Моргенштерн слегка выпятил бёдра и упёрся локтями в постель. Он выглядел довольным собой.

— А что если это то, чего я добивался?

— Сучка, — прошептал Молох, будто признав поражение, — Люциан так и не понял, победил ли он.

Последствия стали приятными. Главком поглаживал генерала по крепким ягодицам, оттягивая нейлоновые подвязки, и кусался, и оставлял ранки от когтей. Люциан кусал костяшки пальцев, не издавая ни звука. Молох же упивался напряжением в теле Моргенштерна. Мышцы сжимались, твердели, и было за что пожёстче и побольнее ухватиться. Генерал вздрагивал, жмурился, но молчал.

— Значит, любишь побольше, — с удовольствием произнёс Молох, поднимаясь и проводя ладонями вдоль спины Люциана. — Маленький, жалкий Люциашка, а любит рослых, здоровенных демонов, которые могут размазать его в мгновение ока.

Влажным от смазки членом Молох начал скользить между ягодиц генерала. Люциан закусил губу и прижался щекой к подушке. Почему-то ему захотелось выгнуться ещё сильнее.

— Поэтому, наверное, я нашёл самого большого, кровожадного и… горячего, — усмехнулся Моргенштерн и губами коснулся запястья Молоха — руками он упирался в постель, и ладони были недалеко от лица Люциана.

— А мне достался самый маленький и жалкий, — хрипло засмеялся главнокомандующий ему на ухо, на что Люциан завозмущался и попытался укусить его за губы.

— Скотина, — сквозь смешок выпалил Моргенштерн и вздрогнул, когда головка члена проскользила по яичкам.

— Ты не даешь мне вытрахать тебя и всё лежишь в этой человеческой оболочке — и скотина я? — когти Молоха царапнули генерала по соскам.

Шумно дыша, Люциан обернулся и хмыкнул.

— Ещё скажи, что она тебе не нравится.

— Нравится, — кивнул главком. — Насколько может нравиться карнавальная маска.

— Не люблю я свою козлиную рожу, — нехотя ответил Моргенштерн, будто признавался в чём-то очень личном и довольно постыдном. — И как ты себе представляешь сочетание моей рожи и этих чулок?

Молох промолчал и вместо этого начал мастурбировать генералу. Поначалу медленно, терпеливо, но затем всё быстрее и настойчивее. Моргенштерн с подозрением поддавался ласкам. Почти готовый кончить, он прижался поближе к демону, но тот неожиданно остановился — когда Люциан оказался почти на пике.

— Ах ты ублюдок, — Моргенштерн, расчувствовавшийся и часто дышаший, сердито посмотрел на ухмыльнувшегося Молоха. Злость и обузданное желание надломили целостность человеческого облика Люциана. Он постепенно приобретал форму, которую так не любил. Увеличивался в размере, покрывался шерстью и почти не открывал глаза — чувствовал, как голова становится козлиной и венчается рогами.

— Надеюсь, ты доволен, — проворчал Люциан, не смотря на главкома.

— Тем, что ты сбросил маску? Более чем, — Молох коснулся его шеи губами.

— Я жуткий, — покачал головой Моргенштерн.

— Если ты не будешь чаще сбрасывать эту гладкую оболочку, ты окончательно забудешь о том, кто ты есть, — назидательно произнёс главнокомандующий.

— О том, что я лежу перед тобой весь как на ладони да ещё и в чулках, я бы, наверное, был не прочь забыть, — проворчал Люциан.

— Лю, — с особой мягкой интонацией произнёс Молох, заключив лицо вздрогнувшего генерала в ладони, — не будь идиотом. Если я до сих пор хочу видеть, как ты кончаешь, это значит, что тебе пора перестать валять дурака. С чего ты взял, что ты урод?

— Долгая история, — усмехнулся козлоподобный демон. — И я зря переживал о чулках: они порвались ко всем чертям.

— Это уже неважно, — произнёс быкоподобный демон. — Ты знаешь, я не люблю слащавых мальчиков. Ты уже несколько секунд играешь драму, и мой член всё ещё стоит. Плевать, что тебе и когда наговорили никчёмные ничтожества. Я возьму тебя и членом, и языком, и как пожелаю. Тебе ясно? Что бы ты ни твердил о своём уродстве. Я не вижу здесь никакого монстра. Здесь только моя упрямая как ишак принцесса.

— Из всех принцесс мира ты выбрал ту, что с козлиной головой. Мои аплодисменты, — ехидно произнёс Люциан.

Молох устал говорить и поцеловал демона с языком. Они соприкоснулись возбуждёнными членами, и в голове каждого помутилось. У Люциана — от осознания, какой могущественный и массивный мужчина ему достался. Молох — от понимания, насколько на самом деле Моргенштерн любит переживать. Его генерал боялся ему не понравиться. Да, они уже видели друг друга «голыми», но в совершенно других обстоятельствах. Тогда не было времени задаваться вопросами, они не были женаты и вообще всё происходило в других условиях. Люциан превратился тогда, чтобы оказать сопротивление, а не отдаться. Наверное, похожее чувство испытывают арабские девушки, снимая паранджу. Одно дело, чтобы она не мешалась, но совсем другое — чтобы открыть тело избраннику.

Молох облёгченно вздохнул, когда наконец проник в Люциана. Он кончил между его ягодиц и со скользким звуком медленно и с наслаждением проник. Моргенштерн обмяк и замер, позволив главнокомандующему развести его ноги, тоже оканчивающиеся копытами, как можно шире. После пары движений член генерала начал пульсировать и крепнуть. Молох коснулся головки пальцами, и Люциан задрожал.

— Мне кажется, или ты стал чувствительнее? — шумно дыша, спросил главком.

Моргенштерн закрыл глаза, усмехнулся и ладонью отвернул Молоха от себя. Тот засмеялся и начал с усердием кусать ладонь и когтистые пальцы. Движения бёдер стали сильнее, и генерал тихо завыл, завёл руки назад и начал покачиваться в ритм. Член демона пружинил вместе с ним и сочился смазкой.

Люциан прикрывал своё жуткое лицо, чтобы не отвратить Молоха тем, как оно искажается от удовольствия. Главнокомандующий наклонялся, губами касался ладоней.

— Если я отрежу тебе руки, станет сложнее прятаться. Но ты же этого не хочешь? — терпеливо и благосклонно поинтересовался он. — Откройся. Чем дольше я смотрю на тебя, тем сильнее хочу кончить. Иначе мы так всю ночь пропыхтим.

— Всю ночь? — заинтересованно хмыкнул Моргенштерн. — Я не против.

— Всю ночь иметь тебя под хвост, — фыркнул Молох.

В отместку Люциан опять схватился за его рога. Главком добился чего хотел и поцеловал его одним языком.

Вообще, демоны почти никогда не занимались сексом, принимая истинный вид. Все гнались за гладкой и приятной кожей, отрицая свою природу. Рассчитывали уподобиться прекрасному Люциферу, но на деле — подражали людям, пусть и не признавали этого. Иметь демона в его настоящем виде — либо в высшей степени унизить, либо в той же степени поселиться в его душе. Если всё добровольно, то это подобно людскому оголению, в то время как весь секс до этого — самолюбование двух незнакомых масок. Чувства защищены очень надёжно, а без них — всё как слёзы человеку без кожи.

Люциан крепко держался за плечи Молоха и тихо стонал ему на ухо, ощущая невыносимый жар. Потные и запыхавшиеся, упивались друг другом. Со стороны это выглядело, как борьба двух самцов из хищного и жуткого животного мира. Чтобы у Люциана не находилось времени для воспоминаний о своём якобы уродстве, Молох регулярно целовал его одним языком. Хватало звонкого шлепка, чтобы Моргенштерн вздрагивал и тут же ближе прижимался к главнокомандующему.

Молох лёг подле Люциана позже обычного и чуть более уставший. Он насытился на тот случай, если в следующий раз Моргенштерн заупрямится открываться. Руки как-то сами оказались на его животе, и Молох почувствовал остатки не до конца разорвавшегося пояса.

Люциан приходил в себя медленно. Он не мог понять, почему Молох смог кончить в такого уродливого и совсем не симпатичного демона?

— Так с чего ты взял, что ты страшный? — тесно прижимаясь к генералу, поинтересовался главком.

— Да ерунда… История того не стоит.

— Я найду способ тебя разговорить, пусть и не сейчас, — промурчал главнокомандующий со знакомой садистской интонацией.

— Я никогда не занимался сексом… так, — тихо начал Люциан. — Как-то так сложилось, что я и отца в его настоящем облике не видел. Может, ты и прав, я слишком привык к такому, людскому виду. Демонический облик всегда считался чем-то не очень похвальным. Я только для драки становился собой. Козлиная морда никогда не ассоциировалась у меня с чем-то эротическим.