Неловкая минута молчания. Алиса уставилась на меня, я же, не зная, что ей сказать, смотрел в землю. Наконец, Двачевская изрекла:

— Пойду я, — она отвернулась. — Посмотрю на этот сброд.

Стоило Алисе пропасть из виду, как из домика вышла Лена, она надела свое единственное белое вечернее платье и всё же решилась примерить серьги, которые ей подарил Коршаков. В руке она держала скрученный в трубочку плакат.

— Прошу, — я протянул ей руку. — Пройдёмте-с на бал.

— Конечно, — ответила она кротко и взяла меня под руку.

За всю дорогу на площадь, девочка не проронила ни слова. Она лишь смотрела себе под ноги и была погружена в какие-то свои мысли. Но, на самом деле, говорить о чём-то не возникало необходимости, я давно привык понимать её без слов.

На самой площади, колонки захватила Алиса и крутила протестные и «запрещённые» песни Виктора Цоя. Вожатой нигде не было. Мику которую согнали с пульта, видимо, не особо протестовала, если ей было и вовсе не всё равно.

Ночной покой «Совёнка» раздирала «Группа крови», пионеры гудели и шумно общались. До танцев оставалось немного времени, но Ульянка, как и раньше, носилась по площади в своём ярком платье и что-то неразборчиво кричала с набитым ртом.

Я выискал взглядом Женю, она стояла в стороне от всех в обычной форме и гневно посматривала в сторону Электроника, который беседовал с Шуриком.

«Интересно, уговорит он его танцевать? — С надеждой подумал я».

Не видно было лишь Слави и, собственно, Ольги Дмитриевны, все остальные уже нетерпеливо ждали начала танцев. С удивлением я обнаружил у памятника Генде медсестру, которая впервые облачилась во что-то, кроме белого халата. Она скучающим взглядом разглядывала пионеров.

Со стороны столовой показались и Славя, и вожатая. Они быстрым шагом, едва ли не бегом, спешили на площадь. Ольга Дмитриевна была рассержена тем, что слышала из колонок.

— Двачевская! — Грозно крикнула она. — Это что у тебя играет?!

— Что играет? — Язвительно переспросила Алиса. — То, чего вы никогда не поймёте.

— Ну-ка выключай! — Нахмурилась вожатая.

— И не подумаю, — Алиса стояла на своём. — Всем нравится, не ломайте кайф!

— Сейчас пойдёшь отсюда! — Ольга Дмитриевна силком вытащила пионерку из-за пульта. — Будешь у меня до конца смены дежурить! Поняла?!

— Больно и хотелось, — Алиса погрузила площадь в тишину и, растолкав пионеров, ушла в сторону сцены.

Мы с Леной стояли совсем рядом с вожатой, но заметила она это не сразу, только после того, как едва не натолкнулась на нас. Лена протягивала ей плакат и огорчённо смотрела в сторону ушедшей Алисы. Мне даже показалось, что ей стало жаль Двачевскую.

— Молодцы, — Ольга Дмитриевна широко заулыбалась. — Что бы мы без вас делали?

Мику вприпрыжку подбежала к пульту и начала крутить какие-то ручки, переставлять пластинки и напевать что-то себе под нос. На самом деле это даже удивительно, что в обычном советском пионерлагере имелся такой шикарный, по тем временам, микшерный пульт.

Пионеры затихли в ожидании музыки и уставились на японку, которая всё ещё что-то настраивала. В итоге через несколько минут Мику с облегчённым выдохом запустила «Битлов», которые, по всей видимости, так же не пришлись по вкусу вожатой.

— Пускай играет, — подала голос Славя. — Красивая же музыка.

— Но она запрещена, — удивилась Вожатая. — Мы даже не понимаем, о чём там поют!

— Поверьте мне, — я вмешался в разговор. — Там нет ничего опасного.

Ольга Дмитриевна простояла в замешательстве какое-то мгновение и, неодобрительно покачав головой, направилась прямиком к Виоле, которая всё так же простаивала у памятника.

Из колонок рвался «битловский» твист, и пионерия, быстро улавливая тему, пришла в движение. Самым активным танцором, бесспорно, стала Ульяна. Ей такая музыка подходила как нельзя кстати. Она, неуклюже дрыгая ногами и руками, получала неимоверное удовольствие.

Электроник и Женя стояли рядом и поначалу старались не смотреть друг на друга. Первым не выдержал Сыроежкин — он слегка толкнул её боком, на что получил болезненный удар в плечо и хмурый взгляд подруги.

Женя что-то говорила ему на повышенных тонах, но из-за шума музыки и смеха пионеров разобрать это было почти невозможно. Но в итоге оба они неуверенно двигались где-то на задворках толпы. Назвать танцем это было трудновато, но им, похоже, нравилось сие действие.

Мику испуганно вслушивалась в ритм песни и побаивалась начинать танец, она нервно топталась на месте и изредка переводила взгляд на непоколебимого Шурика, который абсолютно спокойно покачивался из стороны в сторону под такт музыки.

От созерцания дискотеки меня отвлекла Лена. Она слегка повеселела и, широко улыбаясь, взяла меня за руки. Танец наш не отличался от конвульсий остальных пионеров, но моей спутнице нравилось.

— Ты же не хотела танцевать? — Усмехнулся я.

— Немного можно, — она не переставала улыбаться. — Мне просто музыка нравится.

Дрыгались мы на протяжении получаса, а остановились только тогда, когда музыка с пластинки стихла, и площадь погрузилась в тишину. Мику бегом бросилась за пульт, снова начала что-то перекладывать и крутить.

Казалось бы, сегодня нас уже ничем не удивить, одна танцующая Лена —уже что-то сверхъестественное. Но судьба решила распорядиться иначе.

Со стороны здания клубов, ровной поступью вышагивал отец Лены, он нарядился в парадную форму, уверенно приподнял голову и приближался прямиком к Ольге Дмитриевне.

— Семён, — полушёпотом обратилась ко мне Лена. — Давай без скандалов. Такой вечер хороший.

— Это ты ему скажи, — я кивнул в сторону чекиста. — Я бы рад не скандалить.

Через минуту вожатая и Коршаков подошли к нам, и, по правде говоря, не было никакого желания общаться ни с первой, ни со вторым.

— Что, Семён, — с извечной издёвкой процедил мужчина. — Покажешь класс, продемонстрируешь, как молодёжь танцует?

— Да куда мне до вас, — нехотя ответил я. — Вы-то чаще на светских встречах бываете, не только же в подвалах лубянки, врагов народа мучаете.

После этих слов я получил предупреждающий толчок локтем от Лены, удар оказался весьма болезненным, и я схватился за место удара, зашипел.

— Эх, Семён, — покачал головой Коршаков. — Надо бы тебя на экскурсию сводить по подвалам лубянки.

— А что, — Ольга Дмитриевна не понимала наших подколок. — Это было бы весьма поучительно, можно весь отряд сводить.

— Нет, — мужчина похлопал меня по плечу. — Я думаю, Семёну нужно одному там прогуляться.

От очередного скандала нас спасла Мику. Раздался протяжный фоновый писк микрофона, который сменился радостным голосом японки.

— Сейчас, белый танец! — Мику включила всё тех же «Битлз» и вприпрыжку понеслась к Шурику.

Из колонок полилась нежная «Аллилуйя», немногие пионеры закружились в медленном танце. В том числе и мы с Леной, а также Коршаков с Ольгой Дмитриевной. Танцевали мы буквально впритык, едва ли не сталкиваясь друг с другом.

Лена сердито смотрела на меня, но со временем отошла, и всё встало на свои места. Всё стало таким, каким было в прошлый раз на пристани: тот самый слегка лукавый взгляд, проскальзывающая застенчивая улыбка и тепло…

Я и забыл, что рядом за нами пристально наблюдали её отец и вожатая, забыл, что вокруг полно пионеров, я прижал её ближе и закружил чуть быстрее, а она и не противилась, не могла противиться.

— Может, на пристань? — Прошептала Лена.

— Да без разницы, — ответил я. — Не останавливайся.

Площадь изрядно опустела, некоторые пары закончили танец раньше, потому место освободилось, и мы отдалились от взора Коршакова и Ольги Дмитриевны.

Музыка кончилась, но она была нам не нужна — мы не переставали кружиться. Но вожатая была другого мнения:

— Семён, Лена! — Кричала она. — Музыка кончилась, все расходятся.

Мы старались её не слушать и, возможно, нам никто бы и не помешал, но отцу Лены надоело это зрелище и он, схватив меня за плечо, отдёрнул от девочки.