— Вот это я понимаю, правильный настрой! — задорно подхватил Фаллен.
— Мы не призраки, вообще-то, — проворчал Микки. — И такая ночь вовсе не единственная.
Фаллен сделал глоток и бесцеремонно вылил остатки чая Микки на голову. Тот едва не заскрипел зубами от злости и раздражения. Но Хима была с ними, расстраивать её в этот вечер не хотелось.
— Мне вот интересно, — впервые за всё время их «чаепития» подал голос Окси, — а почему никто в Доме так и не догадался разбить все зеркала? Ну, или просто занавесить их на время?
— Ты ж наша талантливая зайка, — веселясь, Фаллен чуть не взвизгнул, повиснув у него на шее. — Ты, правда, думаешь, что зеркала — единственный способ, каким мы можем проникнуть в этот мир?
***
На столах расставили маленькие ручные фонарики-переноски, работающие от батареек — электричества в Доме не было. Однако детей это нисколько не заботило — даже наоборот, они веселились, находя в этом что-то удивительно прекрасное. Для кого-то это и вовсе был не первый раз, когда ужинать приходилось без света. Только никогда ещё вперемешку с фонариками не расставляли самые настоящие свечи.
— Кто их тронет — тех сожгут, — декларировал Старуха, расхаживая между усаживающимися за столы детьми. — Тех, кто не будет гореть, прилюдно высекут.
В новые, чистые окна бил сильный ветер и крупный дождь. На всякий случай детей отсадили от них подальше, столы чуть сдвинули в проход, но на большой и просторной столовой это никак особенно не сказалось. Вместе с остальными воспитателями Чейни следил за порядком, и впервые за всё время ощущал себя будто бы не в своей тарелке. Будучи Генералом, он никогда не испытывал такого чувства.
Хозяин Дома пришёл на ужин с опозданием, излучая непередаваемую ауру гнева.
— Снова сигареты потерял, — вздохнул Замай нарастающее за спиной напряжение.
— Эй, ты что-то бледный какой-то, — глядя на Рикки, заметил Букер.
Рикки закашлялся, закрыв рот ладонью.
— Умыться бы сходил, что ли. Проводить?
Соня шла по столовой, с опаской озираясь на горящие свечи. В боку кололо, жгло. Неприятное чувство поднималось вверх, цепляясь за края шрама и будто бы растягивая их. Сквозь головокружение к горлу подступила тошнота.
Огни свечей дрожали неровно. Они толкали Соню в её воспоминания, в те, от которых она сбежала сюда, в те, где была лишь она, где никогда не было ни Славы, ни Гнойного, и их голоса на периферии сознания затихали. Он что-то сказал ей на прощание, но она не разобрала слов. Соня отшатнулась, замерев. Боль, от которой она бежала, снова дала о себе знать. Мерзкое ощущение страха накрыло её с головой. Плечи девушки задрожали, а вместе с ними…
…на столах задрожала посуда.
Рикки рухнул на пол, закашлявшись кровью. Чейни, стоявший рядом, подался вперёд, чтобы помочь ему подняться. Рикки вцепился в его рубашку и, не думая о себе, перевёл взгляд на Соню. Будто знал, что делает. Знал: нельзя дать ему помешать. Его тяжёлое дыхание, влажное, с застывшей в горле кровью, поднявшейся из лёгких, перемежалось с хрипами.
А Соня так и стояла в проходе между столами, обхватив себя за плечи, только теперь — согнувшись, так, что лица её видно не было. А, значит, не виделся в ней страх и сомнение, и усмешка, будто бы неловкая, когда Соня приоткрыла рот, чтобы глотнуть воздуха. Под тёмной толстовкой было не увидеть, как сильно кровоточит вскрытая рана.
С треском разбились стёкла в оконных рамах. Холодный дождь бросился внутрь столовой, заливая пол. Ледяные капли оседали на волосах и одежде, мочили плитку на полу и влажной завесой заполняли воздух. Задыхаясь, Рикки схватился за грудь. Чейни держал его тело в своих руках, и чувствовал, как оно перестаёт дрожать.
Джуб вскрикнул и вскочил из-за стола. Упавшая на пол свеча потухла в воздухе, с шипением обмакивая тлеющий фитиль в растёкшуюся по полу воду. Соня бесшумно опустилась на колени.
— Вот так, Сонечка, — поймал её Фаллен.
Её тело со стуком упало в лужу. Вода под ним заалела.
Рестор отшатнулся назад и спиной налетел на стену. Лишь она не позволила ему упасть.
Чейни с широко раскрытыми глазами смотрел на мальчишку перед собой. Теперь — наверняка мёртвого. И видел, как Фаллен исчезал, забирая Соню. А тело осталось лежать на полу, здесь, по эту сторону. Он увидел всё от начала и до конца. Впервые.
Чьи-то холодный руки коснулись шеи. Дождь не переставая хлестал в разбитые окна. А время вокруг них, казалось, замерло. Девочки вытаскивали крупные осколки стёкол из складок одежды и волос. Чейни не мог пошевелиться, чувствуя, как холодные пальцы пережимают горло, не позволяя повернуть голову или отвести взгляда. Всё, что он мог — только сильнее обнять Рикки, насколько в охватившем его тело бессилии он мог это сделать.
Он смотрел, как перед ними снова появился Фаллен. Как он подошёл к Рикки, пережал шею. Раздался треск и выражение лица проводника стало грустно-безразличным.
Микки резанул по горлу Чейни остро заточенным ножом.
Кровь залила тело Гены и пол перед ними.
========== Возвращение в цикл. Соня, Гаутер и крошка Ти ==========
Пустырь на окраине города обнесён высоким забором и множеством загадочных историй. Ещё год назад здесь стоял дом, а сегодня нет ничего, лишь разровненная бульдозерами земля. Кое-где на ней валяются камни, кое-где прорастает трава. Это место жители соседних домов стараются обходить стороной, странные слухи теснятся над этим пустырём, не распространяясь за его черту.
О судьбе оставшихся никому ничего неизвестно. Спроси любого — и никто даже не вспомнит, когда именно к дому приехали автобусы, забравшие детей. Как стены дома ограждали малышей от внешнего мира, так и тот пустырь ограждал память о них от лжи и искажения.
Зато кладбище за оградой работало, как ни в чём не бывало.
Десятилетние ребята из соседних домов, выбравшиеся в этот день погулять, прокрались через ограду в обход пристанища пьяного сторожа. Там, недалеко, в заборе была небольшая дыра. В аккурат со стороны пустыря, которого местная детвора интуитивно сторонилась. Дети крались меж могил, оглядываясь по сторонам и прячась от сторожа и от случайных прохожих, но в этот солнечный ясный день людей здесь не было. Крошка Ти — самый маленький из ребят — боялся каждого шороха, и Пох вёл его за собой, взяв за руку. Рядом с ними шагали Хэл, Мышь и Гаутер; Гаутер вёл всех, потому что он был единственным, кто знал дорогу.
О могилы к могиле они перебирались, рассматривая надписи и имена, спрятанные в высокой неухоженной траве, пока, наконец, не добрались до другого конца кладбища. Гаутер остановился у одного из памятников с низкой оградой, через которую легко было перебраться даже десятилетнему мальчишке, и гордо сообщил, что они пришли. Ребята завертели головой по сторонам.
— И что здесь интересного? — неодобрительно проворчал Пох. — Могилы как могилы. Ну, изрисовал их кто-то, и что?
На некоторых соседних плитах помимо имён захороненных людей были и другие странные надписи, нацарапанные чем-то острым. Гаутер удивлённо посмотрел на Поха, а затем разочарованно вздохнул.
— Опять твои дурацкие шутки! — возмутился Пох. — Всё, мы уходим! Мы больше никогда не будем играть с тобой!
— Да и больно надо! — обиженно пробубнил Гаутер.
Возмущаясь и ворча, Пох побрёл обратно, жалуясь на бесполезно потраченное утро. Ребята поплелись за ним, и только самый маленький из них не пошёл за остальными.
— Эй, Ти, — позвал Хэл, — идём. — Но крошка Ти не сдвинулся с места.
— Неужели ты останешься с этим неудачником? — крикнул Пох.
Мальчик повернулся к ним и скромно и неуверенно кивнул.
— Тогда с тобой мы тоже не будем играть!
Когда высокая трава и ограды свежих и уже старых могил скрыли ребят из вида, а нехоженые тропинки увели их прочь, крошка Ти перевёл взгляд с исчезающих спин на исчерченный белыми полосами памятник из чёрного камня. Нацарапанные на нём буквы складывались в красивое имя, но его внимание привлекло не это. На самом памятнике, закинув ногу на ногу, сидел взрослый мальчик. Он перебирал в руках кожаный ремешок и, когда уходящие ребята окончательно скрылись из вида, перевёл свой взгляд с них на мальчиков рядом с собой.
