— Брось свой пистолетик, — указал он на моё оружие. — Он тебе тут ни к чему!

Наган с грохотом упал на каменный пол; я смотрел прямиком в глаза мужчины - взгляд его был гипнотический и невероятно спокойный для такой ситуации.

— Молодой человек, вариантов у вас, увы, немного, — подытожил старик. — Или вы остаётесь тут и вскоре обретаете просветление, или же боги будут вас судить.

— Отпустите Иру, — голос предательски задрожал. — Зачем она вам?!

— Я, право слово, не хотел навредить Ирочке, — он покачал головой. — С её отцом мы были хорошими друзьями, я же её с пелёнок знаю.

— Так отпустите!

— Увы, не могу, — мужчина спустился со сцены. — Она очень много знает, да и, к тому же, мы слов на ветер не бросаем.

— Вас же всё равно найдут, — я сжал кулаки. — С минуты на минуту сюда прибудут поисковые отряды!

— Ничего, мы выкрутимся, — широкая улыбка не сползала с его лица. — С помощью наших богов, в которых вы и вам подобные, не верите.

Повисла тишина; я стоял в оцепенении, не в силах ни двинутся, ни дотянутся до лежащего на полу нагана.

— Ну, вы решили, молодой человек? — послышался голос старика. — Нам нужно проводить обряд, вы нас задерживаете.

— Я…

По комнате начал расходится газ, от которого все, в том числе и я, зашлись в кашле. Дверь резко открылась, ударившись об стену. Раздался громкий выстрел; толпа людей в тёмно-алых плащах упала на землю, закрыв головы руками. Стоять остался только участковый, который качался из стороны в сторону.

— Мордой вниз! — Послышался голос Йонеса.

Газ начал действовать на меня, и я повалился с ног - перед глазами поплыли нечёткие очертания людей в форме, которые скрутили «дядю Колю». Йонес, расхаживающий туда-сюда. Дышать стало невозможно. Я отключился.

***

Темнота. Я ничего не чувствую, не могу даже двинутся, - я словно скован цепями. Я попытался крикнуть, но и рта не смог открыть. Едва на уровне слышимости, я различал какой-то шум, топот чьих-то ног.

Это конец? А где же тогда их боги? Странно, неужели я и вправду в них поверил — наивный! Видимо, так и выглядит конец: ты скован, слеп и нем, - теперь нужно смирится, больше делать нечего.

Стоило мне примирится с участью, как щека отозвалась лёгким покалыванием. Значит, я всё же могу что-то чувствовать? Уже не так плохо. Покалывание усиливалось с каждой секундой, а шум, который я недавно еле слышал, приобретал всё больше красок. Скоро я смог различить голос.

— Коршаков! — Затем снова. — Коршаков!

Темнота рассеялась и перед моим лицом предстал Йонес. Парень хлестал меня по лицу, чтобы привести в чувство; когда же он заметил открытые глаза, то с выдохом отошёл.

— Ещё минута, и я решил бы, что ты труп, — усмехнулся литовец. — Ты в порядке? Идти можешь?

— Всё нормально, — меня пробил кашель. — Как вы меня нашли? Я же не говорил…

— А мы тебя и не искали, — Йонес сел на корточки рядом. — Командование вырвало из ближайшего села отряд НКВД. Когда они прибыли, один из этих вот фанатиков, которого они оставили в администрации, чтобы наблюдать, — раскололся.

— Где Ира? — Я с трудом поднялся на ноги.

— Вон, — парень указал на девушку.

Ира стояла совсем рядом; руки её тряслись, но на лице появилась лёгкая улыбка. Она хотела подойти, но Йонес её опередил и повёл меня к выходу.

Вокруг метались люди в форме, уводя из катакомб сектантов. Стояла полная неразбериха, как и всегда на месте преступления. Меня вновь провели по длинным коридорам. Когда мы вошли в импровизированную кухню, меня начало воротить.

Наконец, спустя какое-то время, все выбрались на свежий воздух. Небо затянуло тучами, где-то вдалеке уже громыхал гром. Я облокотился на стену одного из домиков и вдохнул полной грудью - свежий воздух дурманил после затхлости, стоящей в катакомбах.

— Спасибо, Йонес, — я пожал руку литовцу. — Дальше я сам.

— Как знаете, сержант, — он снова ухмыльнулся. — Я тогда пойду, там работы немерено, но ты отдыхай - и так много сделал!

Всё кончилось. Чувство облегчения прошлось по телу, смывая усталость и притупляя головную боль. Теперь нужно возвращаться домой - мне нужна небольшая передышка, пара выходных бы не помешала.

— Александр Евгеньевич! — Послышался высокий девичий крик.

Я повернул голову. Всего в паре метров от меня стояла Ира. Русые волосы развевались на налетевшем ветру, изумрудные глаза наполнились слезами, в руках она мяла испачканную юбку. Чувствовал ли я к ней что-то? Не знаю. Не уверен.

Я ничего не ответил, лишь посмотрел в её сторону. Ира подбежала ближе и попыталась меня обнять, но я отстранился, сделав шаг влево.

— Простите, Александр Евгеньевич, — голос её срывался. — Простите меня!

Она закричала так громко, что Йонес и нквдшники обернулись на нас. Я же, в свою очередь, продолжал молчать, глядя на её заплаканное лицо, затем повернулся и медленно направился к своей машине, оставляя Иру позади.

— Простите! — Она не двигалась с места. — Не бросайте меня! Прошу…

Я повернул ключ зажигания и, слушая тарахтение мотора, направился на выезд из деревни. В тот момент я ничего не чувствовал - ни печали, ни сожаления. И всё же, я неисправим, я — партийная машина, неспособная на простые человеческие чувства, как бы я себя не обманывал.

Мимо пронеслись: дом председателя, дом Иры, сельмаг, склады… Я уезжал, давил на газ как можно сильнее, смотрел только на дорогу, уверяя себя, что всё вернётся на круги своя, что я скоро забуду всё произошедшее.

Я снова останусь один…

========== Эпилог ==========

Горячий кофе с молоком и газета с последними сводками новостей - единственное что согревает меня зимами. На улице завывала вьюга. Не сказал бы, что в этих местах холодная зима, но утеплённую форму надевать приходится.

Аська разгадывала кроссворды и бурчала себе под нос, когда не могла справится с каким-то словом. Изредка она поглядывала на меня и качала головой. Ничего интересного в газете я не нашёл - всё слишком предсказуемо.

— Александр Евгеньевич, може, вам перекусити чего? — Спросила она. — Шо вы всё кофе своё пьёте!

— Нет, Аська, — я допил кружку. — Спасибо, я пойду.

— Всего найкращого вам, — помахала она рукой.

Холодный зимний ветер ударил в лицо. Я натянул на руки варежки и направился к своему дому - на сегодня дел у меня больше нет. Далеко по службе я, честно говоря, не продвинулся, но званию старшего сержанта всё равно был рад.

Матери дома не оказалось - видимо, ушла к друзьям. В квартире было весьма мрачно: задёрнутые шторы, выключенный свет. Я снял с себя пальто и фуражку, прошёлся по залу. Ничего в этом доме не меняется: всё те же книги, всё та же атмосфера.

Я завалился на свою тесную кровать и закрыл глаза. Мне давно ничего не снилось, даже лагеря, даже Лены. Я остро ощущал, что мне чего-то не хватает в жизни, что я должен что-то сделать. Но что?

Кого я обманываю? В голове всё ещё стоят слова Йонеса о том, что нужно было действовать, чтобы не жалеть потом всю жизнь. Я оказался слабым и глупым человеком, не тем, кем я хотел являться, - не таким я себя представлял в детстве.

Что мне делать? Смириться? Делать то же, что и всегда? Может быть. Я не уверен. Но ведь моя профессия вынуждает меня всё знать и быть во всём уверенным. Иначе, какой же я коммунист? Да, наверное, никакой. Не такой, каким должен быть…

Я поднялся с кровати и подошёл к своему столу, принялся рыться в папках с делами. Отбрасывая все неинтересные, я наткнулся на дело под четырёхзначным номером с пометкой: «Село Красное».

Я пробежался глазами по списку фигурантов дела, по именам свидетелей, подозреваемых, по описанию улик, по фотографиям. Многих, кто был причастен к похищениям, расстреляли. Но Николая Циммера, перед тем, как привести приговор в исполнение, долго пытали в подвалах лубянки - я сам за этим проследил.

Этот человек не заслуживал лёгкой смерти, и пускай из-за таких вот пыток нас принимают за садистов; я был уверен, что поступаем мы правильно.