Перед казнью князь Мал перекрестил ладонью Ольгу и сказал:

– Прости ей, господи, ибо не ведает, что творит.

А перед тем как две берёзы разорвали тело князя, он успел сам перекреститься и сказать:

– Прими, господи, душу раба твоего Никиты.

– Что он делает? – спросила Ольга древлянских бояр.

– Обращается к Богу немцев, – ответили ей древлянские мужи. – Мы проиграли тебе, княгиня, потому, что наш князь Мал отверг своих богов и поверил в Бога немцев. Наши боги отомстили ему.

Вельмож древлян сожгли заживо в бане.

Шли годы, дети росли в Вышгороде, княгиня обустраивала землю Русскую. Она не ездила, как раньше князья всю зиму и собирали дань. Да и не возможно было за одну зиму объехать всю землю русскую. Теперь все данники в определённые места – погосты – свозили дань, заранее обговоренную, а доверенные люди Ольги забирали её оттуда и отвозили в Киев или другие места согласно повелениям госпожи своей. Ольга запомнила и извлекла урок из того, что случилось с её мужем Игорем. Она не хотела такого же для себя, да и считала, что древляне по-своему были правы – нельзя дважды собирать дань с одних и тех же в один год – но об этом она молчала, ибо в таком случаи её действия ставились под сомнения. А она была права – месть за мужа, это святое. Да и племя древлянское поутихло, узнало своё место.

А сыновья, родной и приёмный, тем временем росли. Святослав рос спокойным, жизнерадостным, сильным и очень своенравным. Глеб, наоборот, был застенчивым, тихим, тоже спокойным, но спокойствие его было какое-то мрачное. Братья друг друга не любили, уж очень они были разными.

В это время на западе ослабело после братской междоусобицы, и погибало славянское государство Великая Моравия. Её терзали набегами и отхватывали от неё куски венгры, чехи, поляки, немцы.

К Ольге в Вышгород прибыл из Моравии знатный вельможа по имени Илья с чадами и домочадцами и с не малой дружиной, принёс ей присягу служить верой и правдой.

Тысяча копий! Тысяча воинов закованных в броню! Ей от мужа досталось только триста. У Свинельда четыреста пятьдесят дружинников и приходилось с ним считаться, заискивать перед ним. Ей великой княгини киевской! А теперь у неё одной – тысяча триста! И есть теперь, кому в походы воинов водить.

Моравская дружина позволила княгине в кулак зажать киевскую знать и руководить державой твёрдой, не по-женски, рукой. Все прибывшие моравы были христиане византийского толка.

В князя моравского Илью она влюбилась. Пылко и страстно – всей не растраченной женской любовью. Мужа своего Игоря она не любила. Нет. Отомстила за него согласно обычаю. Отомстила жестоко. Но это необходимость, что бы другим неповадно было. А иначе как землю в покорности удержать?

Её не смутило, что у Ильи Моравского были жена и дети. Главное, что он был ей ровня. Впрочем, жена князя как-то быстро скончалась, уступив тем самым место киевской княгине.

Моравского князя смущало язычество его сиятельной подруги и он стал склонять княгиню принять христианское учение. Он говорил, что присоединить Моравию к Руси может только христианский государь, а удержать земли может только единая вера в Господа. Сначала Ольга отмахивалась, но потом стала прислушиваться.

Много на Руси было племён и народов. И удерживались они вместе только сильной княжеской властью. Какие бы справедливые законы и устроения не внедряла в своей земле вдовствующая княгиня Ольга, всё равно чего-то не хватало. Не было объединяющей силы, что удерживало бы, как удерживает соломенная верёвка в снопе жита все колоски, все народы в едином государстве. Все подчинённые земли связывало только одно: необходимость платить дань княжеской верхушки и получать за это княжеский суд и защиту. Но это всё равно, что сноп удерживать руками. Долго ли так протянешь?

Однажды в Киеве, Ольга зашла из любопытства в христианскую церковь святого пророка Илии, построенную Ильёй Моравским (поляне говорили Моравич, а по словенскому северному говору, на котором говорили русы – Муравец) в честь своего небесного покровителя. Разговорилась со священником-греком по имени Григорий. И он открыл ей истину: перед настоящим богом нет «ни эллина, ни иудея», а, значить, нет ни древлян, ни кривичей, ни полян, ни меря, ни русов. В Византии ещё больше народов и племён, но все равны и едины перед Господом и перед басилевсом – божественном императоре ромеев. Ольга с удивлением узнала, что бог ромеев, немцев и моравов один и тот же бог.

– А я думала – разный.

– Нет. Один, – ответил Григорий. – Люди исказили завет Бога, ибо греховна душа людская. Хотят люди власти и богатства. И Западная Церковь хочет не только власти над душами людскими, но хочет властвовать и над телами! Но Церковь едина!

– И какие же заветы твоего Бога?

– Всего два. Первый: возлюби Бога своего больше, чем себя самого всей душой своей и всем сердцем. И второй: возлюби ближних своих как себя самого.

– Как же это возможно?

– Возможно! И на смерть и муку крестную ради Бога пойти. И ходили, ибо Бога возлюбили более чем себя. И потому святые! И людей, которые вокруг тебя возлюбить надо, как саму себя. И врагов наипаче!

– Врагов?

– И врагов. И тогда воссияет свет правой веры на земле Русской!

– И как же сделать так, что бы он воссиял?

– Собственным примером, мудростью и добродетелью.

– Не очень-то я любила врагов своих. Убила скольких! И прежестоко!

– Грехи язычницы Ольги смоет святое крещение. Будешь аки младенец сущий: чиста и невинна.

Княгине было над чем задуматься.

Чтобы во что-то поверить, надо пройти сквозь сомнения. И княгиня Ольга шла через них, как сквозь колючие кусты.

– Вот священник вашего Бога Григорий говорит, что люди хотят власти и богатства. Там на твоей родине у тебя отобрали власть и богатство. А здесь дали.

Илья Муравец задумался, потом заговорил медленно:

– Власть и богатство нам даётся от Господа не просто так. И отбирается не просто так. Значить Господу было угодно, что бы я защищал Русь, а не Моравию. Оружие стоит дорого, поэтому и богатство надо. Но надо учесть, что одним только оружием землю удержать трудно. Земля должна удерживаться справедливой властью и общей верой.

И вскоре она крестилась. И тайно обвенчалась с Ильёй Муравецем. Явно княгиня Ольга не хотела. А иначе, зачем ей, княжне племени кривичи Прекрасе, переименованной в Ольгу, было тратить столько сил, крови и слёз, зачем нужна была эта борьба за власть, неужели только затем, что бы отдать её чужому, пусть и любимому мужчине? Власть она отдавать не хотела никому, даже сыну Святославу.

Богатая Восточная Моравия стала землёй зависимой от Киева, а рабыня Малуша – ключницей (9. Ключник (ключница), по "Русской Правде" то же, что тиун, полный холоп, но вместе с тем первый человек в домашнем хозяйстве господина, управляющий.) княгиня выполняла завет нового Бога – «возлюби врага своего». Это всё, что она могла пока дать христианскому Богу. Но постепенно, беседы с Ильёй и священником Григорием, чтение греческих богословских книг, приводили её к мысли, что Бог есть и он один, а остальные славянские боги, по сути языческие истуканы.

Присоединение части Моравии Святославу понравилось, а вот в церкви во время крещения матери – нет: и духота от горевших свечей в церкви, и мать, ходившая при народе в одной тонкой сорочке, простоволосая… И ещё что-то не понятное, тёмное пугало его в полумраке церкви. Не приняла душа его церковные обряды. А Глебу, наоборот, понравилось – он как зачарованный смотрел на церковное действие. Всё его там завораживало: и золото икон, и дрожащие пламя свечей, и многоголосое пение. Его тоже вскоре окрестили.

Глеб рос в семье княгини, как трава – растёт и ладно. И вырос он длинным и не складным. Любил стоять службы в церкви. Стоял целыми днями – и не сказать, что ничего не делает! И книги он толком не читал и к оружию был равнодушен, хотя владеть им умел.