Молоха боялись и по этой причине. Самый большой круг Ада стал самым милитаризированным. Посланцы князей готовились к объявлению войны, будучи в неведении, а Молох не спешил их разубеждать и питался трепетом, как в старые времена — подобострастием жрецов.

И угораздило Люциана надеть подвязки именно сегодня. В обычный день его приходится туда заталкивать или принуждать угрозами. А тут — сидит, понимаешь, хитро посматривает, будто испытывает на прочность. Молох и вправду чувствовал себя Танталом. И хочется, и колется, потому что уходить через полчаса после начала — пропустить стратегически важные сведения. Плевать на вежливость. Досидеть ещё минут двадцать, ударить кулаком по столу и подозвать к себе Люциашку. Зажать в углу и отругать за такой залихватский вид.

Всё равно не происходило ничего важного. Разве Молох что-то потеряет, если не увидит, как один из наглых выскочек докуривает элитную сигару? А другой — пытается не подавать вида, что у него под столом шлюха? Так себе совет. Можно было бы преподать урок хороших манер, но не хочется портить воздух количеством нестиранных штанов. Молох понимает, что такую зелень можно запугать любым резким движением. О чём думали князья тьмы? Главнокомандующий воспринимал это как глупую и весьма неудачную шутку каждый раз, когда приходил в ставку командования. Ничего. Понадобится что-нибудь на соседнем круге — он пришлёт какого-нибудь мелкого суккуба или бесёнка — и пусть развлекаются. Всё равно всю важную информацию ему добудет Слайз, и не придётся давиться опротивевшими сплетнями и смотреть на то, как молодняк красуется амбициями: у кого больше. Будь Молох даже моложе, он всё равно не воспринял бы их как достойных соперников.

Главком вновь опустил взгляд на бедро Люциана. М-м-м, подвязка… Сорвать бы к чертям галифе и взяться за неё губами. Почувствовать носом горячую кожу и на секунду потеряться в тягучих мыслях. Провести пальцами по мягоньким шрамам и вспомнить, с каким усердием он украшал ими тело генерала. Молох изучал глазами и совсем новые на лице Люциана, оставшиеся от когтей. Иногда и сам Моргенштерн задумчиво поглаживал их, когда думал. Продолговатые, глубокие. Самое интересное, что Люциан не высказал никакого упрёка и воспринял это как должное. Не то что бы Молоху хотелось, чтобы тот устроил истерику, но… О чем вообще этот генерал думает, когда гладит их? Вспоминает боль? Чувствует болезненную привязанность? Что?

Молох придвинулся и под столом протянул руку к колену Люциана. Тот повернул голову и прищурился, подперев голову, — стал ждать, хватит ли Молоха на большее. Двинется ли ладонь выше. Не прошло и минуты, как генерал почувствовал прикосновение пальцев к члену через грубую ткань. Молох решил бить Моргенштерна тем же оружием — провокацией. Как же будет неловко, если генерал вдруг смутится или резко решит выйти, прикрывая пах.

«Я тебя ненавижу», — с улыбкой и одними губами произнёс Моргенштерн, стараясь держать лицо перед советом.

«Как и я тебя», — одним взглядом дал понять главнокомандующий, пальцами обводя ореол головки.

Так Молох понял, что на Люциане под галифе, помимо пояса с чулками, ничего нет. Только подвязки, тянущиеся от середины бёдер до талии. Наверняка Моргенштерн знал, что из этого получится. Хитрый, хитрый ублюдок.

Конечно, главком уже никого не слушал — впивался взглядом в глаза Люциана и мысленно разрывал на нём одежду. Подавляемое желание выражалось в уменьшении способности долго держать человеческий облик. Главное не доводить ситуацию до состояния трещащей по швам одежды — жаль костюмчик.

Молох с каждой минутой всё сильнее проявлял истинную природу. Постепенно из головы начинали произрастать бычьи рога, а лицо — понемногу вытягиваться. Люциан понял, к чему всё идёт, поэтому сымитировал срочный вызов.

— Сожалею, господа, — поднялся мужчина, — но заседание ставки командования объявляю закрытым. Отчёты о результатах вы получите спустя некоторое время почтой.

— Но прошло всего ничего! — возмутился некто, под столом которого сидела шлюха.

— Вы и слова не сказали, — с нажимом бросил Люциан и, собрав документы, вышел.

За ним вразвалку отправился Молох, постепенно принимая настоящий демонический вид. За поворотом он скинул дорогие сапоги, чтобы не разорвать их копытами — всё равно вернутся с чьей-нибудь помощью по адресу: штаб же. Когда Люциан обернулся, чтобы бегло пофлиртовать с ним, то едва не подскочил от неожиданности. Перед ним стоял демон, всё также похожий на легендарного Минотавра. Только вряд ли на мифическом полубыке-получеловеке на последнем издыхании держались галифе. Молох шумно дышал, и Люциан ощущал дыхание даже стоя в полутора метрах от него.

— А ты меня не порвёшь? — полушутливо, полунастороженно поинтересовался генерал.

— Не гарантирую, — Молох прижал его к стене, и Люциан оказался в тесной и маленькой тюрьме, почти состоящей из демонического тела. Две крупные шерстистые руки с когтями, мощная грудь — ну и, конечно, холодный камень стены.

Почему-то Моргенштерн не почувствовал страха. Наоборот, в голове стали появляться идеи, как можно удовлетворить такого монстра без угрозы оказаться с порванной задницей. Люциан — демон, однако не всемогущий и не настолько мазохистичный.

— Неужели ты хочешь взять меня здесь? Чтобы все увидели, что я придумал для тебя? — хитро спросил генерал, погладив грудь Молоха. — Думаю, на постели было бы гораздо удобнее. Ты бы лёг, а я — хорошенько тобой занялся. Жаль, что ты запретил телепортироваться — я бы очень хотел прямо сейчас оказаться у тебя коленях.

— Можешь не стараться, шпион, всё будет как прежде, — хмыкнул Молох, массивной бычьей мордой прижимаясь к плечу и шее Моргенштерна, вздрагивавшего от дыхания. — Но идея с постелью мне нравится. Думаю, я могу позволить себе телепортацию.

— И нарушить установленный собой же закон? — подняв брови, поинтересовался Люциан.

— Доиграешься с дипломатией, — назидательно произнёс Молох. — Тебе ещё долго учиться разговаривать со мной. Замолчи, если не хочешь, чтобы я взял тебя здесь.

— Не хочу, — Люциан носом ткнулся демону в щёку и рукой попробовал нащупать член — тот стал гораздо больше обычного. Пока сам Моргенштерн пребывал в облике человека, нечего было и думать о проникновении.

Молох, единоличный владелец права перемещаться по Второму кругу без помех, перенёс генерала в их дом на Восьмом. Люциан опомниться не успел, как очутился на постели. Главком зверем бросился на него сверху. Генерал даже задуматься не успел о забытой отчётности, оставшейся в штабе вместе с сапогами.

— Чем ты порадуешь меня сегодня? — часто дыша, прорычал Молох, став с жадностью рассматривать лежащего под ним генерала.

— До сих пор чешущейся от галифе задницей, — фыркнул Люциан, и главком заткнул его: погладил по щеке и большим пальцем проник между губ, начав развлекаться им с ретивым языком.

— Как смешно, — шёпотом прошуршал Молох и другой рукой проник под пояс чулок — оттянул его и почувствовал податливое тело.

Моргенштерн укусил его за палец с ехидным взглядом, взялся за рога и выгнулся в спине, будто уже оседлал мужчину. Это раздразнило Молоха, и он быстрым, сильным движением перевернул генерала на живот. Люциан замер от лёгкого испуга, поскольку сразу подумал, что Молох проучит его самым любимым способом — жестоким. Он ждал, когда большой член начнёт рвать его.

— Страшно? — инфернальным голосом поинтересовался главком, головкой прижавшись к кольцу мышц генерала.

Люциан лёг вполоборота и погладил его по шерстистой щеке.

— Целым я тебе нужнее, — и другой рукой провёл вдоль своего тела.

— Правда что ли? — снисходительно хмыкнул Молох и ткнул генерала лицом в подушку. — Не делай вида, что изучил меня. Может, ты и научился хитрить, но ты всё ещё меня не знаешь. От страха избавляет знание. Судя по поджавшимся бритым яйчишкам, у тебя его недостаточно, — главком опустился чуть ниже и замолчал, чтобы провести языком влажную дорожку от затылка до поясницы. — Ну, подцепил меня на крючок, поймал — и иди до конца. Не трясись.