вебера, о том, что он ни разу не заболел, ни разу не упал неудачно, что он был прилежным, старательным, выполнял все, что требовалось. Он может играть на рояле, на клавесине, и уже свободно перемещает ноги на педали органа, это для Вебера была сложнее всего, мануалы он освоил легко.
Прошел декабрь, январь, Абеля не было. Вебер решился спросить об этом у Аланда. Аланд ответил, что Абель задержится еще на три года, работается ему хорошо, он не хочет прерывать обучение, и, видя, как Вебер мгновенно расстроился, тихо добавил:
– И ты пока поучись, у тебя хорошо получается.
– Почему он не приезжает?
– Возможно, он сосредоточился на своем Вопросе.
– Какой у Абеля вопрос, мне это можно знать?
– Да, ничего секретного, Абель ломает голову над природой любви. Его вопрос, как и твой, из одного слова: твой – Бессмертие, его – Любовь.
– Что он там жениться надумал?
– Нет, Вебер, Фердинанд женится не скоро.
– Как Абель женится? Вы же сказали, что…
– Я сказал, Вебер, что пока ты овладеваешь основами медитации, жениться я тебе не позволю, про Абеля мы не говорили. А что ты так забеспокоился?
– Его так не хватает в Корпусе.
– Ты спросил, я ответил, твои размышления по этому поводу не имеют смысла, не уходи в них. Со следующей недели ты уезжаешь с Карлом на аэродром, будешь изучать самолеты.
– Когда я вернусь?
– Когда Карл скажет, что ты вполне сносно можешь поднять машину в воздух, посадить, когда Карл признает, что ты «летаешь».
– Я играть разучусь.
– Корпус военный, это не музыкальная академия, если ты хочешь в музыкальную академию, могу перевести, мирское поприще для тебя предпочтительней.
Вебер нахмурился – Аланд рассмеялся.
– Рано Абелю возвращаться, – неожиданно подвел Аланд итог.
Вебер и сам как раз думал о том, что три года безмятежной радости, абсолютного счастья едва не посыпались, как только он раздумался про Абеля и понял, что снова долго его не увидит. Вебер приказал себе не думать о нем, лучше не думать, чем вдруг сделаться недовольным, имея такие сокровища, какие он имеет.
Самолеты – замечательно, пределов восторгу не было, когда Кох «покатал» его, тогда он все бы отдал за то, чтобы научиться летать, а теперь вроде как не доволен. На аэродром ездили каждый день, вечером возвращались в Корпус. Музыка, единоборства, медитация – все осталось при нем, пребывание на аэродроме наносило ущерб книжным занятиям и теоретическим классам, но это наверстать было легче.
Три года прошли в том же священном угаре непрерывной работы. Вебер только что получил капитанские погоны и был счастлив, что теперь он предстанет перед Фердинандом капитаном. Правда, в Корпусе он так и остался фенрихом и привык к этому обращению, как к имени, так обращался к нему даже Аланд, иногда его звали Вебером, совсем редко Рудольфом.
Теперь, поглядывая в зеркало, Вебер нисколько не сомневался, что он достаточно изменился. В классах единоборств его учили по-настоящему, с ним сходились на ковре и Карл, и Гейнц. В поединках с Кохом Вебер чувствовал, что тот особенно осторожничает, но Кох дрался умно, тонко, у него было чему поучиться. Гейнц в полную силу с Вебером не дрался, Карл тоже. Несколько раз Веберу удавалось хотя бы свернуть Карла на ковер, а если Гейнц или Аланд засчитывали победу по количеству, быстроте, точности ударов, то Вебер иногда оказывался в преимуществе и этим очень гордился.
Четвёртого февраля Веберу исполнилось двадцать три, Абель так и не вернулся. Вебер очень ждал Абеля почему-то именно в свой День рождения, потому что Абель никогда не забывал никого поздравить и очень сокрушался, что не знает подлинного дня рождения Аланда. То, что насчет 350-летнего юбилея, который так можно и прозевать, Абель сокрушался в шутку, Вебер не сомневался в этом, хотя за шесть с лишним лет, что Вебер знал Аланда, Аланд не изменился. Вебер видит Аланда каждый день, он может этого и не заметить.
Вебер не стал спрашивать Аланда, когда вернется Абель, он хотел его дождаться сам, но думал он про Абеля чаще, чем следовало. Аланд не раз выгонял Вебера: придешь, когда будешь готов работать. Вебер сам чувствовал, что ему трудно сосредоточиться, Гейнц заводился, не понимая непростительных ошибок Вебера за инструментом, в задачах по гармонии; Карл пожимал плечами на очередную «галиматью», которую Вебер выводил на доске вместо решений, Вебер ошибался в классе единоборств, что было еще и опасно, так как могло повлечь серьезную травму. Гейнц приходил к Аланду с вопросом, не переутомился ли Вебер, но Аланд улыбался, уверял, что не о чем беспокоиться, и все больше загружал Вебера физической подготовкой.
Вместо класса музыки, где занимались не индивидуально с Гейнцем, а все вместе, часто при Аланде, Аланд вдруг забирал Вебера в спортивный зал и гонял до изнеможения. Драться с Аландом было невозможно, он тенью уходил от удара, а сам обычно не наносил удар, а, как щенка, хватал Вебера, и поединок заканчивался. После тренировок с Аландом Вебер падал на маты и лежал, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, потом он шел к Аланду заниматься медитацией, и силы к утру были полностью восстановлены.
