— Ты чудовище.
И раздался гром. И сверкнула молния. Люцифер почувствовал, как его разорвало на части, обожгло едким пламенем и крепко приложило об землю. Она жадно проглотила его, перенося сначала в жуткое пекло, затем — в изголодавшийся лёд. Денница оказался в совершенном новом пространстве — сделанной по заказу самим Демиургом пятизвездочной по шкале садизма темнице.
Первые несколько веков падшие ангелы, осваивающиеся в Аду, слышали под ногами пронзительный грудной вой, леденящий душу. Это скорбел Люцифер. Единственным, кто не выдержал этой пытки, оказался Вельзевул.
Он пришёл в подземелье к заточённому Люциферу, испуганному, отчаявшемуся, разбитому, заплаканному. И умыл ему лицо талой водой.
— Тише, всё хорошо… Только вслушайся в эту тишину, Люцифер. Мы свободны. Ты решился. Ты освободил нас.
— Он… Чудовище, Вель… — сипло твердил в бреду Денница.
— Я знаю. Когда мы увидели, что он с тобой сделал, то дали бой, — продолжил Вельзевул тихо и методично, как воспитатель. — Он смотрел, как мы бьёмся, а когда наскучило, то сбросил нас следом. Поверь мне, я знаю, что ты чувствовал.
— Где… все? — прохрипел Люцифер.
— Там, — демон кивнул наверх. — Осознают, что произошло.
— Они не придут сюда? — падший ангел начинал привыкать к предательствам.
— Тебе предстоит стать нашим Владыкой, так что им придётся прийти, — с нажимом произнёс Вельзевул. — Мы уже присягали тебе, осталось назначить наместников.
— Этот лёд…
— Его не разбить, — оборвал его Вельзевул резко, а после — тихо прибавил. — Прости.
Люцифер закричал, что было сил, от боли и гнева. Вельзевул не стал мешать. В крике сконцентрировалась вся тоска, злоба и ненависть. Отчаянный вопль рвал душу. Вельзевул сидел, ссутулившись, на глыбе льда, рядом с лицом Люцифера, и молчал. Эхом осколки души Денницы отскакивали от стен, возвращаясь к нему.
— Я придумаю, как тебя освободить, — спокойно прошептал Вельзевул, когда Люцифер притих.
— Почему, Вель? Почему всё это произошло?.. — рыдая, вопрошал Денница.
Вельзевул вздохнул. Ему было нелегко критиковать того, кого он глубоко ценил и уважал.
— Тебе не следовало путать карты Творцу. Думаю, ему не понравилось, что ты делал с людьми. Во что ты превратил Лилит. Понимаю, что это была ревность, но она ослепила тебя. Трон стал последней каплей. Михаил с упоением ждал возможности сбросить тебя с пьедестала любимца, ведь Демиург никому столько не прощал, как тебе.
— Неужели… Он всё-таки…
— Он любил всех, — пожал плечами Вельзевул. — А те, кто любит всех, не любят никого. Тебе всё равно повезло больше, чем нам.
— Почему? — Люцифер пытался проморгаться, чтобы демон не расплывался у него перед глазами. Вельзевул мягко провёл пальцами по глазам Денницы, утирая тому слёзы.
— Потому что Демиург сохранил тебе твою красоту.
Вельзевул спрыгнул с ледяной глыбы, и хватило нескольких секунд, чтобы прекрасный ангел обратился уродливым существом, похожим на мерзкое насекомое. Красивые руки стали склизкими лапками, изящное тело — перепончатым брюшком с сетчатыми крылышками за спиной. Очаровательная голова — отвратительной мордой навозной мухи.
Люцифер застыл в испуге, но ничего не сказал. Вельзевул не стал его мучить и вернулся в прежнее состояние.
— Мы будем скрываться, но от себя настоящих не уйдём никогда, — с сожалением подытожил Вельзевул. — В отличие от тебя. Может, Демиург ещё захочет полюбоваться тобой.
— И вы все… теперь такие?
— Нет, — покачал головой демон, — каждому достался свой уникальный облик. Тут Демиург поработал на славу. Все виды уродства под стать цирку.
Люцифер стиснул зубы и зажмурился, снова начав дёргаться во льду. Ему хотелось вырваться и отплатить Демиургу. Чудовищу, обрёкшему их на такое жалкое существование.
— Не трать силы, — посоветовал Вельзевул. — Это бесполезно.
— Тогда… Я хочу, чтобы ты был моим наместником там, наверху, — выпалил Денница, часто дыша. — Мы наберёмся сил и поднимемся наверх, чтобы отплатить этому монстру. Я сколько угодно готов ждать, чтобы заставить его валяться в моих ногах.
— В тебе говорит жажда мести… Что ж, — повёл бровями Вельзевул, — надеюсь, она скрасит твоё пребывание здесь. Нет, не смотри на меня так. Я тебя не брошу. Я буду навещать тебя. Сам понимаешь, что сидя здесь сложно налаживать дела в Аду. Одно я тебе обещаю точно: это будет нечто прекрасное. Когда я придумаю способ освободить тебя, будет на что посмотреть. Придумаю, не сомневайся.
— Если я выберусь отсюда… Я отплачу тебе по достоинству, Вель, — Люцифер был тронут таким вниманием.
Вельзевул впервые улыбнулся. В улыбке блеснуло что-то хитрое и снисходительное.
— В таком случае, пожалуйста, не сойди с ума до тех пор, пока я что-нибудь не придумаю. Сумасшедший, ты принесёшь мало пользы новой цивилизации, которую мы воздвигнем.
— Единственное, от чего я сойду с ума — сладость мести. И пьянящий вкус победы.
Вельзевул вышел из пещеры, чувствуя на себе жадный взгляд Люцифера, до смерти боявшегося одиночества. Ему искренне хотелось верить, что желание возмездия поможет падшему ангелу продержаться хотя бы немного, прежде чем безумие застелет его разум.
========== Оказия 1: На кой чёрт я его искал? ==========
Люциан почувствовал острую боль от удара стека и замер. Звякнула цепочка от ошейника, за которую его держал Молох. Он любовался своим подчинённым. Смотрел так, будто ждал, когда он начнёт умолять и вырываться. Цепь начнёт бешено звенеть и смешиваться с руганью и мольбами.
Удары стека становились всё более сильными и колючими. Люциан стискивал зубы и шумно дышал носом. Он сидел напряжённый, с идеально прямой спиной, будто к ней привязали прут. Связанные за спиной руки затекали, и Люциан периодически шевелил пальцами, чтобы убедиться, что они к чёртовой матери не отсохли.
Молох особенно сильно ударил Люциана стеком по щеке, но тот не сдвинулся и стерпел. Начал сверлить мужчину волчьим взглядом, на висках вздулись вены. Он старался не сутулиться, чтобы не радовать Молоха возможностью сломаться. Позвоночник, он же внутренний стержень, не должен сломаться под натиском домашнего тирана.
У Молоха начищенные до блеска ботинки, пахнущие так же горько, как ремень на поясе и ремешок от часов. Неизменно, изо дня в день, он надевает вариации одного и того же чёрного костюма, который когда-то принял как шаблон. Молох похож на гангстера, делающего вид, что ничего криминального под покровом ночи в его кабинете не происходит.
Непослушные вьющиеся волосы он собирает в хвостик и кое-как приглаживает, будто так он обуздывает свою свирепость, чтобы приберечь её на потом. Люциану приходят на ум ассоциации с языческим богом войны, изо всех сил старающимся слиться с миром смертных. Арес накидывает капюшон на голову и надеется, что греки не узнают его. Одного бог войны не учёл: только идиот не обнаружит горящих жаждой крови глаз под мраком мешковатой ткани.
— Всем бы твоё упрямство, Люциан, — усмехается Молох, присаживаясь на край стола и закуривая. Стек он на время положил рядом с собой. Дал себе время полюбоваться избитым и потрёпанным мужчиной.
За спиной Молоха представал головокружительный вид на раскинувшийся мегаполис. Огромное, во всю стену, окно будто демонстрировало феодалу все его владения. Словно Молох хотел знать, что происходит в каждой улочке вычищенного от грязи, но не от пороков большого города.
— Ты бы не успевал за каждым упрямцем, — ехидно улыбнулся Люциан и поднялся на ноги, пошевелил руками. Он встал так, будто нарочно демонстрировал своё тело не одному Молоху, но всем тем, кто расстилался там, внизу, за стеклом.
Молох приподнял брови, восприняв это как своеобразный бунт, и хлёстко ударил Люциана по бедру, вблизи от паха. Тот вздрогнул и сделал громкий вдох, пожевал губу. Подождал, пока боль пройдёт. Молох приманил его пальцами к себе и широкой шершавой ладонью погладил по красивому тренированному телу.
— Вряд ли тебя до сих пор не убили только из-за твоего хорошего личика, — насмешливо прошептал мужчина и припал губами к шее любовника.
