И ее саму никто и ничто не спасет, если вдруг...

 Собирая остальные вещи, убийца яростно мотнула головой, как будто пытаясь вытряхнуть из нее назойливые, полные страхом и сводящим с ума отчаянием мысли. Нужно думать, отбросив страхи мысли о других, чьи намерения она никогда не угадает, думать только за себя. Она никогда не убьет никого из своих, не нарушит Догмата. Ей нечего бояться, что бы ни сулили верящие в Ситиса, а без преступления они ничего не докажут и не смогут ни в чем обвинить. И даже если она окажется рядом с местом, где кого-то убили, то сможет доказать свою невиновность — найдутся те, кто подтвердит, она поклянется, если будет нужно... Если клятва неверной будет стоить хоть что-то для них, и она успеет произнести ее прежде, чем ей перережут горло.

 Обманчивое тепло белого неба и пушистого снега обернулось пробирающим до костей холодом, и нога, стоило шагнуть за порог, проскользнула по припорошенным снегом обледенелым камням мостовой. Громкий крик, содержания которого Спикер бы точно не одобрил, проглотила тихая безлюдная улица, и убийца, удержав равновесие, поторопилась к убежищу.

 Винсент должен был вернуться, он не уходил на охоту дольше, чем на сутки, и теперь можно было ожидать от него доброго расположения духа и внимания к тому, что она хотела сказать. Слова отыскивались с трудом, мысли все еще представляли собой комок из отчаяния и страха, но убийца чувствовала, что он выслушает, поймет и успокоит. Он старый и мудрый, знает всех братьев и сестер, найдет слова, чтобы прогнать ее страхи и даст совет. И, возможно, задание — будет повод не появляться в убежище еще несколько дней, отвлечься, а потом все решится само. Как-нибудь само, без ее участия, мирно. Надо надеяться, что мирно, как бы глупо это ни было.

 Она не заметила, как сорвалась на бег, поскальзываясь на заледенелых камнях мостовой и придерживая капюшон, без которого холод беспощадно грыз уши. Ветер, бивший лицо, глушил страх, не давал думать о том, чтобы вернуться в тепло и тишину таверны. Вечно она отсиживаться не сможет, это не стража, не наемники и не подельники, это семья. Наполненная страхом и подозрениями, но все же семья, ее семья, где ей и место.

 Дом Телендрил пустовал, и это даже обрадовало — говорить с кем-то кроме Винсента ей не хотелось, и даже босмерку, которая, вроде бы, относилась к ней вполне дружелюбно, видеть желания не было. Она задавала бы вопросы, ответов на которые она не знала сама, беспокоилась бы...и она, кажется, была из тех, кто верил в Мать Ночи.

 Коридоры пустовали, но воздух уже не казался таким давящим и вязким, как в прошлый раз. Просто тихо и довольно прохладно, и, что почти радовало Терис, никаких голосов из комнат и залов не доносилось — все или разошлись по своим делам или спали, но чутье подсказывало ей, что вампир убежище не покинул.

 — Заходите. — она не успела постучать, когда из-за дверей донесся приглушенный голос Винсента Вальтиери, и полукровка почти влетела в его комнату.

 — И где ты была? — голос, встретивший ее на пороге, вампиру не принадлежал, и сердце Терис оборвалось. Винсент, как обычно, сидел в своем кресле, обложенный книгами, зато напротив, одним своим видом убивая все ее надежды поговорить с вампиром, устроился на стуле Лашанс.

 — Добрый день, Спикер. — вопреки невиновности голос дрогнул, и убийца с сожалением подумала о невозможности уйти, сославшись на то, что ошиблась дверью.

 — Я, кажется, велел тебе быть здесь. — весь его вид выражал недовольство и некоторую усталость; убийце показалось, что до ее появления у них с вампиром был не самый приятный для него разговор, или же выплыли какие-то подробности об убийстве того брата, бросившие тень на их убежище. Что бы то ни было, спросить она не рискнула бы и при других обстоятельствах.

 — Вы велели не покидать город. — осторожно заметила она, — Я просила Мари передать Винсенту, что я ненадолго уйду. Я жила в таверне...

 — А я думал, что ты долго не захочешь бывать в подобных заведениях.

 Винсент бросил на Лашанса короткий испепеляющий взгляд, оставшийся безо всякого внимания.

 — Я учила то, что вы велели. Хозяйка может подтвердить.

 — Ты учила алхимию из официально несуществующей книги при посторонних? — лицо Спикера несколько смягчилось, но Терис от этого легче не стало — от воспоминании об орке уши начинали предательски гореть, и желание оказаться подальше от убежища набирало силы.

 — Нет, я...

 — Прекрасно, а то я уже подумал, что придется убирать свидетелей.

 — Терис, ты присаживайся, — лицо Винсента выражало крайнее неодобрение и сочувствие Терис, голос был мягок, но спокойнее ей от этого не стало. — Мари, наверное, забыла мне сообщить, но это всего лишь досадное недоразумение.

 Убийца пристроилась на краю стула — поближе к двери, невольно оставляя себе путь к отступлению, которого не могло быть. В голове стайкой испуганных птиц пронеслись сотни догадок, до безумия абсурдных. Она ничего, совсем ничего плохого не сделала, ее присутствие в таверне докажет хозяйка, а Мари...главное, не дать волю чувствам и не высказаться о том, где недоразумение, а где откровенное желание нагадить.

 — Надеюсь, книга при тебе? — ненавязчиво протянутая рука Спикера вернула Терис к действительности, и она торопливо вернула ему «Основы алхимии», скомкано пробормотав нечто благодарное.

 — Нет, ты не уходи. — облегчение, продлившееся долю секунды, убил шорох страниц, и книга была передана Винсенту Вальтиери. — Раздел ядов.

 Вампир, всем своим видом показывая нежелание заниматься этим, открыл раздел, поморщился — почерк автора резал глаза и ему, и поднял полный сострадания взгляд на Терис.

 — Вы меня проверять будете?.. — полукровка с ужасом посмотрела на Спикера, и в память настойчиво вклинилось старое воспоминание о приюте. Там, правда, проверяли ее всегда кривые вышивки, но сути это не меняло.

 — Конечно. — он невозмутимо кивнул.

 — Я правда учила...

 — Я ни мгновения не сомневался в тебе. Наоборот, я уверен, что выучила ты очень хорошо и сейчас расскажешь Винсенту все, что он спросит. — абсолютная серьезность тона могла скрывать что угодно — от насмешки до искренности, но Терис она принесла некоторое облегчение. В ее ситуации лучше было верить словам, а то,что в нее верят, говорили ей не так уж часто, точнее, не говорили вообще.

 Вампир сокрушенно покачал головой, придирчиво скользя взглядам по желтизне истертых страниц. С вопросом он не торопился, и это ожидание затягивалось, рождая крепнущее чувство, что она снова в приюте, и сейчас старый учитель начнет ее спрашивать про историю и географию Сиродила или, что хуже, правила родной речи.

 — Терис... — вампир наконец остановился, и красные глаза, полные некого чувства вины, приковали ее к месту, — Расскажи мне про...свойства семян священного лотоса, их применение, места его произрастания...для начала.

 — Священный лотос чаще всего можно встретить на озерах ближе к юго-западу Сиродила. Особенно много его на озерах к востоку от Скинграда. Предпочитает тепло и тень, цветет в конце месяца Посевов и начале месяца Середины года. Семена созревают при сохранении высокой влажности к месяцу урожая, в одном цветке их от десяти до двадцати. В различных зельях используют семена разной степени созревания. Сельвил Арети выделяет три группы семян, пригодные для зелий. На первой неделе вызревания собираются семена для зелий, повышающих иммунитет к большинству известных болезней, кроме чумы. Семена, собранные через месяц, обладают свойствами, понижающими уровень магических сил, далее по мере созревания к ним добавляется эффект снижения физических сил. Наиболее известным ядом на основе семян священного лотоса является так называемая сыворотка медленной смерти — этот яд применяется, когда нужно сымитировать продолжительную болезнь жертвы. Семена лотоса, полностью созревшие, завариваются настоем полыни обыкновенной и корня мандрагоры, сыворотку можно добавлять в еду жертвы. Как показала практика, при ежедневном применении сыворотки жертва теряет силы за три месяца, на четвертом умирает. Правда, известен случай, когда аргонианин сопротивлялся действию сыворотки десять месяцев, что обусловлено природной невосприимчивостью к ядам.