"Корнелия тоже отдали на его суд", — воспоминания промораживали до стука зубов, и верность собственных догадок подтверждалась пугающей тишиной снаружи. Даже Тенегрив как будто бы притих и перестал ломать копытами тонкий лед на застывшем в низине ручье.

 — Терис, ползи сюда.

 — Зачем?.. — интонации на грани раздражения находившегося рядом убийцы заставили забыть о том, что было за пределами пещеры, почему-то вызывая больший страх.

 — Спать. Так теплее. И мне, если во сне передумаю и решу тебя задушить, не придется далеко тянуться.

Монотонный стук копыт бил по ушам уже третий час, ледяная крошка иногда долетала до опущенного лица, царапая щеки. Это перестало отвлекать от мыслей слишком быстро, и теперь они наполнили сознание вязкими и холодными догадками, одна из которых была хуже другой.

 Ранние сумерки наступили слишком быстро после все еще короткого дня, и мгла между деревьев навевала мысли о Ярости Ситиса, с которыми уже не было сил бороться, а спросить напрямую язык не поворачивался. Услышать ответ означало бы утратить всякую надежду, хотя и без этого верить в счастливый исход событий удавалось с трудом. Спикер был молчалив и мрачен с утра, явно страдал от недавних ран, и задавать какие-то вопросы Терис не решалась, только старалась без промедления исполнять немногочисленные приказы, ежеминутно жалея об отсутствии у себя каких-либо навыков лекаря.

 "С Корнелием он тоже вряд ли много разговаривал", — чужой шепот становился все настойчивее по мере того, как темнело небо. — "Не убил на месте, отпустил в часовню".

 Терис уже не сопротивлялась догадкам, сдаваясь перед их убедительностью. Ярость Ситиса приходила сама. Не сразу, как будто бы давая время раскаяться, но после находила где угодно. Не было смысла ни бежать, ни прятаться. Особенно в ее случае. Если Корнелий, которого обучали в Гильдии, который знал молитвы, не выстоял, то она была обречена уже в тот момент, когда коснулась костяного лука.

 "И гнедую кобылу тоже брать не стоило", — сомнения росли и крепли, подводя под нарушение все ее действия в тот день, когда решимость ехать убивать Филиду взяла верх над здравым смыслом. Хотя смирение перед неизбежностью смерти близкого человека до сих пор не вязалось со здравым смыслом, и раскаяние, на которое божество отвело ей время, так и не приходило.

 Полукровка закрыла глаза, отчаянно пытаясь провалиться в сон или хотя бы сосредоточиться на чем-нибудь важном, но вместо положенных для обреченной на смерть мыслей в голову лезло что-то бессмысленное и несерьезное.

 Хорошо бы еще раз увидеть Альгу и Винсента. Что-то подсказывало, что данмерка точно поняла бы ее поступок и, наверное, поддержала бы. Может быть, снова обставив все самым несерьезным образом или вцепившись в детали. Ей бы точно понравилась подушка с голубями и розами. Наверное, стоило захватить ее с собой в качестве подарка, а не давать Спикеру выкидывать в овраг.

 Тенегрив замедлил шаг, когда глухая лесная дорога вывела к до боли знакомому и узнаваемому даже ночью тракту. Впереди — покосившееся деревянное строение таверны, справа — низина с болотом, а еще дальше едва различимо белели среди голых деревьев камни алейдских руин, где около года назад она умудрилась спалить себе волосы и часть спины. Тогда это стоило ей двух недель без нормальной работы, теперь же казалось не такой уж серьезной проблемой, как и все остальное, что бывало до ее вступления в Братство. Стража если и ловила, то чаще ограничивалась штрафом и нотациями на тему, что нельзя ошиваться около чужих домов, воровать с прилавков яблоки и залезать в чужие огороды. Пару раз стражники даже проявляли некоторое сочувствие и давали советы, бывшие, по крайней мере, логичными — найти работу в какой-нибудь таверне, мыть полы и посуду и не пытаться пополнить ряды и без того многочисленных после Кризиса бродяг, большая часть из которых не доживала до двадцати. Наверное, даже в тюрьме, откуда ее вытащил Умбакано, было не так уж и плохо, не считая лихорадки. И в тот день, когда ее дернуло взяться за Торонира, надо было бросать все и бежать еще утром подальше от столицы — все равно потом ее не слишком искали, и главным препятствием на пути к свободе был ее собственный страх перед наемниками.

 Спрыгнув со спины Тенегрива, Терис поспешила отойти подальше — конь непрестанно косился на нее алыми глазами и норовил пожевать испачканный в крови рукав. Дуплет был безнадежно испорчен, и его жалеть не имело смысла, но что-то говорило, что на нем зверь не остановится и непременно заинтересуется ее рукой.

 — Вам помочь? — Терис все же сделала шаг вперед, когда Спикер с трудом спустился со спины Тенегрива и оперся о ствол дерева, стараясь не наступать на покалеченную ногу.

 — Бери сумку и иди к таверне, я догоню.

 Тенегрив никак не отреагировал, когда Терис отстегивала от седла сумку, и ткнулся носом в плечо хозяина — не то от искренней преданности, не то чуя запах крови. Лашанс привычным движением отодвинул морду коня, и тот, освободившись от лишнего груза, потрусил в темноту лесной чащи.

 Терис замерла с сумкой в руках, с сомнением глядя, как Спикер с трудом отрывается от дерева, опираясь на трость. Собственный рост и отсутствие физических сил в очередной раз вызвали сожаление, но красноречивый взгляд убийцы заставил сдвинуться с места.

 Таверна приближалась, вырисовываясь в темноте и навевая воспоминания о полузабытой, казавшейся бесконечно давно закончившейся жизни, но сейчас эти мысли занимали меньше всего. Хорошо, если Манхейм не сильно пьян. У него должны водиться бинты и какие-нибудь лекарства, хотя бы самые дешевые вроде тех, что готовят местные алхимики. Хотя, если вспомнить, как она сама привозила им половину ингредиентов, лучше дважды подумать, прежде чем брать их.

 И не дайте Ноктюрнал и кто-нибудь еще милостивый к ней, чтобы в этот вечер у Манхейма был кто-то из стражи…

 «Мы просто не очень удачливые путники, ранили в руинах», — объяснение было заучено еще с вечера, и в него даже отчасти верилось — вид был крайне потрепанный у обоих, а окрестности Бравилла всегда славились наличием разномастного сброда, промышлявшего как контрабандой таки и относительно законным исследованием руин и пещер.

 Дверь открылась — впервые за все время без скрипа заржавевших петель, и тепло зала впервые пахло чем-то вкусным.

 — Терис?.. — голос, прозвучавший раньше, чем собственное приветствие, принадлежал не Манхейму.

 Клаудиус Аркадиа смотрел на нее широко раскрытыми глазами и медленно поднимался из-за стола, без слов понимая, что она пришла за помощью.

 ***

 — Долго тебя не было. Я думал, сгинула в каких-нибудь руинах, — непривычно трезвый Манхейм неторопливо вытирал тарелки, и стук, с которыми они вставали в ряд на полке, напоминал о давних временах, где не было ни Братства, ни Ярости Ситиса, ни постоянных страхов что-то нарушить, ни смысла существования. Правда, сейчас разговор с нордом успокаивал и не давал думать о темноте, что осталась за дверью таверны, а тепло и свет очага держали в зале, даря иллюзию защищенности.

 — Я хотела заехать, но никак не получалось. — Терис ощутила укол вины и поспешила заглушить его глотком теплого вина, впервые за все время ее знакомства с Манхеймом не отдававшим кислотой. — Вино лучше стало.

 Вино лучше, в таверне чисто, нашлась горячая вода, бинты и даже оставленная на продажу кем-то из воров одежда, которую ей выдал Клаудиус Аркадиа взамен ее собственной, заляпанной кровью и грязью.

 — Это все Клаудиус. — норд довольно усмехнулся, — Сразу видно — ученый человек. Нашел нужных людей, с деньгами что-то провернул, теперь у меня дела в гору пошли. Глядишь, к лету пристройку сделаю. А потом вообще постоялый двор отстрою. Одно плохо — стража зачастит…

 — Сейчас легионеры не тревожат?

 — Когда как. Сегодня нет, как видишь, вряд ли кто-то придет. А что, проблемы?