========== От Славика до Гнойного и Сони, часть 1 ==========
— Ты слышал? У нас будет новенький.
— В старшей, что ли?
— Чего это они? В июне выпуск, нам год остался.
Гнойный, разгоняя мелочь с лестниц, взбирался по стремянке на чердак Дома. Он ворчал как Старуха, и мысленное сравнение с этим воспитателем вызывало на его губах полуусмешку. В любой другой день он мог бы и улыбнуться даже, пребывая в хорошем настроении, но сегодня с рассвета мир словно обернулся против него. И именно поэтому он полз сюда сам, а не заставлял девчонку спускаться. Если уж Дом и вредничал, то вредничал одинаково в отношении всех. Мелких не трогал обычно, вот и сновали они везде, неразумные, шумели и выводили из себя. Даже Замай с Букером в свои худшие времена раздражали Гнойного меньше, чем эти неразборчивые детские голоса, с какого-то перепугу радостные. В такие дни вообще нельзя быть радостными. Скоро выпуск, а значит приходила пора приучать мелких к порядкам Дома, между делом подумал Гнойный.
Он поддел плечом и откинул наверх квадратную деревянную дверь, больше напоминавшую люк, и сразу же закрыл глаза рукой — на него осыпалось скопище пыли. Парень задержал дыхание и подождал, пока она уляжется. Кашлять было нельзя, привлекать внимание к этому месту — тоже, привлекать внимание воспитателей тем более. Это тайна. И она должна оставаться тайной, и Гнойный приложит все усилия, чтобы ни один человек не нашёл их здесь. Особенно этот докучающий Генерал, который очень любит появляться в неподходящее время в неподходящем месте. Бывший выпускник Дома, чтоб его.
Гнойный и сам без пяти минут выпускник. Более того, он — хозяин Дома, единственный признанный им человек. Старший, обладающий неоспоримым авторитетом, уважением среди всех и каждого (учителей не в счёт). С ним даже воспитатели считались (не в счёт этого Генерала, будь он проклят дважды). Отряхнув пыль с футболки, лица и волос, Гнойный протёр глаза и вскарабкался по лестнице на самый верх.
Под скатной крышей разместилось небольшое чердачное помещение, где было свалено огромное количество мусора и старой бесполезной утвари; в числе последней было очень много зеркал. Даже слишком много. Большие и маленькие, карманные, настенные, огромные прямоугольные, они стояли всюду: у стен, у мешков с мусором, кое-где даже подпирали балки. И в этом беспорядке в углу у маленького окошка, пробитого в наклонной крыше, стояли аккуратный столик, полочка с сервизом, куда были подтянуты провода удлинителя, старые матрасы, осыпающиеся сухими трупиками клопов, и мешки с тряпками. Сидели или на них, или на деревянном голом полу.
Но просто так забравшись на чердак, это место нельзя было увидеть. Если, конечно же, не знать, куда смотреть. Сообразительная хозяйка укромного уголка крайне умно обустроила здесь всё, скрыв своё убежище за бесчисленными фальшивыми отражениями.
— Ты создаёшь много шума, — с укором произнесла она, когда Гнойный опустил дверь-крышку обратно.
— А ты должна чаще спускаться, — бесцеремонно ответил тот, отряхнув руки. — И убираться, — пробормотал парень, рассматривая количество грязи на свой одежде.
— Если буду убираться, они поймут, что здесь кто-то есть.
Гнойный прошёл по зеркальному лабиринту едва ли не с закрытыми глазами. Он знал, что нужно обойти, где надо перешагнуть, где — наклониться, чтобы попасть в единственный уголок, пригодный для времяпровождения. Там, у окна, вглядываясь в октябрьский утренний туман, окруживший Дом, сидела девушка. Миниатюрная, стройная и ловкая, как кошка — иные сюда ни за что бы ни пробрались. Она отличалась особенно дикими повадками, но в присутствии хозяина Дома становилось послушной, какой и полагалось становиться таким, как она.
Девушка расчёсывала волосы старым гребнем, обнаруженным случайно среди этого хлама (как и всё здесь, что создавало относительный уют, пригодный лишь для детей Дома). Сквозь щели в крыше ветер продувал чердак насквозь, дыры эти были заделаны неумело распотрошёнными матрасами и завалены мешками, но здесь всё равно сквозило, а те, кто приходил сюда, всё равно сюда приходили. Гнойный упал на матрас рядом со столиком и широко зевнул. Девушка отложила в сторону гребень.
— Приходил Микки, — сказала она. — Он ищёт Сонечку. Не знаешь, есть в Доме человек с таким именем?
— Знаю, что в Доме нет никого с таким именем.
Девушка ловко перебралась поближе к Гнойному и положила голову ему на колени.
— Каково быть хозяином Дома? — неожиданно спросила она.
— Ничего необычного.
— Но ведь ты знаешь обо всём, что происходит в его стенах.
— Я знаю больше многих, но абсолютно всё неизвестно даже мне.
— Знаешь имена тех, кто уйдёт?
— Нет, но знаю всех контакторов. Только это секрет, и даже тебе я его не скажу.
— А я скажу тебе свой секрет. Микки предупредил, что в этом году это произойдёт раньше обычного.
— Что ж, — Гнойный вздохнул, — тогда нам осталось не так много времени.
В столовой на первом было оживлённо. В отражениях зеркал буднично мелькали люди, не существующие в реальности. Гнойный, грязный, как чёрт, спустился с чердака к обеду и всё время только и ловил на себе недовольные взгляды воспитателей. Впрочем, он давно не видел другого выражения на их лицах, тем более, если речь шла о нём. В общей суматохе кто-то поставил Гнойному подножку, и тот едва не запнулся. Тень, призрачная, неуловимая, шепнула на ухо, чтобы он не задерживался, и исчезла, никем не замеченная.
Все новости за последние часы Гнойный узнал у Букера за пару минут. За столько же времени он пообедал и ушёл из столовой.
— Хозяин Дома весь в делах, — пробормотал Замай, ковыряясь в тарелке. — Совсем скоро так о друзьях забудет, — с усмешкой протянул он.
Они прятали такие места. Чердак. Площадка под лестницей у запасного выхода. Закрытые душевые в конце второго этажа. Разваливающаяся стена старого сарая. Пара кладовок. И ещё с десяток того, чего просто так не перечислишь, потому что даже когда коридоры пустели, они могли заиметь свойства таких мест. Обнаруженные однажды, они качеств своих не утрачивали, обретая их вновь, когда про них забывали. Это был секрет Дома, известный лишь некоторым его воспитанникам. Не страшащимся того, что здесь происходило. Тех, кто стремился к этому, кто сторонился иных возможностей.
— Привет, — раздался сзади весёлый голос и кто-то обнял Гнойного за плечи, повиснув на них.
Прикосновение это ощущалось странно. Непроявившимся полностью — вот как о нём рассказывали. Это чувство одновременной принадлежности чему-то и вместе с тем непринадлежности было известно только таким, как Гнойный. Оно не поддавалось детальному описанию, потому что не было необходимости описывать его кому-то. Стоило заговорить с тем, кто понимает тебя, как нужда в таких словах отпадала, потому что никто из них не разбирался в себе настолько, чтобы понять, на что это чувство всё-таки походило. Гнойный мог ощущать его прикосновения, но он чувствовал их не телом. Для того, кто стоял за его спиной, телесный контакт никогда не имел особенного значения.
— Фаллен, не виси на мне, — недовольно пробормотал Гнойный, остановившийся посреди опустевшего коридора.
— Но я скучал! — раздался полный возмущения голос из-за спины. — Итак, со всеми делами наконец покончено, и теперь я весь твой.
— Тебя не было слишком долго. — Гнойный сложил руки на груди.
— И ты не представляешь, какая это морока — разносить приглашения! — пожаловался Фаллен. — Но, в общем, мы нашли парня, который откликнулся. И теперь все в сборе.
— Значит, это буду я, Хима и тот парень? — Гнойный спиной чувствовал, как Фаллен улыбается своей хитрющей лисьей улыбкой, на которую только он и был способен.
— А вот всё тебе расскажи, — промурлыкал он.
Да куда уж ещё больше секретов, вздохнул хозяин Дома. Он ещё мог понять, почему некоторые вещи прятали от остальных, но зачем их было прятать от него? Между тем что-то в Фаллене изменилось. Его прикосновения стали более… человечными, что ли?
