— Какие могут быть дела у того, кто так и говорит своим видом «возьми меня»?

Молох улыбнулся, понимая, что разница в возрасте иногда имеет особенно большое значение.

— А разве это не прекрасная возможность пустить в глаза пыль, а потом выпустить кишки через горло?

Генерал улыбнулся, поскольку ему стало неловко. Люциан будто упрекнул себя за то, что забыл, с кем говорит. Облик действительно вводил в заблуждение. Моргенштерн понимал, что это не тот случай, когда заваливаешь кого-то, и он послушно под тобой стонет. Нет. Это случай, когда ты вдруг забыл, на каком лезвии балансируешь, а потом однажды просто не проснулся. Генерал вспомнил и закрепил, что не сможет и пальцем тронуть Маркуса, пока тот сам этого не захочет. Получается, в ту ночь Молоху хотелось, чтобы Люциан показал, на что способен. От этого Моргенштерну стало теплее. Он будто вдохновился тем, что обратили внимание на его мужественность. Если Маркус так отчаянно кусался, значит, эксперимент прошёл успешно. Однажды он попросит ещё.

— Хватит мечтать, — оборвал его Молох. — Это делает тебя ещё большим романтичным кретином. Даже в таком состоянии я всё ещё гораздо взрослее, чем ты, — в голосе читались лёгкое пренебрежение и самодовольство.

— И не думал с тобой соперничать, — примирительно поднял руки Люциан. Этому поспособствовал и тот факт, что на кухне стояло ещё очень много ножей. Мало ли.

— Правильно, — кивнул сам себе главнокомандующий. — Ты как хочешь, но чтобы вечером был в строю. Место встречи я назначу ближе к шести. И да, скажи Слайзу, чтобы убрал этого мудака, — Молох кивнул на труп. — Я хорошо повеселился, надеюсь, таких ослов ещё много.

Маркус ходил по квартире и собирался. У Люциана опять разыгралось воображение, и он его почти не слушал. Чтобы дать понять серьёзность своих намерений и вновь напомнить, где и кто они, Молох вытащил из головы трупа нож и приложил его к щеке Моргенштерна.

— Думай о деле, — назидательно приказал Молох и вручил Люциану нож. Генерал усмехнулся.

— Почему тебе так не нравится, что я думаю о тебе?

— Потому что меня тошнит от романтики, — поморщился Маркус. — Заканчивай с этим. На работе ты мне будешь нужен как убийца, а не как влюблённый академист.

— Да, сэр, — шутливо кинул Люциан и так же несерьёзно отдал честь.

Молох покачал головой. Глядя на генерала, он день ото дня убеждался в том, что мужественность и брутальность зависят не от позиции в сексе.

***

Дела, ожидавшие главнокомандующего, начались с посетителя в кабинете. Это был репортёр газеты «Пекло», жаждавший взять у Молоха интервью. Тот сидел с самым мрачным видом, раздражённый назойливым журналистом, и пересчитывал содержимое кейса, которое намеревался вскоре передать Маммоне. Периодически Маркус переводил взгляд на Слайза, лишь качавшего головой в ответ, мол, «участие в жизни общественности, сэр».

— Скажите, с чем связано ваше омоложение? — смело поинтересовался репортёр, готовый записывать каждое слово.

Главнокомандующий вновь посмотрел на Слайза, будто спрашивая разрешения разнести этого юнца на тысячу кровавых ошмётков. Секретарь строго кивнул, что должно терпеть.

— Поддерживаю Люцифера, — пряча иронию, ответил Молох, делая пометки в блокноте. Банкноты беспрестанно шуршали в его руках, и он всеми силами старался не сбиться со счёта.

— Так вы ради него омолодились? Невероятно! — воскликнул парень. Конечно, это значило, что вскоре появится много слухов и газетных уток о том, что Молох крутит роман с Люцифером за спиной своего мужа. Ну, тогда появится достойный повод кого-нибудь разнести, а пока — сидеть и терпеть.

— Какой ещё угол моего ящика с грязным бельём тебя интересует? — оторвался Маркус от своего занятия и поднял брови. — Может, рассказать тебе, что я делал прошлой ночью? Как я вытащил печень из-под рёбер одного идиота? Поведать?

Репортёр умолк и тут же перевёл взгляд на Слайза, как на третейского судью в споре. Секретарь смотрел одинаково сурово и на того, и на другого.

— Ещё пару вопросов, ваша милость… — тихо начал юноша.

Главнокомандующий махнул рукой, то ли отгоняя невидимую муху, то ли давая тому возможность продолжать.

— Тут сочиняют гимн Ада, и всем бы хотелось, чтобы вы внесли свою лепту, — аккуратно начал журналист. — Вот, смотрите.

Молох увидел разнообразные партийные листовки — явный признак того, как хорошо Люцифер обосновался в Аду. На листовке он обещал вести Ад в светлое будущее, вперёд к новой эре. Когда именно обещания вступят в силу, не уточнялось. А их было много — и очень громких. Маркус поморщился: как можно было верить такому сопляку.

— И что я должен сделать? — раздражённо спросил главком.

— Придумайте рифму к слову «Ад»! — вдохновился репортёр.

— Угу… — Молох кивнул и откинулся в кресле. Немного покачался. Изобразил всецелую погружённость в поиск ответа на вопрос.

Ответ был лаконичным и не терпящим возражений.

— Зад. Вон отсюда.

Собственно, поэтому его авторитет в Аду становился всё ниже, и репортёров — всё меньше. Люцифер проводил активную политическую компанию, и Молох за неимением там своей ниши оставался постепенно позади. Впрочем, он планировал вернуться, когда этот спектакль ему надоест. Но это потом. Сейчас на повестке дня был визит к Маммоне, любезно предоставившего ему кредит на освоение Верхнего мира под двести процентов.

Демон алчности — персона замкнутая и очень необщительная. Считалось, что единственный его собеседник — платиновые статуи его хранилища. Грешники кипели в раскалённом золоте, и потому всегда воняло жжёной плотью, хотя на самом деле тел не было. Вид огромного дворца с трубами, из которых струился жидкий металл, как раз выходил на такие безумно дорогие моря. Куда уходило золото дальше — вопрос, которым никто не задавался. А потому что после гигантских платиновых статуй, обилия дорогих камней и различных сокровищ голова занята сугубо простыми и близкими вещами: как бы унести побольше. Если кто-то из демонов желал ограбить Маммону, это можно было причислить к списку самых глупых поступков, приводящих к гибели. Таких даже не воскрешали, потому что объявляли круглыми идиотами.

Молох, он же Маркус, явился к Маммоне в назначенный час, ведь демон жадности — жуткий педант. Время и деньги для него неразрывно связаны. Правда, почему он до сих пор заботился о времени и не сошёл с ума — другой вопрос. Ведь Маммона со временем стал частью своего дворца. Молох спустился в помещение, полное золотых гор. Пространство между ними — коридор, ведущий к виновнику торжества. Если пройти до конца, можно увидеть жуткую фигуру, выдающуюся из стены. Уродливый демон, покрытый позолотой и камнями, с маской из драгоценностей на лице, изображающей радостную гримасу. Говорили, что она необходима, чтобы никто не видел, как жадность изуродовала его. Или для того, чтобы уменьшить угол обзора и не позволить Маммоне пожелать вас забрать в свою коллекцию и превратить в одно из сокровищ.

Словом, Маркус стоял перед ним с застывшей на губах усмешкой. Чемодан держал в руках.

— Как договаривались. Крупная валюта новыми купюрами.

Маммона со скрипом двинул головой и издал старческий стон, будто движение причиняло ему боль. Послышался смешок.

— Хе-хе… Я думал, ты не заплатишь и уже приказал расплавить платину. Что ж… В следующий раз процент будет выше.

— Люцифер и тебя просил отравить мне жизнь? — поинтересовался главнокомандующий.

— Мне плевать на него, — демон жадности пошевелил скрюченными длинными пальцами, и Молох передал ему чемодан. Тот сразу же открыл его и тихо рассмеялся шороху банкнот.

— Красивые… Вы любите танцовщиц из плоти и крови, не замечая, что эти, — Маммона кивнул на красочные деньги, — ничуть не хуже. Глупцы.

Молох усмехнулся и не ответил ему.

Маммона поднял голову.

— Давно я тебя таким не видел… И бельмо, напоминающее о твоей глупости, на месте, — заметил он, выползая из стены и опускаясь на пол. В сравнении с Маркусом он был исполином, однако тому это не доставило никакого дискомфорта. Как будто перед главнокомандующим всегда шевелятся огромные золотые уродливые статуи.